Виктор Тихонов творец «Красной машины». КГБ играет в хоккей
Шрифт:
На этих словах Борис и его отец вскочили со своих мест и сначала принялись прыгать на месте поодиночке, а затем вместе – крепко обнявшись. А голос Озерова продолжал греметь из телевизора:
– Эспозито недоволен, бросок Ляпкина достиг цели. От синей линии, издали, бросил он по воротам Драйдена, мощнейший бросок и все увидели только, как шайба влетела в ворота канадцев…
Но игра на этом не закончилась. Впереди была еще добрая половина матча, поэтому отец с сыном снова уселись на свои стулья и уткнулись в экран. Канадцы, пропустив шайбу, бросились отыгрываться, но советские хоккеисты весьма грамотно строили свою оборону. И у канадцев стали сдавать нервы.
– Ты смотри, что они делают, подлецы! –
В другом случае еще один канадец зацепил нашего хоккеиста клюшкой между ног, но и это нарушение осталось без внимания рефери. Даже когда травму получил Александр Мальцев, канадцы не остались в меньшинстве и продолжили охотиться за нашими хоккеистами, которые на все тычки и зуботычины никак не реагировали, предпочитая не отвечать грубостью на грубость.
– Да они так половину нашей команды ухайдакают! – продолжал бушевать отец.
И тут внезапно он услышал звук, похожий на всхлип. Отец посмотрел на сына и обнаружил, что тот… плачет. Взрослый парень, которому в ноябре должно было исполниться 17 лет, плакал, сидя у телевизора от бессильной злобы на то, как канадцы жестоко обращаются с его кумирами, а те предпочитают им не отвечать.
– Борис, что с тобой? – отец положил руку на плечо сына.
Повернув к родителю лицо, с красными от слез глазами, Александров-младший произнес лишь одну фразу:
– Я им обязательно отомщу!
Пообщавшись с ребятней и раздав им автографы, Борис, наконец, позвал своих друзей и они отправились во Дворец спорта. Там как раз шла тренировка взрослых ребят, которую проводил бывший тренер Бориса и Алана Юрий Тархин. Увидев, кто к нему пришел, он оставил за себя на льду второго тренера, а сам вышел за бортик. По его лицу было видно, что он рад этой встрече, особенно с Александровым, которого не видел воочию более трех лет – с тех пор, как тот уехал играть за ЦСКА. Но едва тренер успел пожать своим бывшим ученикам руки, как их начавшееся общение было прервано громким возгласом, донесшимся с трибун. Судя по всему, это был кто-то из родителей, тренирующихся ребят, который узнал Александрова и, обращаясь к нему, громко крикнул, не вставая со своего места:
– Как тебе не стыдно, Борис – позоришь своего учителя, да и нас, земляков твоих. Такие гадости про тебя в газетах пишут, что стыдно становится.
Эти слова эхом разнеслись по Дворцу спорта, из-за чего юные хоккеисты, до этого активно катавшиеся на льду, разом застыли, как вкопанные. Они тоже узнали в пришедшем госте Бориса Александрова – их знаменитого земляка, которого теперь на их глазах подвергали публичной обструкции.
Зная вспыльчивый характер своего ученика, Тархин счел за благо не доводить ситуацию до ее обострения. Он взял Александрова под локоть и повел его в подтрибунный коридор. Анжела подалась было за ними, но Алан успел схватить ее за руку, показав тем самым, что им лучше остаться там, где они стояли. По выражению лица девушки можно было понять, что она потрясена случившемся. Ведь всего лишь несколько минут назад у входа во Дворец спорта счастливая ребятня радостно брала автографы у Александрова, но стоило им зайти внутрь, как того же самого человека подвергли столь нелицеприятной критике. Воистину от хулы до похвалы оказался всего лишь один шаг.
В коридоре учитель и ученик встали друг напротив друга и Тархин первым начал этот непростой разговор с вопроса:
– Слышал, что думают о тебе твои земляки, Борис?
– Вы тоже так думаете, Юрий Павлович?
– Скажу тебе прямо, я обескуражен. Не хочется в это верить, поскольку
когда ты у меня играл, к тебе не было никаких серьезных нареканий. Что случилось?– Просто в Москве нет таких тренеров, как вы.
– Спасибо, конечно, за доброе слово, но, может, дело в тебе самом?
Александров не выдержал пристального взгляда тренера, отвел глаза в сторону и произнес:
– Почему сразу во мне?
– Тогда в ком же?
– В обстоятельствах. Вы же знаете, что я в Москву попал еще мальчишкой – в семнадцать лет. А там столько соблазнов. А, Москва, как известно, слезам не верит. Там, либо ты победишь, либо тебя.
– Значит, ты в Москве не в хоккей играешь, а за место под солнцем борешься?
– Одно другого не исключает.
– Но, судя по тому, что о тебе сегодня пишут, эта борьба складывается не в твою пользу.
– Да разве можно судить по одной статье. Сегодня так пишут, а завтра по-другому.
– Ты, видно, Борис ничего не понимаешь. Те регалии, которые ты до этого завоевал, были авансом, который надо было отрабатывать. Причем в поте лица. А ты, видимо, посчитал, что пахать уже не надо – мол, уже всего достиг. Тебе фамилия Никифоров о чем-нибудь говорит?
Александров пожал плечами.
– Виктор Никифоров, он, кстати, и здесь, в Усть-Каменогорске, успел тренером поработать. А в конце 50-х это был очень известный нападающий, играл сначала в ЦДКА, потом в московском «Динамо». В 1956 году стал олимпийским чемпионом, причем самым молодым в команде. Однако звания заслуженного мастера спорта ему не присвоили из-за постоянных нарушений режима. Среди советских хоккеистов, олимпийских чемпионов, он был один такой. Пока не появился ты. Тебя ведь тоже с этим званием «прокатили», хотя в прошлом году ты выиграл Олимпиаду в Инсбруке. Так вот, Никифоров так и не смог справиться с соблазнами и закончил карьеру в 29 лет. Ты рискуешь пойти по его стопам, если вовремя не одумаешься.
– Жалко, конечно, Никифорова, но я – не он, – продолжал гнуть свою линию Александров. – Перед Гуреевым я извинился, выводы сделал. К тому же, Локтев ко мне хорошо относится, я ему нужен.
– Что выводы сделал, это хорошо. Главное, чтобы эти выводы были правильными.
– О чем это вы?
– О том, что ты даже в нашем разговоре причину своих неприятностей ищешь в обстоятельствах, а не в себе самом. В тебе самом корень всех проблем, пойми это.
– И что вы предлагаете?
– Признать свои ошибки и начать их исправлять. Впрячься в лямку и пахать так, как до этого еще не пахал.
– Да я уже четыре года в Москве пашу, как проклятый. Пусть молодые теперь пашут, а я отдохнуть хочу – заслужил. А что до статьи… Так любое упоминание в газете хорошо, кроме некролога.
– Я же говорю, Борис, что ты ничего не понял. Ты только на пути к вершине, а думаешь, что уже ее достиг. Корона на голове не жмет?
– Не думал я, что наш разговор будет именно таким, – в голосе Александрова слышалась обида.
– А ты хотел, чтобы я тебе комплименты раздавал? Я хоть и бывший твой тренер, но все равно – тренер. И могу говорить с тобой прямо, невзирая на то, нравится тебе это или нет. Правда – она еще никому не навредила. Надеюсь, со временем ты и сам это поймешь. А сейчас извини, мне на тренировку пора.
И тренер первым протянул своему ученику ладонь для прощального рукопожатия.
Когда Алан и Анжела вышли к Александрову, от них не укрылось, что их приятель стоит обескураженный.
– Судя по твоему лицу, разговор был резкий? – догадался о причинах перемены в настроении своего друга Алан.
– Более чем, – ответил Александров.
– Ему можно, он же тебе почти как отец, – попытался успокоить друга Алан.
– Отец бы мне таких вещей никогда не сказал.
– Может быть, зря? – подала голос Анжела.