Викторианский Лондон

Эти различия бросаются в глаза при рассмотрении заболеваемости холерой — болезнью, вызванной некачественной водой. Во время страшных эпидемий девятнадцатого века число смертей от холеры на южном берегу Темзы в три-четыре раза превышало то же число на северном. [180] В частные дома вода подавалась с перебоями, а по воскресеньям не подавалась вовсе. Бедняки хранили воду в любых емкостях, которые им удавалось раздобыть, и устанавливали их во дворе, недалеко от отхожего места. Когда вода кончалась, люди шли к ближайшей реке или каналу — разумеется, грязным, — туда же выливали ночные горшки. В Степни, бедном районе на берегу Темзы, было зарегистрировано 22 случая смерти от холеры — в стольких же ярдах находился канал Риджентс. [181]

180

S. E. Finer, The Life and Times of Sir Edwin Chadwick,London, 1952.

181

Hardy, op. cit.

Более 17 000 домов вообще не имели водопровода, полагаясь на загрязненные колодцы. В беднейших районах Лондона 70 000 домов снабжались водой из колонок — по одной на 20–30 домов, — из них три раза в неделю по часу в день текла тонкой струйкой вода. Если вы пропускали очередь или же вода кончалась, приходилось идти со своим ведром или кувшином к ближайшей колонке, надеясь на удачу. Знакомые сегодня каждому поилки для лошадей, в которых теперь растут красивые цветы, были установлены в 1859 году, когда Столичная ассоциация бесплатного питья (впоследствии известная как Столичная ассоциация питьевых фонтанов и поилок для скота) в интересах движения за трезвость начала снабжать чистой водой неимущие классы и направлявшихся на рынок животных. [182]

182

Richardson, op. cit.

Средний класс мог позволить себе хранить воду в специальных резервуарах, но даже их нередко оставляли открытыми и, следовательно, подверженными загрязнению. Во многих частных домах помимо водопровода имелись колодцы. В доме Карлейля в Челси под кухней находился колодец с насосом, им продолжали пользоваться и после того, как в 1852 году туда был проведен водопровод. [183] Обычно вода поступала по трубам в подвал или на первый этаж — «низкое обслуживание», — однако, заплатив на 50 % больше стандартной цены, вы получали «высокое обслуживание»; вода по-прежнему поступала с перебоями, но на высоту 13 футов, то есть в спальню на втором этаже. «Высокое обслуживание» требовало прокладки специальных труб, поэтому им пользовались редко. Чарльз Диккенс был одним из тех клиентов Компании Нью-Ривер, которые его установили (3 % от общего числа), в 1855 году он писал из своего дома на Тависток-сквер: «Воды, которую я получаю, нередко бывает до смешного мало, и… хотя я плачу дополнительную плату за ванну, в понедельник утром я остаюсь таким сухим, как если бы Компании Нью-Ривер не существовало вовсе — о чем я иногда страстно мечтаю». [184] Неотложную потребность улучшить водоснабжение Лондона признавали все, за исключением акционеров чрезвычайно доходных компаний по водоснабжению. Эти компании просуществовали до 1902 года, когда новое Столичное управление водными ресурсами выкупило их за сорок миллионов фунтов стерлингов. [185] Только с 1904 года вода начала подаваться бесперебойно. Прежние законы, требовавшие от компаний постоянной подачи воды, было слишком легко обойти.

183

Thea Holme, The Carlyles at Home,London, 1965.

184

Robert Ward, London’s New River,London, 2003.

185

Inwood, op. cit.

Еще одной сферой, где новому централизованному органу пришлось уступить частным интересам, было газоснабжение. Около двадцати компаний, среди которых ведущее положение занимала Лондонская компания по газовому освещению и коксу, поделили рынок между собой и отражали любые попытки правительства контролировать их деятельность; только в Сити властям удалось проявить силу и получить контроль над ценой и качеством газа, который поставляли компании. Домашнее потребление газа росло, но главной областью его применения было общественное освещение улиц. Многие улицы и мосты освещались газом, который Лондонская компания по газовому освещению и коксу поставляла с 1812 года. «Едва опускается вечер, фонарщик со своей легкой лестницей деловито снует от столба к столбу и зажигает огонь». [186] В 1846 году последняя масляная лампа на Гровенор-сквер была заменена газовой. [187]

186

George Dodd, Days at the Factories,London, 1843.

187

R. H. Mottram. «Town Life», in Early Victorian England,1934. На смену газу пришло электричество, но в Темпле газовые светильники оставались вплоть до 1970-х гг.

* * *

Отходы викторианского дома, возможно, не состояли главным образом из упаковки, как сейчас, но все же угрожающе росли. Помимо золы и угольной пыли из открытых каминов туда входили овощные очистки, кости, тряпье и бумага, выметаемый мусор, испорченная пища и сломанная мебель. Теоретически все это должны были убирать местные приходские служащие и утилизировать безопасным для здоровья способом. На деле же в бедных, густо населенных районах Ист-Энда этого не делали, и «бедняки не осмеливались избавиться от груды мусора, оскорблявшей зрение и обоняние, боясь наказания за нарушение контракта с тем, кто был обязан ее вывезти, пусть и не сразу». [188] По идее вывоз мусора должен был производиться бесплатно, но если вы хотели, чтобы его убрали поскорее, нелишне было напомнить о себе мусорщикам с помощью чаевых. [189] Они бродили по улицам Лондона парами, катя перед собой тележку с высокими бортами и выкрикивая: «мусор, ой-е!». Свои тележки они везли на одну из мусорных свалок, разбросанных по Лондону и окрестностям.

188

Beames, op. cit.

189

A. R. Bennett, London and Londoners in 1850s and 60s,London, 1924.

Мусорные свалки были довольно крупными предприятиями, на которых работало до 150 человек. «Некоторое время назад, — писал Мейхью в 1862 году, — недалеко от Грейс-инн-лейн имелась огромная мусорная свалка ценой в 20 000 фунтов стерлингов, но тогда за челдрон мусора можно было выручить от 15 шиллингов до 1 фунта». В 1848 году в Спрингфилде рядом с работным домом располагалась свалка бытовых отходов и нечистот, гора фекалий величиной с довольно большой дом и искусственный пруд, в который сливалось содержимое выгребных ям. Все это сохло на открытом воздухе и часто перемешивалось, чтобы «фабрика органических удобрений» могла вырабатывать превосходные брикеты и продавать их фермерам и садовникам по 4–5 шиллингов за тележку. [190] Еще одна мусорная свалка, «зловонные горы бытового мусора, дорожной грязи, падали и отбросов», находилась в Бетнал-Грине, пока в 1856 году баронесса Бердетт Куттс не приказала ее убрать, чтобы построить там ряд образцовых домов. [191]

190

Mayhew, op. cit.

191

Graham Storey, Kathleen and Nina Burgis (ed.), The Letters of Charles Dickens,Vol. 6, Oxford, 1988.

Нередко на мусорной свалке трудилась целая семья. Глава семейства привозил мусор в тележке, сыновья относили его матери, сгружали рядом с ее огромным проволочным ситом и сортировали: тряпье и кости шли на производство удобрений и бумаги, уголь и зола — на кирпичи, старая обувь годилась для красилен, [192] а пищевые отходы для животноводства. [193] Иногда работали вместе и женщины. Автор необыкновенных дневников Манби, питавший неподдельный интерес к трудящимся женщинам, описал «группы мусорщиц», возвращавшихся с Паддингтона, где в 1860 году была мусорная свалка. «Одна из них, широкоплечая, в толстом коричневом пальто, несла на спине мешок с трофеями — всякий хлам, собранный на свалке». [194] Пять лет спустя он увидел их опять в Кенсингтонском саду, где «томные красавицы… лениво возлежали в своих ландо в облаках бело-розовых кружев… а компания дюжих оборванных девиц металась под колесами экипажей, стараясь спасти свои конечности и мешки с золой».

192

Ее использовали при производстве берлинской лазури.

193

James Greenwood, The Wilds of London,London, 1881.

194

Hudson, op. cit.

Занятие мусорщика было прибыльным. И к тому же, уважаемым. Мусорщик Додд (прототип Боффина из романа Диккенса «Наш общий друг») имел обыкновение ежегодно устраивать чаепитие, на котором мусорщицы «нередко выглядели очаровательно», а мусорщики «в чистых блузах с лентами и цветами напоминали образцовых землепашцев». [195] Мусорщики получали хорошее жалованье: более 10 шиллингов в неделю и вдвое больше, если по ночам чистили выгребные ямы. Профессия передавалась по наследству. Ее представители подчас хвастливо заявляли, что они «потомственные мусорщики».

195

John Hollingshead, My Lifetime,London, 1895.

* * *

Еще одной примечательной чертой викторианского Лондона был туман, так называемый «гороховый суп». Хороший гороховый суп возбуждает аппетит. Лондонский «гороховый суп» был густым, желтым и зловонным. Принятый в 1956 году закон о чистом воздухе положил конец угольным каминам, извергавшим из каждого дымохода сернистый дым; на смену им пришли газ, электричество и центральное отопление, так что сегодня трудно себе представить, насколько грязным был лондонский воздух. В 1855 году Натаниел Готорн заметил, что собор Св. Павла «за годы почернел от дыма, хотя кое-где просвечивает белизна». Туман показался ему «скорее продуктом перегонки грязи… Мрак был таким густым, что все витрины освещались газом». [196] Другой приезжий, Ипполит Тэн, заметил, что «воздух наполнен желтым густым туманом… все трещины дворца, который называют Сомерсет-хаус, черны, портики покрыты сажей… даже в парках туман, пропитанный дымом, оставил следы на зелени… на фасаде Британского музея резьба на колоннах забита жирной грязью». [197] Житель Савил-роу отметил, что «в начале сентября Лондон не гаков, как в остальное время. Воздух чист, нет дыма, потому что все дома [в фешенебельном Вест-Энде] закрыты. С Пиккадилли виден Хрустальный дворец в Сиднеме». [198]

196

Hawthorn, «The English Notebooks»,in Xavier Baron, London, 1066–1914,Vol. II, Robertsbridge, East Sussex, 1997.

197

Hyams, op. cit.

198

Неопубликованный дневник Роберта Джеймса Ли. MS 3224, Wellcome Institute, упоминается в: Heather Creaton, Unpublished London Diaries,London, 2003.

* * *

Викторианская почтовая служба способна привести нас в трепет. Теперь мы рады, если в выходные дни нам хоть когда-нибудь доставят почту. Тогда же выемка писем в местных отделениях и почтовых ящиках производилась десять раз в день, начиная с девяти утра. Доставка корреспонденции в пределах центральной части Лондона, как обещалось, занимала полтора часа, а в радиусе двенадцати миль от Чаринг-Кросса — три. [199] В середине викторианской эпохи жители Лондона в течение дня могли рассчитывать на двенадцатьвыемок, по одной каждый час. [200]

199

Richardson, op. cit.

200

Неопубликованный дневник Томаса Кобба, Guidhall MS 18, 770, упоминается в: Creaton, op. cit.

Письмоносец (слово «почтальон» появилось позже) был облачен в роскошный красный мундир и черный цилиндр. [201] Начиная с 1840 года ему не нужно было, вручая письма адресату, брать с него плату: так как доставка была уже оплачена, он просто просовывал письма в специальную дверную щель. Предварительная оплата производилась с помощью покупки крошечного кусочка проштемпелеванной бумаги, которую отрезали от листа ножницами; позже, в 1853 году, была изобретена перфорация, и марку начали приклеивать к письму или конверту. Конверты постепенно вытесняли старомодный способ складывать письмо, но некоторые бережливые корреспонденты по-прежнему экономили бумагу — писали под прямым углом поверх уже написанного, так что разобрать текст письма было почти невозможно. Говорят, стоячие почтовые ящики изобрел Энтони Троллоп, служивший на почте в 1855 году, когда на Флит-стрит появился первый подобный ящик.

201

Bennett, op. cit.