Виланд
Шрифт:
Я думал не про это, но теперь такой вариант заставил меня поёжиться.
— Мне кажется, так не случится, — проговорил Димка. — Как будто, пока мы вместе, есть какая-то цепь... она меня удержит.
— Но ты же не можешь спать очень долго... А если кто-то начнёт будить тебя!?
— Ну... давай пристанем к берегу и пойдём пешком.
Это будет неправильно, подумал я.
— Потом. Сейчас течение не очень сильное, и я могу выгрести к берегу и один... Если ты исчезнешь...
Димка задумчиво смотрел на свои ладони, как будто хотел определить, насколько они настоящие.
— А... ты здесь
— Я? Ой, ты же голодный, наверно?!
— До вечера небось не помру.
— Иногда мы едим что-нибудь... Но я не помню, чтобы мне очень сильно хотелось есть.
Я расспрашивал Димку о том месте, где он живёт по-настоящему. Потому что, объяснил я, вдруг мы сможем встретиться наяву.
— Кажется, село называется Верхнее... где я живу. — Димка озабоченно нахмурился. — Или нет... Я иногда думаю, будто я живу в городе, но чаще, что в селе. Когда оказываешься здесь, ту жизнь вспоминать так же трудно, как сны. Если бы мы могли проносить с собою вещи, мы бы записали всё на листке бумажки.
— Но мы должны придумать что-нибудь! — Я стукнул кулаком по веслу. — Глупо же!
— Да. Я думаю — как интересно было бы так жить, правда? Будто и не спишь вовсе. Днём ходишь в школу, делаешь, что от тебя хотят, а ночью — мы здесь, совсем и не уставшие, и можем играть где и во что хотим. И с кем хотим...
— Дим... а интересно — как мы познакомились?
— Я не помню.
— И я.
— Хотя мне кажется, что это случилось очень-очень давно.
— Почему?
— Ну... у меня такое чувство, будто я могу говорить с тобой, о чём угодно. Ты не обидишься и не будешь смеяться. И вообще...
Я молчал. Я знал, что Димка прав, но когда я хотел сказать ему то же самое, у меня слова застывали в горле тугими комками. Неужели, я такой мямля?! Может, всё дело в том, что я не сплю? Во сне легче сделаешь такое, о чём наяву даже думать боязно.
Несколько секунд я смотрел на воду. Казалось, в ней мелькают тысячи снов...
— Я вспомнил один... одну нашу игру.
— Да? — Димка подсел ближе, ухватив меня за локоть.
— Словно мы играли в снежки... но это была не обыкновенная игра! Это... было в малиннике, а мы летали... дурачились вовсю!.. Ты не помнишь? Снег лепился так плохо, и снежки часто рассыпались в воздухе, и мы... мы будто помогали им лететь такими маленькими заклиналками...
— А я вспомнил библиотеку! — зашептал почему-то Димка. — Она была в подвале замка. Большая! Мы спускались туда со свечками и одеялами, потому что там было прохладно даже в самую жару. Усаживались в одно кресло, укрывали колени одеялом, и листали книги...
— Это я помню! — вскрикнул я. — Даже запах!
— Ага. — Я чувствовал, как Димка дрожит... или это я сам? — Там ещё было так тихо!
Потом мы долго молчали. Но мы и так наговорились обо всём — всласть! И я знал, что будем болтать ещё, и ещё. В тот момент мне казалось — ничего нет замечательней, чем плыть просто так, никуда, и говорить что угодно. Ну, правда же — любая чепуха делалась тогда интересной...
Димка наклонился, перегнувшись через мои колени — он хотел поймать ветку с белыми цветами — и как будто ветерок внезапный налетел, спутал нам волосы, качнулся плот, и мы испуганно вцепились друг в друга, и вдруг откуда-то запахло льдистой
свежестью, словно в дом с мороза мама внесла кипу выстиранного белья...Русло реки повернуло, берега раздвинулись, и в глаза нам хлынул ослепительный свет. Огромное солнце висело над гладью воды.
— Разве ещё утро?! — изумился я. — Столько уже плывём...
— Всё вообще спуталось. — Димка привстал, будто хотел оглядеться, но покачнулся. Тихо и наполовину шутливо вскрикнул. — Теперь не могу понять, сплю я или нет. Я так себя никогда не чувствовал!
— Я-то вообще ничего не понимаю. У нас нет такой реки... И плавать я, кажется, всё-таки не умею...
— Серёжка, город!!!
Он словно выкристаллизовался из солнечного света. Сияние не стало слабее, но глаза наши, наверное, привыкли, и мы различили впереди, прямо под солнцем, удивительно длинный и лёгкий арочный мост. Белый-белый. Позади и с боков от него поднимались тонкие башни, а ещё дальше — едва различимо проступали громады трёх горных вершин.
* * *
...Можно было не вслушиваться — и так все слова доносились отчётливо. И мамин голос, и папин. Раз сыночек пропадал где-то целые сутки, надо его наказать. Не выпускать из дому неделю — хорошо бы, да неразумно, погода стоит чудесная, а он и так хилый да бледный. Может, отобрать все его книжки? А самое правильное — не пускать к этому странному Альби!..
Я еле удержался, чтобы не выбежать и крикнуть им, что вот уж это — фиг получится! Благоразумно сообразил, что добьюсь самого отрицательного результата.
Тут что-то ударилось о стекло, я вздрогнул.
Моя комната была на втором этаже. Осторожно глянув в окно, я увидел на тротуаре Димку.
— Ты не придёшь сегодня? — громким шёпотом спросил он.
— Не пустят. А если убегу — тогда совсем...
Он кивнул.
— Хочешь, я залезу к тебе? У тебя есть верёвка?
...-Альби всё ещё нет дома, — сообщил Димка, оказавшись в комнате. — Если бы нам придумать что-то, чтобы тебе разрешили уйти хоть на пару часиков!.. Альби задумал какое-то важное дело, и сегодня мы могли бы об этом узнать. Я прямо чувствую — мы тогда были на самом краешке тайны!
— Есть только один способ. Если ты попросишь мою маму...
— Я?!..
— Ну... она всегда тает, когда видит тебя.
Димка глянул на меня удивлённо, но не стал спорить.
— Тогда я лезу назад?
— Да не надо! Папа через полчаса уйдёт, а мы пока можем...
...Мы с Димкой почти бежали. Я уже успел рассказать ещё одно приключение — оно случилось на окраине неприметной деревушки, в заброшенном сарайчике. Димка, промокший и продрогший, набрёл на обиталище призрака-отшельника, и этим призраком был я.
— ...И сказал, что тебя послала ведьма! Но зачем она тебя посылала?
Димка мотал головой.
— Не знаю. Наверно, это было как раз когда она колдовала. Может, она хотела понять, куда я путешествую в своих снах, и велела мне идти тою же дорогой, какой я хожу всегда... Но интересно, что её так обескуражило?!
— Промокла под дождём? — весело предположил я.
В этот раз дом господина Альби показался мне по-особенному отстранённым от всего окружавшего. Шпили на башенках были выше, а соседние дома будто ужались и посерели, растворяясь в обыденности.