Виллиса (Танцующие призраки)

— Не хочу.

— Не хочешь — не танцуй, — Игорь распахнул дверь и втащил Юльку в длинный коридор, заваленный куртками и шубами. Квартира была титаническая, комнат на десять — наверное, выселенная коммуналка.

— Ребята из Литературного дворниками устроились, — пояснил Игорь. — Служебная площадь.

В центральной комнате на диване, в креслах, на полу расположилась компания, точнее, несколько маленьких компаний. Гремела музыка, кто-то танцевал, обнявшись, говорили все разом, нисколько не мешая друг другу. На Игоря и Юльку внимания никто не обратил — видно было, что гости здесь приходят и уходят, когда захотят.

Игорь усадил Юльку в кресло, которое очень кстати покинула парочка, сам сел на подлокотник.

— А-а! — завопил вдруг долговязый стриженый парень, сидевший напротив. — Звезда советского балета! — тянуться было далеко, он залез коленями на журнальный столик, уставленный бутылками, и поцеловал ей руку.

— Это Валерка. Вы уже знакомы, — сказал Игорь.

Разговор за столом был прерван на полуслове, все обернулись к Юльке.

— А где моя Лена? — спросил Валерка.

— Дома. То есть, в интернате, — ответила Юлька.

— В следующий раз приходи с Леной.

— Ну вот, открылась дверь, — продолжил разговор блондин с белесыми ресницами, с невыразительным, равнодушным лицом. И говорил он тоже безо всякого выражения, будто нехотя. — Не вы открыли, заметь, а вам открыли, — он обращался к черному кудрявому парню, который сидел почему-то в каракулевой кавказской шапочке, и ко второму, похожему на побитого жизнью д'Артаньяна. — И что?

— Что? — воинственно спросил д'Артаньян.

— Народ схватил дрожащими руками то, о чем вслух нельзя было говорить… И сделал вот так, — блондин разинул рот и развел руками. — На кого молились? То, что шепотом по углам или на двадцатом экземпляре откровением казалось, то, оказывается, и на средний уровень не тянет. Когда нет закрытых тем, критерий один — литература… Кого читают? — он стал загибать пальцы, — Набоков, Гумилев, Ходасевич…

— Короче…

— Я хочу спросить, куда молодые гении подевались? Вам же с закрытой дверью замечательно жилось. Вид значительный: вот открою рот и такое скажу — земля вздрогнет! И школьницы от восторга кипятком писают. Одни спекулировали на БАМе, другие — на теме. Так чем одни лучше других?

Тут все закричали разом. Д'Артаньян даже привстал.

— А теперь все кинулись «чернуху» писать, — продолжал блондин, упрямо глядя вниз, — наркомания, проституция, ворье сверху донизу. Дорвались! Нет никого кругом, кроме воров и проституток!

— Ты действительно балерина? — спросил Юльку парень, развалившийся на полу в обнимку с гитарой.

— Учусь еще.

— Где?

— В МАХУ.

— Где?

— Московское академическое хореографическое училище.

— Можешь? — спросил Валерка.

— МАХУ! — тотчас хором грянули остальные.

— Почему — спекуляция? — кричал д'Артаньян. — А если — болит!

— А вот беру я журнал «Юность», — продолжал блондин, — и читаю: «В саду оказались…»

— Зачем, не надо! Я сам прочитаю, — сказал кудрявый.

— Ноги специально выворачиваете? — не отставал от Юльки парень с гитарой. — Знак касты?

Юлька сидела, как обычно, широко развалив колени и разведя носки в стороны. Она покраснела и сжала коленки.

— А вам удобно вот так сидеть? — сердито сказала она, скосив носки вовнутрь. — А мне неудобно, как вы. Суставы же развернуты.

«В саду оказались удоды,

как в лампе торчат электроды, — читал кудрявый, —

и сразу ответила ты:

«Их два, но условно-удобно

их равными числить пяти…»

Юлька фыркнула, стихи про удодов показались ей смешными. Кудрявый, продолжая читать, покосился. Игорь толкнул ее ногой.

— А правда, все балетные мужики — педики? — спросил парень с гитарой.

— Почему все?.. Есть нормальные…

Дальше в стихах выяснилось, что, поскольку каждый удод видел перед собой другого, их было уже четыре.

— Ах, эти ножки, ножки, ножки балерин, Без вас бы я не смог прожить и день один, — пел сосед под гитару, поглядывая на Юльку, — Ах, если бы я только, братцы, мог, Я жизнь бы положил у этих ног…

— Ты вообще стихи любишь? — спросил Игорь, наклонившись к ней.

Юлька кивнула.

— Кого?

— Евтушенко, Юлию Друнину…

— А-а-а! — Игорь схватился за голову. — Ты только не говори никому, ладно?

—…как сконструирован самолет

с учетом фигурки пилота,

так сконструирован небосвод

с учетом фигурки удода,

а значит — был пятый удод…

—…ах, если бы я, братцы, только мог, я жизнь бы всю прожил у этих ног…

—…а Набокова читала? Булгакова? Юлька отрицательно покачала головой, она не успевала слушать всех сразу.

—…Кима? Битова? Трифонова?

Юлька досадливо обернулась к Игорю:

— У нас на уроки времени не хватает! Буду работать — прочитаю!

— А не слыхала, в Чернобыле вроде что-то такое взорвалось? Нет? А в семнадцатом году в Питере, говорят, заварушка была?

— Знаешь, что?! — разозлилась Юлька.

— Вы как на необитаемом острове, — пожал плечами Игорь.

— И это то, что хотелось крикнуть? — спросил блондин. — Это то, что — болит?

— Постой! Тихо! — надрывался Валерка.

Из соседней комнаты медленно, как сомнамбула, выплыла девица, оглядела всех пронзительно-синими, невидящими глазами. Кто-то, посмеиваясь, обнял ее, она осторожно, не оглянувшись, освободилась и пошла дальше.

— Тихо! — Валерка вырвал гитару у любителя балетных ножек и вложил ее в руки молодому широкоплечему, румяному парню. — Юра, давай эту, про пушку! Вот, послушай! — крикнул он кудрявому. — Простые ребята написали. Вам не снилось такое… такое… Давай, Юра!

Юра опустил голову, сосредоточенно помолчал, потом запел негромко. Разговоры сами собой прекратились, в комнате впервые стало тихо.

— Вот бабахнет его пушка: бабах!

И душа моя домо-ой полетит…

У него за каждым камнем — аллах.

А меня кто, сироту, защитит?..

— А? Что? — торжествующе закричал Валерка. — «Сироту»! Как сказано, а? Вам такого никогда в жизни не написать!

Юра вдруг заплакал, некрасиво кривя губы, прикрываясь рукой. Валерка обнял его за плечи:

— Брось, Юр. Не надо… Кто же виноват? Я виноват? Он виноват?..

— Из Афгана вернулся недавно, — шепотом сказал Игорь. — Каждый раз плачет, когда поет…