Виллы, яхты, колье и любовь
Шрифт:
Глава 11
Василий Степанович посоветовал нам идти в гости к родственникам олигарха во второй половине дня, ближе к вечеру, поэтому утро мы провели на частном пляже нашего хозяина, загорая и купаясь. Нам туда же принесли обед.
На доме с другой стороны в этот день реял флаг, который, по-моему, называют Андреевским – белый с диагональным голубым крестом. Мы поинтересовались у официанта, что находится в соседнем здании, раз там то флаг Советского Союза появляется, то флаг, который должен реять на корабле. Нам пояснили, что там живет еще один богатый русский человек, вернее,
– У нее постоянный любовник? – спросил Пашка.
– Нет, она никому не отказывает, – с ничего не выражающим лицом сообщил официант. – Вы тоже можете сходить. Только следите за флагами. Когда красный – сразу же бегите к ней, пока место не заняли, а при Андреевском нельзя.
– И муж ничего не знает? – уточнила Татьяна.
– Конечно нет. Эту замечательную женщину всегда оповещают о приближении супруга, еще из Москвы.
Ближе к вечеру мы переоделись и отправились к родственникам олигарха.
Никакого ливрейного лакея при входе не оказалось, вообще пришлось долго звонить в звонок на высоком заборе, на котором висела бронзовая табличка с указанием, что это резиденция Серафима Петровича Вяземского, мецената.
Наконец калитка распахнулась, и нашему взору представилась нечесаная баба с одутловатой испитой физиономией. Возраст мог колебаться в пределах от тридцати до сорока пяти. На бабе был китайский шелковый халат с драконами, из-под него торчали ноги, которые давно требовали эпиляции. В руке она держала наполовину опорожненную бутылку греческого коньяка.
– За наследством, суки? – заявила она вместо приветствия. – Вот вам, а не наследство! – и она показала нам фигу.
– Интервью согласитесь дать? – невозмутимо спросила я. Мне и не такое доводилось видеть и слышать, в особенности во время выездов на убийства в коммуналки. Правда, эта тетка находилась на Лазурном Берегу во Франции, в роскошной вилле. Но это была наша баба, которая, вероятно, лишилась любимого мужчины или мужчины, который давал ей деньги, а другого не предвиделось.
– Чего? – вылупилась на меня баба.
У нее из-за спины возникли две других, по виду – мать и дочь.
– Ой, а вы Юлия Смирнова, да? – воскликнула дочь. – Мы слышали, что вы во Франции, но не думали, что у нас.
– Вы согласитесь на интервью? – спросила я у них. – Руководство нашего канала считает, что история вашей семьи будет интересна массовому зрителю.
– Пожалуйста, проходите, – сказала мать.
Мать с дочерью тоже были в халатах, только другого фасона – с одной огромной пуговицей в районе живота. Диаметр пуговицы составлял сантиметров семь. У матери халат был черный в белый горошек, у дочери, наоборот, белый в черный горошек.
– Я – первая жена Симочки, – сказала мать. – А моя девочка – его единственная дочь, а значит, главная наследница.
Пьяная баба дико расхохоталась.
– А вот эта, – мать гневно посмотрела на пошатывающуюся тетку, – вторая жена Симочки, которая увела его из семьи, оставила дочь без отца и, самое главное, испортила Симочке жизнь и желудок. Если бы не она, он так и был бы с нами, занимался бизнесом, а потом завещал бы все моим детям. Я бы родила
ему сына! И не происходило бы того кошмара, который происходит теперь. И животом бы никогда не мучился! Ему нужно было есть паровые котлетки, а эта кормила его полуфабрикатами! Симочка был категорически против прислуги и считал, что готовить должна жена. Вот я…– А сколько всего претендентов на наследство? – уточнила я.
– В настоящий момент в доме проживают двадцать шесть человек.
– Остальных они с дочуркой убили, – вставила пьяная баба. – И этих всех прикончат. Попомните мое слово. Мадам и мисс Синяя Борода. Они людей убивают, а потом в море сбрасывают.
– Не обращайте на нее внимания, Юля. Она пьяна.
– Да, я пьяна! Я любила Серафима! И я заливаю свое горе вином!
Вначале нам решили показать не дом, а сад, как выразилась первая жена Серафима Петровича Вяземского. При выходе в него мы втроем остолбенели, хотя за годы журналистской работы навидались всякого.
Перед домом, значительно большим в ширину, чем у француза и даже у Василия Степановича (вероятно, Серафим учитывал всех своих родственников), стояла статуя, которую явно ваял скульптор, страдающий гигантоманией.
Статуя представляла собой пятиметрового мужчину в позе, типичной для памятников Ленину. Левая рука была засунута в карман, правая указывала путь (в Африку), на голове была заломлена кепка, сам герой был облачен во фрак, свободные штаны и кроссовки. Из спины торчали шесть небольших крылышек – по два в ряд.
– Это Серафим Петрович? – на всякий случай уточнила я.
– Конечно, – ответили мне.
Пашка начал снимать без моих указаний. Татьяна просто стояла молча и рассматривала пятиметрового «Симочку».
– Почему он так странно одет?
– Симочка был очень демократичным мужчиной, – пояснила первая жена и утерла глаза кружевным платочком, извлеченным из кармана. – А крылья – это ассоциация с серафимом. Симочка, конечно, сейчас уже ангел и смотрит на нас с небес.
– Щас! – послышался ехидный женский голос у нас за спиной. – В аду он, на сковородке жарится, где ему самое место. А вы кто такие?
Еще одна наследница оказалась предпоследней, четвертой женой, которая очень досадовала из-за того, что Симочка отправился в мир иной (неизвестно, вверх или вниз), когда женился уже на следующей бабе. Первая жена тут же пояснила, что Серафим Петрович был честным человеком и женился на всех женщинах, с которыми вступал в интимную связь.
– И всего пять жен? – поразилась я. – Такой мужчина и…
– В доме еще проживает две любовницы, – вставила пьяная баба и отхлебнула коньяка. – Он не успевал на всех жениться. И была еще одна любовница, но вот эта, – кивок в сторону, – ее утопила. И сестру любовницы тоже! И мужа сестры!
– И где тела?! – заорала первая жена. – Где тела, хочу тебя спросить? Если бы я их утопила, то были бы тела!
– А куда две племянницы делись? – подала голос четвертая жена. – Я, конечно, рада, что их больше нет, но где они?
– Да мужиков себе явно нашли и к ним съехали, – отмахнулась первая жена.
– А что за тела оказались у вашего соседа-француза? – вставила я.
Вторая и четвертая жены расхохотались. По их словам, к французу принесло третью и ее нового мужа, который тоже хотел поживиться наследством.