Вино фей

Потом связь прервалась, сестрица перенесла свою нежность на других молодых людей, начав строить глазки Остину Стэнбриджу и братьям Хейвудам. Стэнбридж не обратил на неё особого внимания, а вот Энтони Хейвуд явно спятил. Винсент же подошёл к нему и, как честный человек, заговорил о возможности брака с его сестрой.

Филип не знал, что и ответить. Если всплывёт связь сестры с Крайтоном, Винсент может затеять скандал. Филип решил поговорить с сестрицей начистоту, но из этого ничего не вышло. Сесили шипела ему в лицо, говорила, что он дурак, и напрочь отрицала роман с Крайтоном.

Филип пожал плечами. Один наедине с другой не будет читать ей «Отче наш», он не сомневался, что сестрица побывала в объятьях Крайтона, но раз она считает, что сможет выйти замуж без скандала — ей виднее. Сам он давно был влюблён в Вирджинию Хейвуд, получил её согласие и уговорил отца согласиться на брак Винсента и Сесили, что в принципе, устраивало всех, кроме мистера Энтони Хейвуда.

Но тут — что делать? Всем не угодишь.

Вчерашняя помолвка приблизила его к мечте о собственном доме, любимой жене, сельских радостях и детишках, правда, не обошлось без дурных случайностей. С чего бы этому зеркалу треснуть?

— Дорогой Филип, мы зашли поздравить тебя, — насмешливо начал Фредерик Крайтон, но сразу сбавил тон, заметив недоброжелательный взгляд жениха. — Желаю счастья. Но когда свадьба?

— В конце июня, — медленно проговорил Филип.

— Поздравляю, Филип, — торопливо присоединился к Крайтону Стэнбридж. — Ты должен устроить нам на прощание мальчишник, всё-таки это не шутка — распроститься с холостой жизнью.

Про себя Остин посмеивался над глупостью Филипа, влюбившегося в порченную Крайтоном девчонку, но в присутствии самого Филипа никогда не позволил бы себе ничего недостойного. Нрав у младшего Кассиди был неровный, упрямый и непредсказуемый, с таким глупо шутить. Узнай он обо всём — Бог весть, что сделает с невестой, а вот Крайтона точно вызовет. Впрочем, скорее, и не вызовет, а просто пристрелит как собаку — с такого станется.

— Конечно, соберёмся перед свадьбой.

Они попрощались с женихом и направились к Крайтон-мэнор, возле которого остановились.

— Слушай, Фрэдди, а сам-то ты думаешь жениться? — спросил Стэнбридж. — Мне папаша в этом году угрожает подобрать невесту. И матушка настаивает на браке.

— Пока не думаю, не вижу подходящей. Да и что за необходимость? О, посмотри-ка, кто идёт…

По бульвару медленно брёл Винсент Хейвуд.

— Винс, ты откуда?

— Из банка, а вас где носило? Небось, торчали в пабе?

— Нет, поздравляли Филипа с помолвкой, он обещал устроить мальчишник. А ты женишься одновременно с ним? Тоже на Троицу?

— Да, в конце июня, но помолвка будет в начале месяца.

Стэнбридж молча озирал Винсента Хейвуда. Рослый и худой, он выглядел старше своих лет и уже начал лысеть. Очками, которые никогда не снимал, Винс походил на банковского клерка, щеки его пересекали поперечные углубления, придававшие ему унылый и постный вид, глубоко посаженные глаза горели холодным и каким-то голодным блеском.

Остин никогда не знал, как и о чём с ним говорить: Винсент всегда был серьёзен и трезв, прекрасно знал котировки акций, свободно перемножал в уме трёхзначные цифры, но плохо понимал шутки и ничем не интересовался. Стэнбридж понимал, что брак с мисс Кассиди нужен Винсенту только ради пятидесяти тысяч приданого, девица же жениху совершенно безразлична.

Сам Остин мог себе представить, что будет, если он проболтается Филипу Кассиди о его невесте, но в отношении Винсента он понимал, что, проговорись он хоть сто раз — это ничего не изменит. Винсент наверняка окинет его пустым голодным взглядом, подумал Остин, и спросит, не следует ли ему из-за связи невесты на стороне потребовать надбавки к приданому из расчёта дополнительных пяти процентов годовых? И это хладнокровие Винсента Хейвуда пугало Стэнбриджа, пожалуй, даже больше непредсказуемости Филипа Кассиди.

Неожиданно Стэнбридж услышал заданный странно лёгким тоном вопрос Крайтона.

— Слушай, Винс, а что собой представляет твоя кузина?

Винсент Хейвуд несколько секунд смотрел на Крайтона, точно пытался понять, о чём тот спрашивает.

— Кузина? — И, хотя у него была только одна кузина, он педантично уточнил, — мисс Черити Тэннант-Росс?

— Ну, да.

Хейвуд брезгливо поморщился.

— Когда умерла моя тётка Эмили, она оставила только две тысячи. На что там рассчитывать?

Крайтон вздохнул.

— Винс, я не спрашиваю, сколько за ней дают. Я спрашиваю, что она за девица?

Увы, Винсент Хейвуд был не более описать нрав девицы, чем сочинить поэму. Однако он ответил.

— Она недорого обходится, отец говорит, за прошлый год на неё ушло пятьдесят три фунта. Кстати, она хорошо шьёт, — неожиданно вспомнил он. — А что тебе до неё?

Крайтон понял, что зря затеял этот разговор.

— О, ничего, просто любопытно.

Винсент пожал плечами. Любопытство явно не было его пороком.

Глава 5. Приезжие

Созданьем зыбкой красоты

Казались мне её черты,

А май беспечный и рассвет

Дополнили её портрет

У. Вордсворт «Созданьем зыбкой красоты…»

Пятница и суббота в поместье Хейвудов были небогаты событиями. Приглашённый живописец за четыре сеанса написал невесту и перекочевал в дом Кассиди — писать портрет Филипа. Черити, узнав об этом, осторожно пробралась в малую гостиную — посмотреть на работу художника.

В гостиной никого не было, портрет стоял, повёрнутый к стене, и Черри, осторожно подойдя, перевернула его. Картина, ещё не оправленная в раму, оказалась больше семейных портретов Хейвудов, где-то пять футов на три с небольшим. За окном собирался дождь, на полотно не падали солнечные лучи, хоть тонкий слой лака на картине всё равно бледно серебрился на свету. Водрузив картину на кресло, Черри отошла к дивану. Внимательно вгляделась.

Казалось, краски легли на холст будто по волшебству, в один миг, словно инкрустация, вделанная в фактуру полотна. Картина отличалась нежностью и вместе с тем редкой насыщенностью, различия в оттенках были едва заметны глазу, причём вначале взгляд Черити упал на тонкий узор вышитого батиста на воротнике Вирджинии, потом она рассмотрела лицо кузины и удивилась. В круге света сидела хорошенькая девица с волшебно-нежным выражением лица, и лишь водянистый взгляд, устремлённый в пустоту, таил в своей неподвижности что-то пугающее.

Удивительно, подумала Черри, пройдёт сто лет, никого из нас давно не будет, а на этот портрет будут смотреть правнуки Вирджинии. Она навеки замерла здесь — вечно юная, да что там — просто вечная. Апофеоз нетления искусства. Однако…

Черити закусила губу и подошла ближе. Странно, но на полотне была совсем не Вирджиния. Вернее, это была не та Вирджинии, которую знала Черити. Но что не так? Это, безусловно, её лоб, овал лица и глаза. А, может, подумала Черити, она сама видит не то, что есть?