Винтервуд
Шрифт:
Шарлотта отсутствовала два дня; по возвращении она выглядела осунувшейся и усталой. Она заявила, что ее совершенно измотало это жуткое путешествие поездом, вагон был весь покрыт сажей и было страшно холодно. Но она успешно осуществила намеченные покупки, и до Рождества пусть никто не задает ей никаких вопросов.
Однако нашелся все же человек, который задал ей вопрос. Им был Джонатан. Его беседа с Шарлоттой явно не предназначалась для чужих ушей, так как оба они враз замолчали, когда Лавиния неожиданно вкатила кресло Флоры в длинную галерею, где они собирались заняться украшением елки.
Услышать
— Недостаточно. Весьма сожалею.
Увидев приближающихся Лавинию и Флору, Шарлотта весело воскликнула:
— Кузен Джонатан говорит, что мне следовало купить больше елочных украшений. У него иногда появляются такие странные идеи.
— Он здесь ни при чем, — с некоторым удивлением заметила Флора. — Елку украшаем мы трое — Саймон, я и мисс Херст. И почему ты здесь, мама? Раньше ты никогда не хотела в этом участвовать.
— А может, в этом году мне захотелось. — Шарлотта нервно сжимала и разжимала руки. Лавиния надеялась, Флора не поймет, что странный свет, горящий в глазах ее матери, есть не что иное, как страх. Для нее самой это было совершенно ясно.
— Наша дорогая Флора, как всегда, знает, чего хочет, — сказал Джонатан. — Какая у вас необыкновенная дочь, Шарлотта! Это у вас-то, никогда не знающей, чего вы хотите. Но в этом и кроется ваше очарование. Поступите так, как рекомендует Флора. Предоставьте заниматься елкой ей и восхитительной мисс Херст. Пойдемте, расскажите мне поподробнее о вашей поездке в Лондон. Как ни чудесен Винтервуд, я сам начинаю тосковать по большим городам. После Рождества...
Их голоса замерли в отдалении. Шарлотта словно загипнотизированная последовала за Джонатоном в какое-то более уединенное место, где они могли продолжить разговор, не опасаясь, что их прервут.
— Я жду не дождусь, когда кончится Рождество, тогда можно будет распрощаться с этим ужасным мистером Питом, — сказала Флора. — Даже если мама увезет Эдварда в Лондон, я буду счастлива здесь с вами и с папой. Вы уже не относитесь ко мне с таким отвращением, как прежде, а, мисс Херст?
— Я нахожу тебя сносной, — ворчливо отозвалась Лавиния.
У Флоры была замечательная улыбка. Быть может, Лавинии так казалось потому, что она до невероятного была похожа на улыбку ее отца.
— О, спасибо, мисс Херст. Право же, я думаю, что наконец-то вы сказали правду.
«Да говорила ли я вообще когда-либо правду?» — горестно спрашивала себя Лавиния. Она надела к рождественскому вечеру платье из желтой тафты, и Флора провозгласила, что она в нем такая же красивая, какой была в опере в Венеции, когда они впервые обратили на нее внимание.
С тревогой на сердце Лавиния поправляла складки.
— Это просто нелепо, Флора, мне наряжаться вот этаким образом. Мягко говоря, это неуместно.
— Но я вам приказала надеть платье, которое я вам подарила, — царственным тоном заявила Флора. От переполнявшего ее восторга она вздохнула. — Вы в самом деле выглядите необыкновенно, мисс Херст. Вы видели себя в зеркале?
Лавиния успела посмотреться в зеркало и отвернулась от своего отражения. К чему ей это? Человек, которого она любит, не должен глядеть на нее, а тот,
кого ненавидит, станет глядеть слишком долго.— Я считаю, что вы убийственно красивы, как леди, о которой говорил мистер Пит, — размышляла вслух Флора. Девочка страшно удивилась, когда Лавиния стала ее умолять не повторять эти слова. — Почему же, мисс Херст? Я была бы счастлива обладать роковой красотой.
— Ну что ж, может, так оно и будет, когда ты наденешь свое бальное платье, — ворчливо заметила Лавиния. — На меня ты достаточно нагляделась, займемся теперь тобой. Ты бы хотела сделать высокую прическу?
Щеки Флоры порозовели от удовольствия.
— А можно? Ах, этого мне бы хотелось больше всего на свете. В какой-то мере это вознаградило бы меня за необходимость сидеть в коляске. Но если я могу сделать высокую прическу, не слишком ли я повзрослею, чтобы носить розовый шарфик? И так ли уж необходимо надевать детское ожерелье из кораллов? Я бы предпочла бриллианты бабушки Тэймсон. Когда я стану достаточно взрослой, чтобы носить их?
— А как ты смотришь на то, чтобы пожить в настоящем времени? — лукаво спросила Лавиния. — Сделать «высокую прическу — достаточно серьезный шаг вперед.
Но когда Флора облачилась в накрахмаленное белое платье и ее зачесанные вверх волосы придали преждевременную зрелость ее узкому нежному личику и обнажили ее длинную шею, очень белую, стройную и юную, она сразу же ударилась в слезы.
— Какой в этом смысл, если я не могу ходить? Я думала, что к Рождеству буду ходить, но я не могу. Кто станет мной восхищаться, если я калека?
— Успокойся, родная моя, успокойся! И в самом деде никто не станет восхищаться, если лицо у тебя будет красным от слез. Прекрати сейчас же! Если ты перестанешь плакать, я слегка напудрю тебе нос своей рисовой пудрой.
Громадным усилием воли Флора остановила поток слез, но ее худенькая грудка все еще вздымалась от сдерживаемых рыданий. Она позволила Лавинии попудрить ее нос и выдавила из себя слабую улыбку.
— И все-таки это трагедия, мисс Херст.
— А знаешь, я думаю, мистер Буш не решился бы заговорить, если бы ты запросто разгуливала кругом, как все остальные. А так я уверена, что он будет сидеть рядом с тобой, пока все мы будем танцевать.
Флора, уже менее скорбная, начала приглаживать аккуратно уложенные на голове колечки волос, перевязанных ленточкой.
— Вы думаете, он заметит, что у меня волосы зачесаны наверх?
— Придется заключить, что у него очень плохо со зрением, если он этого не заметит.
— Как у дяди Тимоти, — Флора начала хихикать. Потом вдруг настроение ее вновь молниеносно переменилось — О, как бы мне хотелось, чтобы бабушка Тэймсон была здесь. Она могла бы нарядиться в свое бархатное лиловое платье и надеть все свои драгоценности. Она мне говорила, что любит балы. Она устраивала очень пышные вечера в своем палаццо в Венеции. Она говорила, что если бы погрузить в гондолу все драгоценности, которые были на ее гостях, та затонула бы. Зажигались тысячи свечей, а пол в бальном зале был из розового мрамора. И все-таки Винтервуд может быть столь же великолепным. Мне бы очень хотелось, чтобы она была здесь сегодня и могла его видеть.