Винтервуд
Шрифт:
Еще более трогательным был исполненный глубокого волнения голос, каким Дэниел произнес слова благодарения Господу за ее исцеление. На короткий миг странная туча, нависшая над Винтервудом, казалось, рассеялась и воцарилась спокойная радостная атмосфера. Лавиния избегала взглядов Джонатона. Благодаря этому ей почти удавалось убедить себя, что ничто не имеет значения, кроме выздоровления Флоры. Во всяком случае, это было самое главное, хотя она и не была настолько самоотверженной, чтобы считать свое собственное неопределенное будущее чем-то совсем неважным. По лицу ее было видно, что она провела ночь без сна, и Флора, при всей ее сосредоточенности
— Вы не больны, мисс Херст? Не можете же вы заболеть, когда я так счастлива!
— Я слишком много думала о тебе и потому не могла заснуть. Вот! Ну, теперь ты довольна?
— Ах, под тем, что вы говорите, всегда скрываются Другие чувства. — Флора была слишком проницательна. И кроме того, сегодня утром она была возмутительно самодовольна. — Я думаю, вы все еще беспокоитесь, что больше не понадобитесь мне. Мне казалось, вчера вечером я дала вам все необходимые заверения. — Но после этого Флора утратила свою взрослость и опять стала ребенком. — Я снова смогу ездить верхом. Ну не чудесно ли это? Я попрошу папу найти нам двух хороших лошадей, чтобы вы всегда могли ездить вместе со мной. Вы ведь ездите верхом, мисс Херст?
— Да, мне случалось.
— Вам понадобится амазонка. Мы должны отправиться в Дувр...
— Флора! Перестань обращаться со мной как с куклой, которую можно одевать и с которой можно играть как тебе вздумается. Неужели ты не понимаешь, что ведешь себя со мной недопустимо покровительственно?
Эти слова вырвались у Лавинии сами собой, но, когда она увидела, как сморщилось личико Флоры, она тут же ощутила раскаяние.
— Прости. Мне не следовало это говорить.
— Да, не следовало. Вас наняли не для того, чтобы вы разговаривали со мной таким тоном.
— Но меня не нанимали и для того, чтобы я постоянно принимала от тебя подарки.
— Другие люди любят подарки. Почему вы не такая, как все?
— Другие люди... Это глупый разговор. Как хочешь, я — это я, а не «другие люди».
Флора дулась ровно пять минут. Потом она очень тихо сказала:
— Я не знала, что веду себя покровительственно.
— Тогда не будем больше об этом говорить. Запомни только, что амазонка мне не понадобится.
— Может, вы еще передумаете. — Увидев выражение лица Лавинии, Флора поспешно добавила: — Грешно ссориться на Рождество. Мы должны быть преисполнены чувства любви.
День начался так скверно, но все равно это был день Флоры, и сердца всех, казалось, действительно были преисполнены любви к ней. Шарлотта ее нежно поцеловала, сэр Тимоти сказал:
— Ей-Богу, Флора, поделись со мной своим секретом, и ко мне, возможно, вернется зрение.
На что Флора вполне серьезно ответила, что ему, быть может, следует обратить молитвы к бабушке Тэймсон.
— Да, ей-Богу, может, она и в самом деле вовсе не умерла. Звонить среди ночи в звонок. Ужасно странно!
Как и следовало ожидать, Джонатан Пит громко расхохотался. Однако чуть позднее он как-то вдруг утратил свою склонность разражаться по каждому поводу смехом.
Случилось это в тот момент, когда Дэниел раздавал за завтраком почту. Мешок с почтой был доставлен из деревни вчера вечером, но среди всеобщего волнения о нем забыли.
Сунув руки в мешок, Дэниел выгреб оттуда несколько писем.
— Вот, дорогая моя, письмо тебе — с иностранной аркой. — Он внимательно взглянул на конверт. — Италия. Венеция. Кто же это пишет тебе из Венеции?
Шарлотта вскрыла
конверт, взглянула на письмо, и листок бумаги вылетел у нее из рук. Она побелела как полотно и не стала даже пытаться скрыть, что потрясена.— В чем дело? — спросил Дэниел.
— Мама, в чем дело? — осведомилась Флора.
— Это... это письмо от бабушки Тэймсон, — еле выговорила Шарлотта. — Тут наверняка какая-то ошибка.
Дэниел удивленно воззрился на нее:
— Разумеется, ошибка. Мертвые не пишут писем. Ну-ка покажи мне. Я думаю, оно несколько месяцев провалялось на почте.
— Иностранная почта! — заявил сэр Тимоти таким тоном, как если бы этим было сказано все.
— Она пишет, что едет сюда, — срывающимся голосом произнесла Шарлотта. — Датировано прошлой неделей! Посмотри, Дэниел.
— « Двенадцатое декабря, — начал читать Дэниел. — Как я уже писала тебе в начале лета, я испытываю большое желание умереть в Англии и быть похороненной вместе с моим маленьким Томом. Теперь я уже наметила план своего путешествия и надеюсь в очень скором времени тебя увидеть, но умоляю, не создавай себе никаких трудностей из-за меня. Я приеду тихо, без всякой суеты. Прости, что не пишу более подробно. Силы покидают меня. Особенно слабеют мои руки. Так же умирал и мой бедный муж. Палаццо я запру. Розового купидона, который тебе так понравился, я привезу с собой. Остальные вещи слишком громоздки, чтобы брать их в дорогу. Прости за неразборчивый почерк. Я плохо владею своими руками. Твоя любящая тетка, Тэймсон Баррата».
Флора вдруг захныкала:
— Вы мне сказали, что бабушка Тэймсон умерла!
— Конечно, умерла! — яростно воскликнула Шарлотта. — Это письмо — обман. Ужасный, злой обман!
— Кто же мог это подстроить? — с искренним недоумением спросил Дэниел.
— Откуда я знаю? — Шарлотта в отчаянии ломала руки. — Единственное, что я твердо знаю, — оно не от тетки Тэймсон. Как оно может быть от нее? Что же она — встала со смертного одра? Вы же ее видели. Доктор Манроу, Джонатан... вы все ее видели!
— А что ты скажешь о почерке?
— Не знаю, что и сказать.
— Посмотри внимательнее.
Дэниел положил листок бумаги перед Шарлоттой, и она с каким-то непонятным сопротивлением уставилась на неуклюжие каракули. Джонатан смотрел на письмо через ее плечо. Он уже больше не смеялся. Его грубое, но все же по-своему красивое лицо стало безобразным. Лавиния поняла, что это безобразие скрывала только его постоянная веселость. Однако сейчас она увидела его таким, каким оно было на самом деле; то же напряжение, отразившееся на лице Шарлотты, придало ее красоте тревожную жутковатость. Эта парочка, племянник и племянница старой дамы, проживавшей в Венеции, были чрезвычайно взволнованы.
— Мне кажется, почерк похож. Я плохо помню такие вещи. Остальные письма от тети Тэймсон я уничтожила.
— А как насчет подписи на ее завещании? Вы видели, как оно составлялось, мисс Херст. Каково ваше мнение?
Наступил черед Лавинии внимательно приглядеться к черным каракулям. Она подняла глаза в глубочайшем недоумении.
— Почерк невероятно похож. Не сравнивая их, я бы сказала, что это писал один и тот же человек. Не могла ли контесса допустить ошибку в датах — может, она написала это письмо до вашего прибытия в Венецию? А потом, возможно, забыла отправить его. Быть может, кто-то случайно его нашел и отправил всего лишь неделю тому назад.