VIP PR

Он ВСЕГДА должен быть ВЫШЕ каких-то там рабочих!

Люди – это стадо лентяев, обманщиков, воров, алкашей, глупцов и неудачников с кривыми руками, растущими не из того места, которыми можно (и даже нужно) управлять как армейский сержант управляет свежим призывом новобранцев. Люди – это живая масса, расходный материал, своим трудом, приносящая ему – Игорю Валентиновичу Плотникову – денежную речку, и этой живой массой необходимо руководить по максимуму, выжимать из нее все что возможно, использовать каждую рабочую минуту для труда, для работы, для прибыли! А лучшее для этого средство – мат. Плотников не может стегать людей кнутом, но мог стегать их матом! Однажды кто-то случайно услышал, как Игорь Валентинович говорил кому-то по мобильнику: «А ты их матерком! Матерком! Да ничего они тебе не сделают! Да они же все раздолбаи!». Вот это и был главный принцип общения Игоря Валентиновича Плотникова с людской массой.

Петр Шмюльц остановил скорый шаг в отдалении от своего босса. На всякий случай сейчас будет лучше к нему не приближаться. Шмюльц сделал вид будто сосредоточен проверкой термодатчика фильеры на первой линии. Он отвлечется от этого занятия только когда Плотников покинет цех или хотя бы отойдет куда-нибудь в другое место. Но когда он орал к нему лучше не подходить и уж тем более не пытаться о чем-то с ним говорить. Интересно, Ригин уже сказал ему о сломанном калибраторе с четвертой линии. Должен был, ведь Плотник должен был проверить работу всех линий, а четвертая-то остановлена. Разумеется, Плотников обязан был спросить в чем дело, а Ригин обязан был ответить. Петр Степанович искренне надеялся, что так оно и было, иначе отдуваться за Ригина придется ему. А Плотников сразу же выплеснет свою желчь на него, не принимая в расчет тот факт, что Шмюльц пришел всего пару минут назад и не отвечает за то, что было до него.

Но нет, Плотников стоял не у четвертой линии, а у третьей. В чем же тогда дело? Шмюльц склонился над термодатчиком фильеры на первой линии и прислушался к воплям своего босса. Игорь Валентинович Плотников распекал новенького упаковщика, работавшего всего вторую или третью смену. Новенький упаковщик стоял как обкаканый ребенок, а Плотников вопил на него, направляя силу своего голоса прямо в лицо бедолажке. У новенького тряслись пальцы.

– Все! – произнес рядом со Шмюльцем упаковщик с первой линии. – Паренек больше не придет! А ведь он всю ночь пахал, скорость-то у него на линии высокая, даже не присядешь.

Шмюльц согласно кивнул. Примерно каждый третий новенький рабочий уходил в течении первых трех смен. Потому что так устроен мир, что новенькие рабочие еще не набрались должного опыта и иногда могут где-то слегка накосячить или сделать что-то не так, как того требует босс. И тогда босс с ним «беседует». Беседует в своей излюбленной манере. Очень редко, когда после той беседы у новенького рабочего остается желание приходить в этот цех хоть раз. Иногда у людей случаются даже психологические травмы и остаются комплексы. Однажды на глазах у всего цеха во время «беседы» с Плотниковым у одного рабочего случился приступ эпилепсии, что, впрочем, нисколько не взволновало Игоря Валентиновича и он только обматерил его напоследок и, перешагнув через содрогающееся тело, ушел прочь в свой кабинет.

Петр Шмюльц и Санек Дачников тихо и робко прислушались к «беседе», происходившей на второй линии. Благо, что это было совсем не трудно, Плотников вопил как паровозный свисток. Их начальник смешивал новенького упаковщика с говном и пожирал его живьем, обкладывал его десятью слоями мата и давал понять, что тот ничтожество и ничегошеньки в своей жалкой жизни не умеет. Что от его работы предприятию наноситься непоправимый ущерб от чего другие рабочие недополучают зарплату и так далее и тому подобное. Бедненький новенький упаковщик боялся даже слово пикнуть. Хотя нет, однажды он что-то промямлил за что и получил новую порцию отборного мата и унижения. Вина новенького упаковщика заключалась в том, что он недостаточно тщательно подмел за собой рабочее место и на глаза его босса попалась горсть смеси, которую засыпают в бункер и из которой делаются готовые панели. Видимо, мешок был с дыркой, а упаковщик это не сразу заметил. К слову сказать, этой смеси в цеху было горы и ежедневно ее просыпалось полным-полно и никому дело до нее не было, да и стоила она три с половиной копейки. И половина мешков в цеху были дырявые и из них всегда сыпалось.

Наоравшись вдоволь, Плотников резко развернулся и зашагал прочь из цеха. Никому ни «здрастьсе» ни «до свиданья». Он появлялся и исчезал из цеха внезапно, произвольно и непредсказуемо. С рабочими он говорил исключительно по работе, никогда ни с кем не здоровался и, разумеется, никого никогда не хвалил, даже если человек действительно этого заслужил. Лучшей похвалой от начальника считалось его молчание.

Плотников был хоть и параноиком, но не дураком и прекрасно осознавал, что в цеху его ненавидят.

Шмюльц и Дачников проводили глазами своего босса до двери выхода, дождались, когда громко захлопнется цеховая дверь и только тогда позволили себе расслабиться.

В цеху «Пластдекора +» начался рабочий день. С новой силой зашумело до селе выключенное оборудование: чудовищно загромыхали две дробилки-имельчители, завизжала циркулярная пила, что отпиливала полотна на отрезки необходимой длины, загудела мельница, перемалывающая дробленку в пластмассовую муку, закрутился смеситель, задвигалась под потолком кран-балка. В цеху стоял шум и меловая пыль.

Старший оператор смены Петр Степанович Шмюльц обошел три работающих линии, посмотрел на датчики, проверил готовую продукцию, взвесил ее и удовлетворился правильным результатом. В-принципе Шмюльцу именно сейчас было нечего делать, потому что его обязанностью в цеху было следить за линиями, а если линии идут нормально, то Шмюльц был свободен и мог сидеть в смартфоне, гонять чаи, болтать с кем угодно, запереться в туалете по полчаса и просто дремать. Но как только в цех влетал Плотников, Шмюльц обязан был вскочить и чем-то заняться. Чаще всего оператор хватал первую попавшуюся пластиковую панель или вагонку и начинал ее взвешивать, проверяя массу. После чего хватал другую и тоже взвешивал ее. Его товарищ Санек Дачников тоже при появлении босса немедленно брал в руки что попало и нес это в произвольном направлении. Это называлось «видимость работы». Но только не дай Боже ты проглядишь появление Игоря Валентиновича и останешься в положении сидя и будешь ничего не делать.

Сейчас Плотникова в цеху не было и Шмюльц мог расслабиться. Он сел на мешок с сырьем и активировал смартфон, мгновенно сузив окружающий его мир до размера экрана. Нет, Петр Степанович Шмюльц не играл в игры и не увлекался литературой, совсем не владел соцсетями, но он жадно интересовался новостями шоу-бизнеса. Он чутко следил за жизнью зарубежных и отечественных звезд и каждое даже мало-мальски значимое событие смаковал с удовольствием посетителя ресторана, пробующего заказанные блюда. Будучи обыкновенным оператором линии по производству пластиковых стеновых панелей с дряным слесарным образованием, с тусклым и порой глуповатым прошлым и туповатым настоящим, гражданин Шмюльц, очень охотно интересовался жизнью чужой, звёздной, богемной. Если бы Петр Степанович был-бы более образован в области психологии, он бы заключил, что из обыденности, в которой он прибывал более полувека своей жизни его подсознание, предсознание и надсознание тянется к той искрящейся и полной интересного насыщения жизни VIP. Он догадывался, что в глубине души хотел бы стать таким как они – лицом с глянцевых страниц. Да, хотел-бы. В детстве и отрочестве он представляя себя где-то на одном уровне с Жаном-Полем Бельмондо и Кларком Гейблом, грезил о невероятной популярности, мечтая о том, что его-бы возили в такси бесплатно, кормили-бы в ресторанах чем-то вкусным и сытным, а поклонницы преследовали-бы его по пятам и вешались на шею по очереди или все сразу.

Но судьба распорядилось иначе и гражданину Шмюльцу приходилось только завидовать жуткой завистью тем более удачливым везунчиком, кто вместо него украшает собой обложки глянца и наполняет интернет-сайты, посвященные звездной жизни.

– Здорово, Петро! – хлопнул его по плечу пришедший наладчик Эльмир Зекоев. – Че не работаешь, а?

– Здорово, Эльмир, – Шмюльц пожал Зекоеву руку и убрал смартфон на котором с жаждой всматривался в фото английской знаменитой киноактрисы, сделавшей подтяжку лица и шеи и тем самым придав своему неюному лицу немного другое выражение. – А че работать-то? Мне-ж не за работу платят, а за время!

– Вот это правильно! А чего читаешь?

– Да херь всякую. Вон написали, как приведенье одного дрессировщика оттрахало чучело гепарда.

– Ни фига себе! – театрально поразился Зекоев. – Чучело гепарда? Обалдеть! Ладно, хватит мозги засорять. Пошли калибратор на первой ставить.

– Его нет. Надо заказывать.

– Все есть! Кого ты слушаешь? Ригину не охота было самому ковыряться, он его и не искал. Все есть, пошли ставить! – и Зекоев показал калибратор, держащий в руке.

Наладчика Эльмира Зекоева называли в цеху волшебником. Он мог починить все и делал это быстро и качественно. Зекоев всегда улыбался и был очень уважаемым человеком в цеху, его звали при каждой поломке. Другой бы на его месте, ворчал и матерился. А Эльмир только широко улыбался, раскрывал раскладной чемоданчик с инструментами и принимался починять. При этом он не терял хорошего настроения и старался шутить при каждом разговоре. Эльмир Зекоев был единственным человеком на которого Плотников никогда не орал. Даже полоумный Игорь Валентинович понимал, что Зекоевым надо дорожить, ибо тут повторялась история с Ригиным. Как ни крути, но Плотников понимал, что Ригин оставался лучшим специалистом-оператором подобных линий (он даже ездил в Астрахань смотреть и учиться местному производству), точно так же он понимал, что без золоторукого Эльмира Зекоева цех попросту встанет.