Вираж бытия

Иными словами, несмотря на весь сыр-бор он все равно выигрывал и время работало на него. Поэтому он не вступал в особые дебаты, в которых был традиционно слаб. И вообще – спокойно работал, игнорируя «лай собак». Понятное дело, что тот же Киров и прочие люди его ближайшего окружения пытались парировать нападки Зиновьева и Троцкого. Но, в целом, это было все мышиной возней для масштабов магистрального политического процесса.

А вот внезапная смерть Зиновьева с ближайшими соратниками все переменила. Да. Он все еще оставался на коне. Да. Не было никаких доказательств его причастности.

Но разве толпе когда-то эти доказательства требовались?

По Москве и Ленинграду уже в тот же день пошли слухи один другого краше. Разделившись на две основные группы.

В первой возмущались таким вопиющим поступком Сталина. Во второй – восхищались. Но все они, практически безоговорочно, сходились в том, что это сделал именно он. Понятно, не своими руками, а через сторонников. И все попытки спихнуть вину на белогвардейскую агентуру или еще на кого не имели никакого успеха. Из-за чего Иосиф Виссарионович и «топал ножками», требуя от Дзержинского скорейших результатов расследования. Ибо остро нуждался в публичных доказательствах непричастности.

Зачем?

Так за Зиновьевым стояли боевики эсеров [53] – представители самой дерзкой, жесткой и успешной террористической организации той эпохи. На руках которой было очень много крови. В первые годы советской власти именно они стали проводником красного террора. Но это – ладно. Главное, что в годы царской власти они перебили массу высокопоставленных чиновников. В том числе и хорошо охраняемых.

И Сталин испугался.

Он практически полностью ушел с публичного поля до завершения расследования. Ибо был уверен – «торпеды пошли», если выражаться современным языком. То есть, его почти наверняка приговорили. И единственным спасением было скорейшее расследование с нахождением настоящего заказчика убийства. И не просто так, а с вескими доказательствами, подходящими для обнародования.

53

Именно тот факт, что за Зиновьевым стояли боевики эсеров и останавливало долгое время Сталина от решительных действий по отношению к нему. Это же обстоятельство требовало скорейшего установления как можно более полной власти над РККА и ОГПУ, без которых противостоять этим ребятам было бы сложно. А ни Фрунзе, ни Дзержинский его людьми не являлись. Более того – они представляли собой слишком деятельные, самостоятельные фигуры, что в такой партии было совершенно недопустимо.

На этом фоне на второй план отступало все.

И Фрунзе, «потерявший берега», с которым нужно было что-то делать. И Дзержинский, который мог в любой момент арестовать Ягоду с массой нежелательных последствий. И волнения в рядах сторонников. И фактически срыв курса на коллективизацию, которая теперь точно отодвигалась на год-другой или даже больше. И многое другое. Но это отошло на второй план в его мыслях, делах и акцентах внимания. Но не у других, потому что он уже успел запустить некоторые процессы, и они жили своей жизнью…

Утро 22 июня наступило для наркома по военным и морским делам вполне обычно. Подъем в 6 утра. Мыльно-рыльные операции. Зарядки. И умеренный завтрак.

Завершив все стандартные процедуры, Фрунзе оделся и подошел к двери, собираясь идти к машине. Он хоть и делал утром все строго по расписанию, но все одно – выглядывал в окно, чтобы убедиться – его кортеж готов и ждет. И только после этого выходил.

Итак – дверь.

Он заглянул в глазок, проверив, что за дверью никого нет. Потянулся к ручке и… замер.

Звериное чутье, выработавшееся у него за годы работы в «органах» там – в эпоху развала Союза, усиленное природным чутьем, оставшегося от оригинального Фрунзе, дало о себе знать. Он словно бы почувствовал опасть. Врага. Близкую смерть.

Еще раз выглянул в глазок.

Пусто.

Несколько секунд помедлил. И все же достал пистолет из кобуры, взведя его и сняв с предохранителя. Заодно достав и воткнув запасную кобуру за пояс, чтобы скорее перезарядится в случае чего. Обстановка была горячей и Михаил Фрунзе решил подстраховаться. Лучше выглядеть смешным, чем мертвым.

Еще раз прислушался к себе.

Ощущение угрозы не исчезло.

Щелкнув замком, он открыл дверь и несколько раз потопал, имитируя шаги. Пару секунд подождал. Прислушиваясь. Закрыл дверь, оставаясь внутри. И щелкнул замком, закрывая его.

И снова замер, уставившись в глазок.

Секунда.

Вторая.

И с этажа выше быстро вышли двое с пистолетами наготове. В форме командиров РККА: один комвзвода, второй комбат. Их в лицо он не знал.

Увидев пустоту на лестничной клетке, они раздраженно зашипели и бросились бегом вниз.

Фрунзе выждал немного.

Открыл дверь максимально тихо.

И не закрывая ее, чтобы лишний раз не хлопать и не щелкать, прошел на носочках по лестничной клетке к ее противоположной стороне. Осмотрел пролет, ведущий вверх.

Никого.

Снизу раздались сдавленные маты и быстро приближающиеся шаги. Кто-то в четыре ноги бежал по каменным ступенькам. И он сам, чтобы не оказаться на виду, спешно, но также, на носочках, чтобы не шуметь, поднялся на пролет. И чуть отошел в сторону.

– Открыта! – сдавлено произнес один из незнакомых мужчин.

– Забыл видно что-то.

– Туда! Скорее! Эти нас заметили!

И словно в подтверждение их слов снизу раздались какие-то мужские голоса. А потом хлопнула дверь подъезда.

Шаг.

Еще.

Еще.

Вот она заветная дверь.

Первый толкнул ее, держа пистолет наизготовку. Второй развернулся лицом к лестнице и приготовился отстреливаться от бойцов охраны наркома.

– Вот он! – крикнул кто-то из охраны.

И в ответ прозвучали первые выстрелы.

В этот самый момент, понимая, что прикрывающий, отвлечен на охрану, Михаил Васильевич перехватил пистолет правильной хваткой и быстрым, плавным движением вынырнул, появляясь в зоне видимости.

Бам-Бам! Отработал он из своего Colt 1911, словно в тире. И «второй номер», обеспечивающий прикрытие, свалился на лестничную клетку. Две пули 45-калибра в грудную клетку не оставили ему шансов. Так, чуть подергался и затих.

– Весело стучали храбрые сердца… Отряд не заметил потери бойца… – промурлыкал он себе под нос. Видимо недостаточно тихо. Потому что «первый номер» выскочив из двери сразу глянул в его сторону.

Бам-Бам! Вновь отработал «двойкой» из своего пистолета нарком, метя в грудную клетку. Но не срослось. Этот кадр ведь привык стрелять с одной руки. Поэтому вскидывая пистолет стал разворачиваться боком. Так что пули его лишь царапнули по груди, сбивая прицел.

Бум! Выстрелил его Браунинг.

И правое плечо Фрунзе словно чиркнуло чем-то. Вскользь.

Но он уже скорректировал прицел и повторил «двойку», в этот раз уже не промахнувшись.

Нажал на кнопку выбрасывания магазина. Там оставался всего один патрон. Вставил запасной. И медленно пошел вперед.