Вирелка дома?

Посидев несколько дней над листом бумаги с карандашом, я на каждого из дразнильной троицы написал что-то вроде эпиграмм. Эпиграммы получились грубоватые, с употреблением просторечия, но с хорошей рифмой.

Крепко заучив их наизусть, в полной "боевой готовности", я вышел во двор и сразу же напоролся на Тольку Шишкарева, который, не зная чем заняться, уныло пинал какой-то камень. Увидев меня, он сразу оживился и завел противным голосом свою шарманку:

– Вирелка – холерка! Вирелка – в жопе грелка!– как всегда ядовито хихикая после произнесенной дразнилки и готовясь бежать от силового воздействия с моей стороны. Надо сказать, что Шишка был ростом ниже меня и слабее, но хорошо бегал и догнать его было непросто, тем более что он все время петлял как заяц и в последний момент ловко бросался тебе под ноги и ты мог запросто рухнуть на землю, запнувшись о него.

Но тут я повел себя не как обычно: выставив вперед палец правой руки, нацелив его в грудь Тольки, я громко и с выражением продекламировал:

Шишка-пышка, залупышка!Чемодан, дурак, мартышка!

Не давая времени ему опомниться, тут же повторил дразнилку еще раз.

Кучка девчонок, которые играли в классики невдалеке, дружно рассмеялись.

Шишке мои стихи страшно не понравились, тем более, что одна из девочек повторила за мной:

– Чемодан, дурак, мартышка! Вот смехота! Молодец Валерка, так ему и надо.

Шишка и девочкам часто мешал играть в свои девчачьи игры, и они его не любили.

Униженный ядовитыми стишками, да еще и перед девчонками, Толька-Шишка залился краской от обиды и бросился на меня с кулаками, но я только этого и ждал – не надо было за ним гоняться, и врезал ему с правой в ухо. Видно, получилось больно, и Шишка заревел, начал хватать руками песок из под ног и кидаться в меня, но это было его поражением и я, довольный собой, весело побежал за сарайки.

За сарайками большая группа наших мальчишек играла в ляпы и я тут же к ним присоединился. Как положено, новый входящий в игру становился водящим, и я весело погнался кого-нибудь ляпнуть и очень быстро ляпнул Петьку Сальникова, по кличке " Сало". Петька был очень разочарован, что я его так быстро "ляпнул" ( его все быстро догоняли, потому что он был толстый и неуклюжий), и по сложившейся традиции решил выместить зло на мне озвучив дразнилку в мой адрес:

– Вирелка- в жопе грелка!– обидчиво пробубнил он.

На что я в ответ громко продекламировал:

Петька жрет – ему все мало,Жопа толстая, как сало!

Радостный гогот пацанвы, привычно собравшейся вокруг вновь "заляпанного" водящего, было своеобразной положительной оценкой моего стихоплетного творчества. Как и для оторопевшего Сало, для них было большой неожиданностью, что во меня проявился такой поэтический, с позволения сказать, талант. Присутствующий при этом Борька Коротин на этот раз не стал поддерживать своего коллеги по дразнилкам и правильно сделал.

После окончания игры в ляпы, я отозвал его в сторону и сказал:

– Если ты еще будешь дразнится, я всему двору зачитаю вот эти стихи про тебя.

И я негромко, чтобы слышал только он, прочел ему стих:

Борька – ржавое корыто,До краев говном набито.

– Не надо их читать, – угрюмо произнес Борька,– я больше не буду дразнится.

Да, в моих, так называемых, стихах, использовались грубые и вульгарные слова, которые никогда не произносились в нашей семье и я, сам даже во дворе, практически их не употреблял в своей речи.

Тем не менее они произвели большой эффект как на моих дразнильщиков, так и на всю нашу дворовую команду.

Через пару лет все дразнильные традиции остались в прошлом – мы взрослели, но то, что я пишу стихи осталось у многих в памяти. В последствие ко мне обращались даже взрослые старшеклассники, чтобы я на писал для них в стихах записку-приглашение девушки в кино. Я конечно с готовностью брался за стихи и очень гордился, что старшие ребята ко мне обращались с такой деликатной просьбой. Не хочу сказать, что этих просьб было много, и тем не менее, они были.

Вот один из моих "шедевров" того времени:

Вы мне нравитесь давно –Приглашаю вас в кино,Коль согласны – буду ждатьВозле клуба ровно в пять.

Другие стихи-приглашения со временем затерялись в памяти.

Школьное детство и любовь.

Не могу сказать, что я очень любил школу, но я гордился своим статусом ученика первого класса, и что мне, как и другим, более старшим мальчикам нашего двора, мама тоже кричала из окна:

– Валерик, иди делать уроки!

Да, мы теперь ни какие-то там дошколята, у нас теперь есть серьезные дела и обязанности – мы школьники, пусть пока младших классов, но у нас тоже есть тетради и учебники и нам ставят оценки в дневник, который строго проверяют родители.

Но все же школа пока была продолжением нашего детства. Мне нравилось в школе узнавать каждый день что-то новое и познавательное. Я очень любил, когда наша учительница, Вера Николаевна, начинала урок словами:

– А сегодня я расскажу вам о…, – и она называла новую тему урока.

Сам по себе урок, начинавшийся с проверкой домашнего задания и ответов у доски меня утомлял своей однотипностью и монотонностью. Скучно было выслушивать нудные и блеклые ответы у доски некоторых своих одноклассников, плохо подготовивших домашние задания, да и яркие, пятерочные выступления были не интересны – они повторяли все то, что мне было известно, ведь я только что отвечал по той же теме.

И только ответы Кати Поляновой я мог слушать хоть весь урок. Она говорила звонко, с выражением, глаза ее всегда радостно светились. Не было случая, чтобы Катя не подготовила урока. Ее косички с маленькими бантиками слегка покачивались, когда она писала на доске или быстрым шагом шла между партами.

Я забывал обо всем, глядя на нее во все глаза, а она, почти всегда ловила мой взгляд и незаметно от других показывала мне язык.

Дома и на улице, гуляя с ребятами, меня не преследовали ведения ее косичек, но каждый день, придя в школу, я с легким волнением входил в открытую дверь нашего класса и тут же бросал взгляд на заднюю парту среднего ряда – Катя всегда была на месте. Я специально приходил перед самым звонком на урок, чтобы гарантированно увидеть ее лицо. Она непроизвольно смотрела на всех вновь входящих, и мне казалось, что она обратила внимание именно на меня, и радость наполняла мое мальчишеское сердце.

В те дни, когда Катя болела и не посещала школу, мне в классе становилось тоскливо. Настроение учиться не было никакого и даже новые темы урока, которые я всегда любил, не вызывали во мне интереса.

Пока ее не было, я специально приходил каждый день раньше всех, садился за парту и с надеждой смотрел на входящих в класс, ожидая увидеть Катю.

И вот наступал день, когда мои ожидания сбывались и она входила в класс и первым делом бросала взгляд на мою парту, и наши глаза встречались. И это было моим маленьким детским счастьем.