Вирелка дома?

Москва!

С детства любимый город.

Просыпаюсь от того, что мама ласково трогает меня за плечо:

– Лелик! Вставай, скоро Москва,– как с маленьким сюсюкается мама, но мне это нравится.

Быстро спрыгиваю с полки и сразу к окну, а за окном еще никакой Москвы нет, но много разных полустанков и небольших городков, которые наш поезд проскакивает не останавливаясь, но я все равно чувствую, что осталось не долго до нашей встречи.

Настю уже умыли и мама начинает ее одевать и завязывать большие белые банты на голове, а мы с папой пошли умываться.

Потом мне надели белую рубашку с коротким рукавом, короткие штанишки с двумя лямочками, которые перекрещивались на спине и застегивались спереди на две пуговицы, а на ноги – новые сандалики.

На дворе лето и Москва всегда встречала нас теплом и ярким солнцем.

Поезд медленно въезжал под крышу Ленинградского вокзала. Я всегда любил, чтобы наш вагон был близок к голове состава, чтобы мы обязательно въехали под крышу— ведь это же Москва.

Потом начиналось не любимое мною время большой суеты, когда встречающие лезут в вагон, мешая выходу пассажиров, мы с трудом вытаскиваем наши неподъемные чемоданы (до сих пор не понимаю, что мама в них напихала) и сумки. По перрону носятся носильщики со своими тележками, того и гляди боднут тебя по ногам.

Народ приехал с севера и у всех, как и у нас, вещей много, и большинство, не скупердяйничая, нанимают носильщиков. Мама строго следит, сколько папа заплатил носильщику, в особенности, сколько дал на чай. Он всегда на чай давал много, по маминым меркам, и таксистам и носильщикам. Мама непременно на него за это ворчала, но папа только посмеивался и почесывал нос.

В помещении вокзала мы находили места на деревянных диванах, соорудив из вещей во круг себя что-то вроде маленькой крепости, за тем оставив нас с мамой и Настей, папа уходил куда-то в кассы компостировать билеты на юг. Мне тогда было не понятно что это значило, но я все равно это слово не любил, потому что этот процесс всегда занимал у папы около часа. Мама сидела с нами как наседка с цыплятами, не спуская с нас глаз, и периодически пересчитывала количество мест нашего багажа.

Наська вся извертится за это время: то ей пить, то ей писать, то :

– Валерик, пойдем к папе!

Мама нас не отпускала, но сама с ней ходила проведать папу в очереди.

Меня оставляли следить за вещами. Вскоре они возвращались, в основном с радостной вестью, что наше утомительное ожидание скоро закончится.

И вот наконец-то папа в хорошем настроении подходил к нам и мы опять тащили наш багаж уже в камеру хранения. Снова стоим в очереди, но уже не долго-минут пятнадцать и в конце концов, сдав на хранение неподъемные чемоданы и сумки, налегке выходим на Комсомольскую площадь.

Ну, здравствуй, Москва! Как я по тебе соскучился!

Боже мой, какой простор, сколько машин! Как я любил услышать этот привокзальный шум на площади, вдохнуть московского воздуха, увидеть Казанский вокзал с "кремлевской башней" на крыше и огромный небоскреб гостиницы "Ленинградская", тоже похожей на Кремль. Для меня все было похоже на Кремль. Это был город моей мечты.

Папа, так же как и я, тоже любил Москву и очень хорошо ее знал. У нас в Москве, вернее у родителей, здесь было полно знакомых( в Руднегорске было немало семей из Москвы, а у них в столице осталось много родственников). По сложившейся в те далекие годы традиции, в гостиницах не останавливались, не только по причине дороговизны, а главное, по фатальному отсутствию свободных номеров. Еще в Руднегорске родители договаривались, переписывались и созванивались с московскими друзьями или их родственниками, так что по приезду в Москву нам всегда была гарантирована комната в жилом доме какого-нибудь московском района , бывало, что и прямо в центре.

Останавливались у москвичей обычно на два дня. В день приезда никуда не ходили и никаких достопримечательностей не посещали. Обычно обустраивались, отдыхали после дороги, а вечером было застолье по поводу встречи. Москвичи традиционно всегда встречали хлебосольно , у кого бы мы не останавливались,. Помню замечательный запах московского хлеба и докторской колбасы, которой в помине не было у нас в Руднегорске. На столе всегда была свежая зелень и овощи: огурцы и помидоры с рынка, и конечно, молодой вареный картофель. Мы с Настей с непривычки наедались до опьянения и рано заваливались спать. Не смотря на чужую квартиру, засыпали мгновенно под убаюкивающий легкий шум большого города сквозь открытое окно.

На следующий день просыпались с прекрасным настроением и после завтрака ехали гулять по Москве. Папа заранее планировал программу посещения столичных достопримечательностей и все мы с восторгом ее принимали. Традиционно это был Кремль, (я до сих пор люблю там гулять, хотя это бывает редко), Красная площадь, Зоопарк, ВДНХ. Еще мы всегда посещали Парк Горького, с обязательным катанием на лодках по большому пруду и на Колесе обозрения. После гулянья по парку и катания на аттракционах, непременно обедали в одном из ресторанчиков возле пруда.

Второй день родители посвящали походу по магазинам, а мы оставались у гостеприимных хозяев дома: гуляли во дворе дома и смотрели телевизор. Не отрывали глаз от голубоватого экрана практически целый день. Нам было все равно, что показывали, а если вдруг попадались мультики, то нашей радости не было предела.. Как бы мы хотели, чтобы у нас в Руднегорске было телевидение, но к нашему сожалению мы так этого и не дождались.

Вечером родители обязательно ходили в какой-нибудь театр, чаще это был Большой Театр.

Два дня в Москве пролетали незаметно и вот мы опять в поезде. Обычно поезд из Москвы отправлялся вечером или ночью ( мне так запомнилось). В поезде проводили две ночи и один день, и на утро после второй ночи мы приезжали в Сочи. И опять мы с Настей целый день смотрели в окно, а за окном уже был для нас настоящий юг: густые леса и бескрайние поля, замечательные деревушки и полустанки, небольшие городки с частными одноэтажными домами, в палисадниках которых росли яркие цветы.

Опять во время продолжительных стоянок на больших станциях мы выходили то с папой, то с мамой на перрон прогуляться и купить мороженое, а воздух был уже совсем теплый, южный, и все мы были в предвкушении завтрашней встречи с морем.

Вечером перед сном папа нам говорил:

– Утром проснетесь, а за окном будет море!

И так хотелось побыстрее заснуть, чтобы скорее наступило утро с долгожданным морем за окном.

Убаюкивающе отбивали ритм колеса поезда:

ТудУм-тудУм, тудУм-тудУм, тудУм-тудУм…

(Сейчас совершенной по другому стучат колеса, не так как в детстве.)

А тогда для меня это была колыбельная песня, под которую я, уткнувшись носом в стенку купе на верхней полке, засыпал счастливым сном – ведь утром я увижу море.