Виргинцы (книга 1)
Шрифт:
– Я должен раздобыть для него денег, милорд. Ведь у него совсем ничего не осталось после того, как он меня выручил. Он должен получить деньги, даже если мне придется для этого заложить свое облачение!
– воскликнул капеллан.
– Аминь. Ну, так идите закладывайте свое облачение. Такие чувства делают вам честь, - сказал милорд и вновь занялся чтением газеты, а бедный Сэмпсон удалился в глубочайшем унынии.
Тем временем леди Мария узнала, что у ее брата находится капеллан, и догадалась, о чем они могли беседовать. Она встретила мистера Сэмпсона за дверью библиотеки и увела его в столовую. Лицо ее изображало сильнейшее огорчение и сочувствие.
– Скажите мне, что случилось с мистером Уорингтоном?
– спросила она.
– Так вашему сиятельству известно об этом?
– сказал
– Я совсем истерзалась с прошлого вечера, когда его слуга явился сюда со своим ужасным известием, - ответила леди Мария.
– Мы услышали про это, вернувшись из Оперы, - мы сидели в ложе леди Ярмут - милорд, леди Каслвуд и я.
– Так его сиятельство все знал?
– продолжал Сэмпсон.
– Мы услышали об этом от Бенсона за чаем после театра, - повторила леди Мария.
Подобное лицемерие вывело капеллана из себя.
– Это уж слишком!
– воскликнул он с ругательством и сообщил леди Марии свой недавний разговор с лордом Каслвудом и отказ его сиятельства помочь кузену, которого он же обыграл. С большим чувством и красноречием Сэмпсон описал великодушие и благородство, с каким мистер Уорингтон пришел на помощь ему самому.
Тут леди Мария произнесла множество слов по адресу своей семьи, и слова эти отнюдь не были лестными для ее плоти и крови. Поистине удивительно, сколько горьких истин способны высказать друг про друга члены некоторых семей, обычно вовсе не склонные говорить правду, стоит им рассориться. Обливаясь слезами, прибегая к выражениям настолько крепким, что подумать страшно, леди Мария разразилась бурной тирадой, в которой так или иначе коснулась истории жизни почти всех своих высокородных родичей. Она осыпала и мужчин и дам одинаковыми комплиментами. Она вопияла, спрашивая небеса, зачем они сотворили таких... (впрочем, неважно, как именно она называла своих братьев, сестер, дядей, теток и родителей), а затем, осмелев от ярости, она кинулась к двери библиотеки с такими пронзительными воплями и с такой яростью в очах, что капеллан в предвиденье семейной сцены поспешил убраться восвояси.
Милорд, оторвавшись от книги - или какого-то иного занятия, - с некоторым удивлением поглядел на взбешенную женщину и подобрал проклятие покрепче, чтобы, так сказать, швырнуть в нее и осадить ее на всем скаку.
Но мы уже видели, какой мужественной бывала Мария в гневе. Хотя обычно она побаивалась брата, в эту минуту его брань и сарказмы не внушали ей ни малейшего страха.
– Ах, вот как, милорд!
– закричала она.
– Вы садитесь играть с ним с глазу на глаз, передергиваете и обираете его! Вы обчистили бедного мальчика до последнего шиллинга, а теперь отказываетесь помочь ему из его же денег!
– А, так этот чертов капеллан успел насплетничать!
– замечает милорд.
– Ну, выгоните его! Уплатите ему жалованье и вышвырните его вон - он только рад будет, - кричит Мария.
– Я держу его на случай, если одной из моих сестер понадобится спешно выйти замуж, - говорит Каслвуд, свирепо уставившись на нее.
– А чего можно ждать от женщин в семье, где такие мужчины?
– спрашивает миледи.
– Effectivement {И в самом деле (франц.).}, - говорит милорд, пожимая плечами.
– А что же нам делать, если у нас такие отцы и братья? Может быть, мы и плохи, но вы-то каковы? У вас ведь нет ни мужества... да-да, ни чести, ни простой порядочности. Такие, как вы, не садятся играть с вами, милорд Каслвуд, и вот вы втягиваете в игру бедного мальчика из Виргинии, своего родственника, и бессовестно его обчищаете! Какой позор, какой позор!
– Мы ведь все ведем какую-то игру. Разве ты, Мария, не начала и не выиграла свою партию? Отчего это вдруг такие угрызения из-за бедного мальчика из Виргинии? Или мистер Гарри пошел на попятный? А может быть, вашему сиятельству сделали более выгодное предложение?
– восклицает милорд.
– Да если ты и не выйдешь за него замуж, так его приберет к рукам одна из уорингтонских барышень, помяни мое слово, - старая святоша на Хилл-стрит отдаст за него любую, лишь бы взял. Или ты совсем дура, Мария Эсмонд? То есть даже больше дура, чем я думал?
– Я была бы дурой, Юджин, если бы верила, будто мои братья способны поступать, как честные люди!
–
– Только дура может надеяться, что ты поступишь вопреки своей натуре, что ты поможешь родственнику в беде, что ты не обчистишь простака, если он попадется на твою удочку.
– Обчищу! Вздор! Какие глупости ты говоришь! Мальчик вел такую жизнь, что даже ты могла бы предвидеть, чем это кончится. Он бы все равно проиграл свои деньги, не мне - так другому. Я не осуждал тебя за твои милые планы в отношении него. Так почему же ты сердишься, если я протянул руку за тем, что он предлагал всему свету? Я тебя урезониваю, а для чего, собственно? Ты в таком возрасте, что могла бы и сама взглянуть правде в глаза. Ты считаешь, что эти деньги по праву принадлежали леди Марии Уорингтон и ее детям? Так я повторяю, через три месяца они все были бы спущены за игорными столами у Уайта, и много лучше, что они пошли в уплату моих долгов. Вот чего стоит гнев вашего сиятельства, рыдания, угрозы и гадкие выражения. А я, как добрый брат, отвечаю ласково и разумно.
– Мой добрый брат мог бы предложить что-нибудь посущественнее ласковых слов бедному мальчику, у которого он только что забрал тысячи, - возразила сестра этого любящего брата.
– Боже великий, Мария! Как ты не понимаешь, что умная женщина даже это неприятное происшествие может обратить в свою пользу!
– восклицает милорд.
Мария ответила, что не понимает, о чем он говорит.
– А вот о чем. Обойдемся без имен. Я в чужие дела не мешаюсь, у меня хватает своих, черт бы их побрал. Но предположим, мне известен случай в другой семье, который приложим к нашим обстоятельствам. А именно. Желторотый юнец, наследник приличного состояния, приезжает из деревенской глуши погостить у своих друзей в городе - неважно откуда, неважно в какой город. Пожилая родственница, влачившая свое девичество уже...
– ну, сколько, к примеру, лет?
– вырывает у юного джентльмена обещание жениться, неважно, на каких условиях.
– Милорд, вам мало обездолить вашего кузена, вы еще оскорбляете собственную сестру?
– спрашивает Мария.
– Мое милое дитя, я хоть словом заикнулся о передергивании, обирании или обдирании? И разве я взбесился, когда ты оскорбляла меня? Я знаю, твоя вспыльчивость и свойственное всему вашему полу неразумие имеют право на снисходительность. И я был с тобой учтив и ласков. Итак, я продолжаю. Пожилая родственница вырывает обещание жениться у юнца, которому вовсе не хочется его исполнять. И он ищет способа нарушить свою клятву. Пожилая родственница ему опротивела, и он будет ссылаться на несогласие своей матушки, он пойдет на что угодно, лишь бы освободиться от обещания.
– О, разумеется, будь он из нас, из Эсмондов! Но мы, милорд, говорим о человеке чести!
– восклицает Мария, которая, я полагаю, восхищалась прямодушием в других, хотя в собственной семье ей его и не приходилось наблюдать.
– Я не стану возражать ни на первое, ни на второе восклицание моей дражайшей сестрицы. Любой из нас, не задумываясь, отказался бы от такого обещания, особенно если бы оно не было запечатлено письменно.
– Милорд!
– охает Мария.
– Ха! Я знаю все. Тетушка Бернштейн устроила в Танбридже очень ловкую штучку. Мужчинам в нашем семействе далеко до старушки. Тебя арестовали, а потом обыскали твои шкатулки и баулы. Когда ты вышла на свободу, оказалось, что письмо могока к тебе исчезло, но ты, как иногда с тобой случается, была благоразумна и промолчала. Ты все еще имеешь виды на своего чероки. Soit {Пусть будет так (франц.).}. Женщина с твоим зрелым опытом знает, чего стоит муж. Так имеет ли смысл обращать внимание на такой пустяк, как двести триста фунтов?
– Всего только триста фунтов, милорд?
– перебивает Мария.
– Ну, сотней больше, сотней меньше - какая разница? Что такое этот карточный проигрыш? Безделица! Ставка, которую пробуешь выиграть ты, - это княжество! Тебе нужно твое виргинское королевство, и поверь мне, переделка, в которую попал твой милый, - большая для тебя удача.
– Я вас не понимаю, милорд.
– C'est possible {Возможно (франц.).}. Но сядь, и я объясню так, что даже тебе все станет ясно.
И вот Мария Эсмонд, ворвавшаяся к брату разъяренной львицей, села у его ног кроткой овечкой.