Виргостан

– Допустим, вот так! – Герральдий берет любимую пипетку, втягивает кляксу и водворяет обратно в чернильницу. Клякса шлепается в чернила под дружные язвительные аплодисменты:

– Добро пожаловать в родные шпинаты! – злорадствуют осевшие на дне сливки каллиграфического общества. – Не удалась голливудская карьера?

Из чернильницы доносится злорадный булькающий хохот. Герральдий прикрывает этот кипящий брызгающийся фиолетовый бульон бронзовой крышкой с надписью «Конец фильмам». Неужели же это конец?

– Да нет же, нет! – возмущаются доверики с недовериками, закатывая рукава и затачивая перья.

. . .

Герральдий смотрит в лицо смерти.

– Где-то я уже видел это лицо. Мы случайно не встречались раньше?

Смерть ухмыляется Герральдию в глаза. Ох, нехорошая это усмешка. Неизвестно, кто кого пересмотрит, но Герральдию пора возвращаться. Стрелки уже соединились, и он слышит голос Верики:

– Уауау-а-у-а-уа-уауа… – Пролетает вереница черно-белых хвостиков.

. . .

Герральдий неспешно пропускает титульный лист с заглавием и приступает к разработке. Титульный лист с заглавием, продолжая вальяжно беседовать, занимают почетные места в первой папке.

Далее следует подробное описание причин, оправдывающих отсутствие замысла, среди которых перечислены – литературная блажь, послание к неведомым потомкам и прочие отвлекающие уловки.

В конце следуют два истертых до дыр предложения, которые смог бы прочесть любой мальчишка, читавший в детстве рассказы про сыщиков, пользовавшихся для отвода глаз кипяченым молоком в своих тайнописях. Итак…

Рокочущая ванна наполняется теплым пористым шоколадом. Быстро мелькают заглавные титры, но музыка обуздывает их соответствующим плавному ритму темпом и деликатно расставляет по своим местам. Герральдий смотрит завороженно. Это, безусловно, натуральный «graficuum mobile» – из яшмы, малахита, мрамора и серпентинита, изготовленный заботливыми и добросовестными руками Всеши и Верики. Причудливо движущиеся картины перетекают из одной в другую, удивительным образом оставаясь на месте. Стена бассейнового зала приобретает сангиновый оттенок. Наброски лошадиных и человеческих фигур, части тел, чертежи, растительные узоры, папирусные крылья. На экране высвечивается рельефный торс обнаженного по пояс мужчины с фамильярной наколкой периода возрождения: «Viva Leo!». Герральдий начинает ощущать некоторое смущение:

– Минуточку! Это еще что такое?

Мозаичное панно застывает в кадре.

На подходе час пропесочивания птицы с неугомонным хохолком…

. . .

Когда Герральдий молчит, Верика чувствует на себе пик атмосферного давления. Ей не нравится, когда на ней заостряют внимание. Поэтому Герральдий терпеливо ждет. Время еще пока есть. Верика сбрасывает с себя груз нависшего молчания, поднимается к потолку и взирает на Герральдия чуть свысока:

– А что значит управлять временем?

– Это значит не обращать внимания на часы.

– Зачем же ты окружаешь себя таким количеством циферблатов и стрелок?

– Чтобы целенаправленность происходила с ювелирной точностью. Порой мгновения притираются так плотно, что между ними не просочится даже дух времени.

«Бомм!», пауза, «бомм» и еще раз – «бомм».

– Слышишь! А теперь?

«Боммбоммбоммбоммбоммбоммбоммбоммбомм…»

Большое сердце теряет очертания.

…неуместная и несвоевременная брань

Герральдий снимает безуголку и выбирает самую удобную в своем положении позицию. Он ложится между небом и землей.

И вот что он отсюда может набдюдать. Поверхности сегодня не видно, и это к лучшему. Левая часть круглого окна плотно закрыта курчавыми серо-голубыми портьерами, а правая половина чистеет прозрачной голубизной, по которой проплывает бледный полумесяц, рожками вниз.

– Целых полмесяца! – изумляется Герральдий.

В облаках появляются просветы, но их ловко заштопывает ветер-невидимка. Герральдий видит нарядное платье вселенской невесты. Белое, пышное, вьющееся в невесомости. Фата продлевается далеко за вертикант. Тишина. Правое и левое полушария безмолвствуют.

. . .

Поверхность оперативно приближается.

– Надо вызывать Герральдия!

– Но он вот он – спит!

– Это значит, что он где-то далеко. Нам надо его разбудить!

Аэрофаг приближается к земле. Верика безмолвной улыбкой извлекает погрузившегося в сон Герральдия на белый свет. Герральдий смотрит в лобовое стекло. Перед ним карта незнакомой местности. Он сильно втягивает воздух и берется за самую большую рукоятку:

– Б-р-р! Бр-р! Бр-р-рось…

Картинка на экране затуманивается, затем рассеивается, и Верика видит, как мимо проносятся стога сена, роща, птицеферма. Герральдий прехватывает рычаг поменьше:

– Щ-щ-щ! Щ-щ-щас…

Герральдий легонько нажимает мизинцем на маленькую аккуратненькую перламутровую кнопочку розового цвета:

– С-с-с! С-с-стоп.

Происходит сильный резкий толчок, и все переворачивается с ног на голову.

. . .

– Выпустите нас отсюда немедленно!

– По инструкции необходимо дождаться полной остановки самолета! – строго крякает репродуктор.

– По инструкции это уже не самолет.

Террофаг останавливается в пыли кукурузного поля.

Таким образом, назрел час агрокультуры…

Стоя на обычном краю, Герральдий с удивлением обнаруживает то, что он искал так долго и так далеко отсюда. Река Воя вертится у него под ногами. Он совмещает проекцию зрительной карты с подножной. Так оно и есть. Задумчивый Герральдий долгое время сидит под струями падающей воды и приходит к выводу, что он не в силах постичь закона естественного слияния. Это намного проще и совершеннее человеческого. Вот уже несколько часов он наблюдает за огоньком свечи, сидя на кончике секундной стрелки, подрагивающей с каждым щелчком, и наконец видит ореол явленного отсвета. Это как застывший светящийся туман с тончайшими кристаллическими иголочками.

У Герральдия начинает пощипывать глаза от шипяще-искрящихся слез. Он со свистом чихает, словно разболтанная бутылка с сидром.

Облако рассеивается. Герральдий поспешно затыкает нос, но прежний отсвет безвозвратен. Такова природа сияния.

…очень тонкая материя

Герральдий иногда рассказывает истории о таких персонажах, которые просто не могли не повлиять на ход событий. Например, он вспоминает одну из совершенствовательниц своего времени, облагораживавшую собой целые пространства. Все специалисты в один голос подтверждают: «Да, да, да! Помним, помним! Как же, как же».