Вирусный флигель

Англичане, узнав о достижениях в Америке и сравнив их с возможностями Германии, решили закрыть все собственные работы над атомной бомбой и передать своих ученых в Америку для всемерного ускорения работы. Этот решительный шаг нельзя считать совершенно бескорыстным: американцы оказались настолько впереди, что Британия лишь выигрывала, внедряя своих ученых в «Манхэттенский проект». К концу 1943 года все атомные работы в Англии практически замерли.

3

Летом 1943 года по Германии поползли слухи о новом мощном оружии, создаваемом немецкими учеными. Слухи все ширились, и в секретных отчетах полиции безопасности о морально-политическом состоянии населения можно было прочитать о «гигантских орудиях», «стратосферных пушках», об управляемых снарядах, действующих от сжатого воздуха, о ракетах и гигантских бомбардировщиках. А в отчете от 1 июля сообщалось: «Нередки также слухи о «бомбе нового типа», столь большой, что в самолет можно погрузить только одну такую бомбу. Двенадцати таких бомб, созданных на принципах атомной физики, достаточно для разрушения города с миллионным населением». В июле же слухи нашли свое отражение и в обзорах разведывательных данных, составлявшихся для начальников штабов в Лондоне. В одном весьма подробном донесении приводилось описание ракеты с теоретическим радиусом действия 800 километров и ожидаемым практическим радиусом действия 500 километров; ракета длиной 20 метров и весом 40 тонн уже запускалась на расстояние 270 километров. Как сообщалось в донесении, головная часть, примерно треть всей ракеты, должна была снаряжаться взрывчаткой, основанной на «расщеплении атомов». Сведения эти, по крайней мере отчасти, подтверждались и данными воздушной разведки; англичане уже располагали аэрофотоснимками Пеенемюнде, на которых можно было видеть ракеты. В донесении центром производства ракет тоже называли Пеенемюнде.

У немцев также имелись сведения о работах противника и на их основании, правда не очень-то подробно и весьма гадательно, они воссоздавали картину ядерных исследований в союзных странах. Так, на упоминавшейся уже конференции в Академии воздухоплавания Гейзенберг говорил об «огромных ресурсах», направляемых другими странами, в частности Америкой, на разработку проблемы. Менцель, получив отчет Эзау о результатах первых шести месяцев пребывания на посту полномочного представителя, направил его Герингу и счел нужным добавить от себя следующее:

Даже если эти исследования не приведут к разработке практически пригодных мощных взрывчатых веществ, мы все же будем уверены, что в этой области противник не сможет застать нас врасплох.

Первую после ремонта тяжелую воду Веморк дал в июне. За весь месяц удалось получить 199 килограммов тяжелой воды. Устройство «обменного процесса», установленное на одной из ступеней электролиза, работало хорошо. Однако в июле выпуск упал до 141 килограмма. 24 июля американцы разбомбили фабрику синтетических удобрений в Герёйе, а поскольку эта фабрика являлась основным потребителем водорода, поступавшего непосредственно из Веморка по трубопроводу, производство в Веморке пришлось резко снизить.

Против этого категорически возражал немецкий рейхскомиссар в Осло. Он настаивал на том, чтобы завод в Веморке продолжал работать на полную мощность, выпуская излишний водород в атмосферу. Главный директор Норвежской гидроэлектрической компании Бьярне Эриксен не побоялся отменить приказ о выпуске водорода в Еоздух. Он заявил, что предлагает правлению отказаться от производства тяжелой воды, которое уже навлекло на Веморк два удара союзников. Несмотря на предупреждения немецких властей, Эриксен, угрожая своей отставкой, вынудил правление согласиться. Однако голосование не состоялось. Эриксена арестовали и увезли в Германию, где он до самого конца войны пробыл в лагере для военнопленных. Его арест объясняли противодействием немецким властям. Но, возможно, арестовали его по другому поводу: как раз в те дни немцы хватали всех 6ывших офицеров норвежской армии.

Причины противодействия норвежцев вполне понятны. Они видели, как после февральского нападения на Веморк немцы усиливали военные меры, и сделали соответствующие выводы. Они видели колючую проволоку, минные поля, пулеметные гнезда вокруг Веморка, и их реакция на эти меры была вполне недвусмысленной. Почувствовав нарастающее сопротивление норвежцев, немецкие власти вынуждены были уступить. Они согласились поддерживать производство тяжелой воды на уровне, соответствующем нормальному производству аммиака. По мере усиления воздушных налетов на Германию немецкие физики испытывали все возраставшие трудности. Не успевала какая-либо из групп подготовить эксперимент, как очередная бомбардировка уничтожала всю их работу. Не меньше времени теряли они во время перебазирования лабораторий, когда в Германии началось рассредоточение важных промышленных объектов.

Множество трудностей в ту пору выпало на долю создателей ультрацентрифуги. Вначале это были чисто технические трудности: то шестифтористый уран проникал через сочленения, то дважды взрывался ротор в макетном образце. Но вскоре к ним присоединились и военные трудности. В июле на Киль было совершено несколько рейдов королевской авиации. Город сильно пострадал, и лабораторию решили перевести во Фрейбург, в Южной Германии. Эвакуация отняла много времени.

Автору изотопного шлюза доктору Багге пришлось испытать то нее самое. Он все еще доводил свою опытную установку, испытывая ее на разделении изотопов серебра. Ему лишь предстояло столкнуться со многими трудностями, связанными с применением шестифтористого урана. 28 июня Багге получил, наконец, от химика-аналитика из Гёттингена подтверждение, что в ничтожных количествах переработанного изотопным шлюзом серебра концентрация легкого изотопа действительно возросла до трех—пяти процентов; результат оказался даже лучше предсказанного теорией.

Фирме «Бамаг-Мегуин» был направлен заказ на изготовление нового опытного образца изотопного шлюза, который должен был отличаться от первого: вместо молекулярного пучка испаренного серебра в нем предполагалось использовать газообразное химическое соединение. Конструирование новой установки началось 5 августа, в помощь Багге фирма выделила опытного инженера доктора Зиберта. Но уже в конце августа Берлин стал объектом мощных бомбовых ударов. Власти, опасаясь повторения гамбургской катастрофы, приказали эвакуировать из столицы наиболее важные учреждения. Остаток августа и сентябрь Багге пришлось заниматься эвакуацией из Берлина примерно трети всего Физического института, который переезжал в Южную Германию, в Хейсинген.

Институт в Далеме опустел. Правда, Гейзенберг остался. Он не мог уехать. Ему необходимо было оборудование высоковольтного ускорителя частиц. Не уезжал и Боте. Они с Гейзенбергом готовили эксперименты с большим реактором, собираемым в бункере. Оставались также Багге и Виртц, хотя их лаборатории уже вывезли и им приходилось совершать частые и утомительные поездки почти через всю Германию. Эти поездки были не только утомительны, но отнимали массу времени и задерживали работы.

Однако прежние обстоятельства, сильно осложнявшие деятельность немецких атомщиков, продолжали оказывать свое влияние. Одним из самых явных была нетерпимость и вражда между наиболее видными учеными. Особенно ясно она проявилась в середине октября на трехдневной секретной конференции, созванной Эзау в Национальном бюро стандартов. Весьма показательно, что из сорока четырех ведущих ученых, зачитавших доклады, ни один не принадлежал к окружению Гейзенберга, хотя директора других институтов кайзера Вильгельма — Ган, Боте, Раевский — выступили на конференции. В дневнике доктора Багге о конференции сказано очень коротко:

Зачитывал перед приглашенными членами большого Атомного клуба доклад о повышении концентрации легкого изотопа серебра методом шлюзования изотопов. (Присутствовали: Эзау, Витцель, представитель Шпеера и другие.) В правлении Бюро стандартов.

Пожалуй, самыми важными оказались первые два доклада. В одном Фюнфер и Боте сообщали об экспериментах с небольшим урановым реактором с тяжелой водой, в ходе которых они по определенной системе меняли расстояния между слоями. А профессора Позе и Рексер из группы, некогда находившейся в ведении военного министерства, зачитали доклад на тему «Эксперименты с различными геометрическими конфигурациями окиси урана и парафина».

Эксперименты Фюнфера и Боте в Гейдельберге позволили установить эмпирическое правило, согласно которому вес урана и вес тяжелой воды в котле должны быть примерно равны. Они также определили, что при использовании урановых пластин толщиной в сантиметр наивыгоднейшая толщина разделяющего слоя тяжелой воды должна равняться примерно двадцати сантиметрам.

Позе и Рексер не располагали металлическим ураном и тяжелой водой и потому ставили свои опыты с окисью урана и парафином. Они задались целью окончательно подтвердить выгодность применения кубических урановых элементов. В серии сравнительно несложных экспериментов, выполненных в лабораториях Эзау, они с несомненностью доказали преимущества кубической конфигурации урановых элементов: «Кубическая конфигурация превосходит стержневую, а стержневая лучше пластинчатой» — таков был смысл их сообщения на конференции.

Упоминание о стержневой конфигурации в докладе Позе и Рексера было не случайным. Дело в том, что при кубической конфигурации весьма усложняются проблемы теплопередачи, а также возникают и некоторые другие трудности. В этом смысле стержневая конфигурация оказывалась более приемлемой. Пластинчатая же конфигурация во всем уступала первые двум и не только с точки зрения работы реактора, но и с точки зрения трудностей изготовления самих пластин и их защиты от коррозии. В пользу применения пластин вообще не существовало разумных практических доводов. Единственным человеком, требовавшим применения пластин, оставался Гейзенберг. Нобелевский лауреат буквально огорошил Хартека, сказав ему, что настаивает на применении пластин во имя значительного упрощения теоретического анализа работы реактора.