Висенна. Времена надежды
Шрифт:
Остромов во дворе досмотрел все до конца: и как зачитали список обид, нанесенных краю, и за каждую отвесили разжалованному один позорящий удар — кожаными ножнами по ягодицам. И как долго, с тасканием за бороды, ревом, криками и стуком в щиты выбирали нового носителя Пояса — им стал Чанка Йши, уважаемый среди окраинных лесовиков, но северянину вовсе неизвестный.
Потом Остромов поблагодарил Геллера, пригласил бывать на заимке, и потек со двора вместе с прочими. Когда он добрался до знакомой ложбины, сумерки уже сгустились. Первым делом хотел рассказать Сэдди новости, но поразился: Салех сделал запрещающий знак, а потом второй: «Тревога».
— Кто? — одними губами
Сэдди ответил, не переставая стричь глазами по сторонам:
— В округе мало людей. Возле нашей Школы живут многие, а тут за весь день ни одного костра. Но птиц кто-то поднял там и там, и там вон, — Салех расположил на земле щепочки, остриями в нужных направлениях. — Потом на мой костер никто не вышел. А вон с того места до третьего, — крепкий желтый ноготь прочертил линию от щепки к щепке, — Если идти, только мимо нас. Либо напрямую по болоту. Иначе никак. Тут кругом корбы, мокрые ельники, то есть…
— Лось? — сам у себя спросил Остромов. — Им что болото, что сухой путь…
Черноволосый и плотный Салех скривился:
— Может и лось. Кто знает…
Остромов опустил руку, поправил штаны и на обратном пути незаметно отжал защелку ножен — чтобы меч можно было выхватить одним движением.
— Балду, — велел Сэдди. Крепыш согласно кивнул. Оба набили спальники травой и ветками. Потом Сэдди остался сидеть у огня, а Остромов улегся рядом. Выбрав миг, когда угли почти погасли, откатился в темноту и затаился под корнями ближней сосны. Спустя некоторое время, воспользовавшись порывом ветра, под шумок ускользнул от костра и Сэдди.
Над Бессонными Землями струной натянулась ночь.
Ночью наставник Хельви не спал. Расхаживал по комнате, яростно вдавливал половицы. Злился на собственную нерешительность. Был бы здесь Рыжий Маг! Давно бы с дурака Пояс снял… А вчера чуть до самосуда не дошло. Наставник поежился: больно ведь, двадцать ударов-то. Незадачливого Опоясанного он больше жалел, чем ненавидел.
Когда припекало, Хельви всегда вспоминал брата. Он и в маги за старшим подался. А хотел не магии, хотел… власти? Что ж скрывать, и власти тоже хотел! Но больше всего желал брата хоть в чем-нибудь превзойти. Чтобы Хартли хоть раз глянул на него так же восхищенно-завистливо, как младший брат все детство и половину юности смотрел на старшего.
Потом Хельви подрос и научился свою зависть к брату сдерживать. И не позволял ей управлять своими мыслями. И покрыл ее льдом воспитания, и насадил стальные обручи обучения… А все равно, стоило судьбе нажать покрепче, и перед глазами, как живой, появлялся брат Хартли. Укоризнено качал головой: что, дескать, ты там еще натворил?
Тьфу!
Хельви несколькими глубокими выдохами очистил легкие. Посидел, сосредотачиваясь, отгоняя детские обиды и тяжелые мысли. Вытянул из шкафчика на стене свернутый лист плотной бумаги, развернул на столешнице, прижал верх чернильным прибором, а нижний край заправил в ящик стола. И принялся за писание. Рикард на чердаке, как ни старался, не мог углядеть, что и кому сообщает маг: из осторожности провертел слишком маленькую дырочку в дощатом потолке. Скоро его недоумение разрешилось. Дописав, Хельви поднял колокольчик и вызвонил дежурного. Вкатился здоровенный еж, на задних лапах — человеку почти по пояс.
— Скорастадиру?
— Да. — Хельви говорил натужно, словно резал шкурку на сале. — Еще раз прошу, чтобы дал нам выбор. Поссориться… Легко!
— А не появился бы этот… Торфоглазый… Из иного мира который… — еж сноровисто обматывал свиток цветным шнуром. — … И не было бы разделения магов.
— И мы с тобой, Бушма, не звались
бы Великими, а до сих пор носили пробирки за дедами вроде Сеговита того же… И Школ бы тогда не основали!Еж кивнул:
— Да уж, в этих местах давно пора было построить не Школу, так хоть Башню помощнее. Округа очень беспокойная и опасная.
— Чего ты хотел? Недаром сказано: «Бессонные Земли».
Бушма закончил упаковку свитка, снял с пояса печать Школы, заклинанием разогрел сургучную палочку, свел концы шнурка и шлепнул оттиск прямо на полу. Вернул письмо:
— В ночь посыльного не погоню. Тревожно что-то. До утра под замок спрячь… Вот, будто бы и ко времени появился Спарк, — еж пробежался от стола к двери. Коготки глухо простучали по доскам, из-за чего лазутчик на чердаке не разобрал бормотания. У двери зверек обернулся:
— …А все же от Совета откалываемся — зря. Не стоило бы!
Коротко наклонил голову и выкатился на лестницу.
Рикард осторожно расширял наблюдательную дырку кончиком ножа. Он предусмотрительно выспался днем — здесь же, на чердаке — и сейчас чувствовал себя достаточно свежим. И знал, что сделает. Вот только пусть Хельви заснет.
Новое место — новые сны. Игнату приснился Сергей. Грустно сидел на дорожном трубчатом ограждении, теребил бахрому ковбойской куртки. Мотоцикл стоял рядом.
— Привет, — выговорил Спарк, только чтобы не молчать. Приятель поднял голову, отбросил волосы с глаз. Вяло отозвался:
— Привет… О, мне тоже говорящие сны снятся. Как Игнату, про Ирку его пропавшую… А! Ты же и есть Игнат!
— Меня уже не ищут? — спросил проводник.
Сергей удивленно вскинул брови:
— А должны? — и снова повесил голову.
— Опять соседи? — посочувствовал Спарк.
— У бабушки со вторым домом спор по земле. Те по суду выиграли, ну, перенесли забор, свой поставили. Дак нет, чтобы по-человечески поговорить. Крику было, ругани… Ладно. Перенесли и перенесли. А у нас к забору была бельевая веревка привязана, ну, как забор переносили, ее оторвали, естественно… — Сергей мотнул головой. Серые волосы полетели в стороны. «А какого цвета у него были волосы в натуре?» — вдруг спохватился Игнат, и с ужасом понял, что уже не помнит.
— …Бабушка опять веревку к забору прикрутила. Так сосед, недолго думая, перескочил на наш участок, вырвал дверь, прибежал в дом и сказал, что если еще раз увидит проволоку на заборе, то бабушке на горло ее намотает.
— Как — вырвал дверь? Это ж со взломом! Разбой получается, статья!
— Ну, дед в милицию. Заявление, дверь выломанная. Все представили. А участковый знаешь что?
Спарк почесал голову.
— Что?
— Участковый говорит, бабушка-де сама виновата. Она, стал-быть его довела своими высказываниями. А соседа, значит, «характеризуют положительно».
— Кто?
— А я знаю, кто?! — Сергей подскочил, выпрямился. Бело-красное ограждение, на котором он сидел, тотчас растаяло. «Это сон!» — напомнил себе Игнат. «Сон во сне?» — возразил внутренний голос. — «Сперва ты в зале заснул, и привиделись тебе волки говорящие? А потом у волков заснул, и привиделись тебе Сергеевы обиды, о которых ты до сих пор знать не знал?»
— … А урод этот, которого «характеризуют положительно», говорил, что я по вокзалам побираюсь… Я в свои двадцать лет уже каминов сложил больше, чем этот скот от сифилиса лечился! И потом, какая б там моя бабушка сварливая не была, она все же не проникала незаконно на чужой участок, дверей никому не выламывала, и проволокой никого не душила. Раз он такой положительный, чего же он в суд не подавал? Если мы его и правда так уж достали?