Вишневые воры

– Я собираюсь учиться в колледже столько, сколько это будет возможно, – сказала Дафни. – А потом поступлю в школу искусств в Европе.

– Я не собираюсь оплачивать никакую школу искусств, – ответил отец. – Можешь выбросить это из головы.

– А я сама буду ее оплачивать, – ответила Дафни, и эта мысль всем показалась настолько нелепой, что даже не вызвала ответных реплик.

– Для чего мне оставаться в колледже? – спросила Эстер. – Чтобы стать учительницей или медсестрой? – Она произнесла «учительницей или медсестрой» таким тоном, будто говорила «бродягой или проституткой». Она посмотрела на отца, ожидая его поддержки. Он кивнул.

– Откладывать мы ничего не будем, – сказал он.

– Мэтью не станет ее дожидаться, – сказала Розалин-да. – Такие мужчины, как Мэтью, ждать никого не будут.

Потерпев неудачу, мама откинулась на спинку стула. Неужели она действительно думала, что сможет отложить свадьбу? Воспитанием дочерей она никогда не занималась, никогда не пыталась указать нам, в какую сторону двигаться, поскольку вся ее энергия – день за днем – была направлена на собственное выживание. Ее дочери проходили обычные стадии жизни, и теперь одна из них готовилась выйти замуж. Менять этот курс было уже слишком поздно.

– Должно произойти что-то ужасное, – повторила она, на этот раз еле слышно. Сестры переглянулись. Отец уставился в тарелку. Белинду всегда переполняли самые странные идеи, но не помню, чтобы она когда-либо делилась с нами предзнаменованиями.

– Она хочет, чтобы меня постигла та же участь, что и Милли Стивенс, – сказала Эстер. Милли считалась самой трагичной фигурой в Беллфлауэр-виллидж. Незамужняя в свои двадцать восемь лет, она получила юридическую степень в Колумбийском университете, куда поступила только из-за того, что Йельская школа права не принимала женщин, а после выпуска перед ее носом захлопнули двери все до единой юридические конторы Новой Англии. Разгромленная практически по всем фронтам, она жила с родителями на Бёрч-стрит и зарабатывала уроками фортепиано. Другая ее работа по совместительству, внушавшая ужас всему женскому населению Беллфлауэра, была неоплачиваемой.

– Мне всегда нравилась Милли, – сказала Белинда, и это было правдой. Раз в неделю Милли приходила давать мне и Зили уроки фортепиано, и мама иногда заводила с ней беседы – редко кто еще удостаивался такой чести.

– Видимо, ты бы предпочла, чтобы это она была твоей дочерью? – сказала Эстер, уже немного переигрывая.

Белинда не ответила, и Эстер вскочила со стула и швырнула салфетку на тарелку. Она задвинула свой стул и схватилась за его спинку, чтобы унять дрожь в руках.

– Все эти месяцы я ничего не говорила, мама, но…

Отец пытался ее остановить:

– Перестань, дорогая, прошу тебя.

– Прости, но я должна это сказать. Я все время держала это в себе и теперь просто обязана высказаться. – Эстер повернулась к матери. – Ты не проявляешь никакого интереса к свадьбе! Мои подруги выходят замуж, и для их матерей это главнейшее в жизни событие – но только не для тебя. Очевидно же, что тебе совершенно все равно.

Пока Эстер говорила, я смотрела на свои колени и мечтала провалиться под землю. Мы с сестрами за глаза постоянно обсуждали мать, но никто и никогда не говорил ей таких вещей прямо в лицо.

– Не понимаю, что с тобой, мама. Никогда не понимала. – Казалось, что слова Эстер испепеляют все вокруг; вся семья сидела, опаленная ими. – Но я не позволю тебе испортить этот важный для меня день.

– У меня нет привычки кому-то что-то портить, – сказала Белинда спокойным голосом, но я знала, что внутри нее бушует ураган.

Дафни фыркнула:

– Да ты только этим и занимаешься!

– Довольно! – сказал отец. Он велел Дафни отправляться в ее комнату, услышав от нее в ответ «Аллилуйя!».

Эстер ушла из столовой вслед за Дафни – очевидно, ее кулинарный запал не распространялся на последующее мытье посуды. Розалинда промокнула губы салфеткой, подтолкнула ее под тарелку и тоже вышла.

За столом остались родители, Калла, Зили и я. В какой-то момент обсуждения Калла снова раскрыла книгу и теперь читала ее, отодвинув тарелку. Пюре и фасоль были съедены – на белом фарфоре остался лишь сероватый кусочек мяса, напоминавший мышиный трупик.

В наступившей тишине она стала читать вслух, ни с того ни с сего, однако же отражая настроение собравшихся:

– «Плыл мимо зданий и церквей – холодный труп…»

– Перестань, – сказал отец.

– «Холодный труп среди огней, в тиши у Камелота».

– Ну хватит уже! – сказал он, и Калла вышла из-за стола, прихватив с собой Теннисона.

Зили перевела взгляд с мамы на папу, и ее глаза наполнились слезами. Такая неприкрытая война разразилась за столом впервые. Обычно разногласия обсуждались приглушенными голосами за закрытой дверью.

– Я не хочу, чтобы случилось ужасное, – сказала она, надеясь, что вот-вот будут произнесены слова, которые все поправят, и все будет снова хорошо.

– Не слушай свою мать, – сказал отец. – Ничего ужасного ни с кем не случится. – Он отодвинул тарелку с недоеденным ужином и через весь стол воззрился на жену.

– Надеюсь, ты довольна собой?

– Я должна была это сказать.

– Точно должна была? – Он допил пиво и велел нам с Зили идти к себе.

Мне не хотелось оставлять маму одну, и я замешкалась. Зили, как обычно, смотрела на меня и ждала, что я буду делать. Я не думала, что отец ударит мать или наорет на нее. Нет, он никогда не проявлял агрессии, никогда не кричал. Он правил царством женщин, не повышая голос. И все равно мне не хотелось оставлять ее. Ей нужен был союзник – ведь он у нее так редко бывал.

– Вы слышали, что я сказал? – спросил он.

Я встала, маленькая трусишка, и потянула за собой Зили. Белинда смотрела куда-то в пол, как будто стыдясь встретиться со мной взглядом, поэтому я наклонилась и прошептала ей на ухо: «Я тебе верю, мамочка».

Не знаю, верила ли я ей тогда. Но ведь она была права. Что-то ужасное действительно приближалось, и впоследствии я не раз буду спрашивать себя – неужели это возможно? Неужели мама и правда все предвидела?

Безголовая невеста 1950

1

За несколько недель до свадьбы Эстер Белинда начала чувствовать запах роз. Она чувствовала запах роз, когда никакими розами не пахло, когда все окна были закрыты и ароматы сада не проникали в дом, когда никто не пользовался мылом или туалетной водой с этим запахом. Аромат розы был в нашем доме под запретом, поэтому он не мог исходить откуда-то из дома.

Когда Белинда незадолго до свадьбы начала чувствовать запах роз, она уже знала, что искать источник запаха бессмысленно. Такое с ней уже бывало. Впервые необъяснимый аромат розы почудился ей двадцать лет назад, когда она была беременна Эстер. Точнее, она еще не знала, что беременна: они с мужем только вернулись после медового месяца в Европе, и она впервые вошла в этот дом. Сперва запах был едва различимым – она решила, что где-то оставили букет цветов или ароматический пакетик, и, хотя она никогда не любила розы, поначалу это не сильно ее беспокоило. Только вдруг оказалось, что запах роз преследует ее повсюду – он был в ванной, он был в ее постели. Она спросила мужа, но тот сказал, что в доме ничем не пахнет, и перестал об этом думать. Тогда она обыскала весь дом, но источника запаха так и не нашла. Врач сказал, что фантомные запахи могут быть результатом беременности – иногда беременных тянет на маринованные огурцы или сардины, так вот это то же самое. Он заверил ее, что волноваться не о чем. Чтобы избавиться от запаха, она зажимала нос и дышала ртом, но это не помогало. Она поняла, что аромат розы исходил от нее самой.