Вишневые воры

Я взяла крылышко и стала легонько его посасывать. Потом в кухню примчалась Зили – она провела пальцем по стенкам пиалы и слизала остатки сладкой массы. Как самые младшие в семье, мы постоянно что-то доедали за мамой.

– Пойдем к ней в комнату, – предложила я, положив крылышко обратно на тарелку. Мы пошли наверх, в ту часть дома, где жили родители. У мамы было две комнаты – спальня и гостиная. Дверь в спальню была открыта, и я осторожно заглянула внутрь. Никогда не могла отказать себе в этом. Обстановка в комнате была аскетичной: стены выкрашены в белое, на них ни одной картины, ни одного украшения. На кровати – простое одеяло из бельгийского льна соломенного цвета, у стен – мебель из каштана, строгие линии, почти без орнамента. На одной тумбочке возвышалась коллекция свечей в баночках – мама говорила, что свет ламп ночью для нее слишком ярок. На другой стояло крошечное чучело крапивника – его лапки были приклеены к лакированному деревянному бруску. Эта гостиная совсем не была похожа на красочные, утопающие в цветах комнаты девочек, стены которых она сама же и расписала. Белинда – старинное имя, означающее «змея». Однажды мы с Зили играли в маминой спальне, когда ее самой не было дома – она уехала по тем редким делам, которые иногда вынуждали ее покидать дом и Беллфла-уэр-виллидж. Тогда я и заметила змею, нарисованную на стене за шкафом, прямо над плинтусом. Она была петлистой, цвета патины, с круглыми бурыми глазками и небольшими пятнышками. Тайная змея Белинды, отражение ее имени: в отличие от дочерей цветком она не была.

В комнате никого не было – и неудивительно: здесь Белинда только спала. Я постучала в дверь, ведущую в гостиную.

– Войдите, – сказала Белинда, и мы с Зили вошли. Она сидела на диване и держала в руках чашку чая.

– А, это вы, – сказала она. – Я думала, это Доуви. Она поставила блюдце с чашкой на столик для закусок, рядом с пупырчатой вазой с желтыми каллами. Занавески были задернуты – между ними оставалась лишь тонкая полоска света. Убранство гостиной было более броским, чем спальни, и даже в полумраке я могла разглядеть кремовые японские хризантемы на обоях, на письменном столе и на стеллаже, где хранились разные диковины, которые она собирала, – в основном привезенные из поездок с отцом много лет назад. Несмотря на задернутые шторы, в комнате стояла удушливая жара.

– Закрой дверь, Айрис, – сказала она.

– Но как же… – Я показала на вазу с каллами.

– Утром Доуви купила их для меня в городе – они прекрасны, правда?

– Но ты не разрешаешь ставить каллы в закрытом помещении. Ты всегда говорила, что они отравляют воздух, а сама…

– А сама что? – В ее голосе слышались нотки досады и раздражения.

– Сидишь с ними взаперти целый день.

– Закрой дверь.

Я осторожно закрыла дверь. Зили села на диван рядом с мамой – аккуратно, на краешек подушки, а не развалясь на нем, как обычно, руки-ноги в стороны.

– Где ваши сестры? – спросила Белинда, прижав ко рту платок.

– Внизу, – сказала Зили, наклоняясь к Белинде, чтобы рассмотреть ее лицо. – А почему у тебя платок?

– Я не очень хорошо себя чувствую. – Белинда с трудом встала с дивана, пытаясь избежать настойчивых глаз Зили. Она подошла к письменному столу у окна, взяла карандаш и принялась рисовать.

– Мама? – спросила я.

– Что? – Она сидела ко мне спиной и не повернулась.

– Что ты имела в виду, когда сказала, что, если Эстер выйдет замуж, случится что-то ужасное?

– У меня плохое предчувствие. И я не хочу об этом говорить.

– Но с Эстер все будет в порядке?

Она не отрывалась от рисунка, игнорируя мой вопрос, и я могла лишь предположить, что ответ вряд ли меня порадует. Я нахмурилась и сделала знак Зили – мол, вставай, нам пора. Пойти к маме предложила я, но теперь сама жалела об этом. Пока я ждала Зили, которая на цыпочках шла ко мне, но отвлеклась на какую-то безделушку на кофейном столике, я заметила мамин дневник, оставленный на столе с чаем и каллами. Я взяла его в руки и начала украдкой переворачивать страницы. А что, если в дневнике найдется разгадка? Я раскрыла последнюю запись, сделанную тем утром.

2.40 утра. Маленькая девочка, индианка, без правой части головы, вся в крови, стоит у моей кровати, плачет, зовет маму.

Я не ожидала прочесть такое и стояла, потрясенная этим страшным описанием. Надо было мне вернуть дневник на место, но я пролистала несколько страниц назад, завороженная этим окошком в чертоги разума моей матери. Раньше ее призраки мне представлялись иначе – бесформенные существа, парящие в воздухе, прозрачные, как медузы, белесые, тихо мерцающие. В моей голове это были романтичные привидения, как герои Каллиных стихов, – несчастные, потерянные влюбленные, скитающиеся по болотам. Но кровь и страдания? Нет, такого я и представить не могла.

3.22 утра. Маленькая индийская девочка продолжает причитать. Где ее мама? Пусть она оставит меня в покое.

4.04 утра. Стук в дверь, мужской голос: «Мне нужно видеть тебя, открой!»

Я положила дневник на место. Мне нужно видеть тебя. От таких слов просто мороз по коже. И так подробно все описано – сложно поверить, что такое можно выдумать. Белинда рассказывала, что ее посещают призраки людей, убитых оружием «Чэпел файрармз». Ей казалось, что наша семья каким-то образом повинна в их смертях и что призраки приходили к нам, потому что наш завод производил винтовки, из которых их убили, а к Белинде их тянуло особенно – ведь она была единственной, кто мог их видеть и слышать.

Странно, что они приходили именно к нам, а не к тем, кто их убивал, – но этими сомнениями я с мамой не делилась. Старшие сестры советовали мне выкинуть это из головы. Даже Калла, которая по характеру больше всех походила на мать, презрительно морщила нос, услышав о маминых выходках, которые она считала досадным проявлением «женской истерии». Свои раздумья о призраках Калла превращала в поэзию – она говорила, что это гораздо более пристойный способ самовыражения, чем дневники и ночные крики.

Белинда встала из-за стола. Я тоже поднялась и сделала несколько шагов к двери.

– Что-то случилось? – спросила она, глядя на меня и возвращаясь к дивану своей шаркающей походкой, из-за которой она казалась намного старше.

– У тебя были видения, связанные с Эстер?

Белинда села и снова взяла в руки блюдце с чашкой.

– Какой странный вопрос, – сказала она. – Что ты имеешь в виду?

– Ну к тебе же приходят мертвые?

Белинда сделала глоток чая, слегка поморщившись, словно чайные листья были слишком горькими.

– Это не видения. Все эти духи живут с нами в этом доме.

– И они сказали тебе, что с Эстер что-то случится?

– Я же говорила – это просто предчувствие. Я не знаю, что оно означает. – Она задержала на мне взгляд, а потом откинула голову на спинку дивана и закрыла глаза. По этому взгляду было понятно, что она что-то недоговаривает.

– Я устала, – сказала она сонным голосом. – Пойдите поиграйте на улице.

– Мама? – прошептала я через несколько секунд, чтобы проверить, не потеряла ли она сознание от цветов. Но она не ответила.

Я открыла дверь и жестом позвала за собой Зили. Мы вышли, и я закрыла дверь, а потом немного подумала и приоткрыла ее снова, чтобы отравленный воздух выходил из комнаты.

3

Зили хотела, чтобы мы пошли к сестрам вниз, но я сказала ей, что пойду в наше крыло. Она пошла за мной, хотя, конечно, я ее об этом не просила.

– Ну и жарища здесь, – пожаловалась она, когда мы зашли в гостиную, которая на контрасте с маминой комнатой казалась живой и светлой.

– Вот и иди вниз, – сказала я, садясь на зеленый диван и надеясь, что она уйдет. Мы с сестрами всегда ходили парами – просто мне не повезло быть в паре с сестренкой, которая никогда не замолкала.