Вишни на березе

Охранник нехотя подошел к двери:

– Кто там?

Но ему никто не ответил.

– Кто там? – снова спросил он, будто спятивший галчонок из «Простоквашино».

– Сто грамм! – грубо ответил ему через зарешеченное окно Степанов. – Отворяй быстрее.

Охранник открыл дверь, из-за которой появился важняк, увидев Реутова, он дружественно произнес:

– Никак не могу от вас избавиться.

– Вам это и не удастся, – твердо ответил защитник и дружелюбно улыбнулся в ответ.

Старший следователь Степанов подошел к охраннику в погонах старшины и твердо сказал:

– Освободите Ларину. Вот постановление об освобождении, – он протянул несколько печатных листов, тот несколько минут листал документы, будто не верил своим глазам.

– Без согласия начальника не могу, – заявил он.

– Я тебе начальник, бери «постанову», ставь «чикуху» и иди, отворяй, а то дождешься у меня, самого посажу. За неповиновение! – пригрозил он.

Старшина захлопал глазами, набрал в рот воздуха, видимо намереваясь возразить, но сдулся, направившись вдоль коридора с камерами. Было слышно, как он сказал:

– Ларина, а ну-ка, собирайся, тебя освобождают, совсем сдурели, черт бы их всех побрал.

Буквально через минуту освобожденная расписалась: в подписке о невыезде, за ремень на джинсах, шнурки и двести рублей, что находились при ней в момент задержания, бросила старшему следователю Степанову дежурное «спасибо» и в сопровождении охранника вышла из душного помещения изолятора. Вид у нее был такой, будто ее ведут на виселицу, но когда увидела своего защитника, как родного, успокоилась и даже улыбнулась.

– Почему меня освободили? – на ее лице читалось недоумение.

– Это – отдельная история, – ответил Реутов, – радуйся, пока свободе, вон какая красота вокруг, – он окинул взором унылые окрестности.

– А мы можем с вами поговорить? – в ее глазах блеснул какой-то хитрый огонек.

– Давайте в другой раз, – ответил мужчина, мысль о печеночном рулете не давала ему покоя, – я не обедал.

– А давайте пообедаем вместе, здесь неподалеку, – нашлась девушка, одарив своего спасителя лучезарной улыбкой.

– Хорошо, я не против, – улыбаясь в ответ, он подумал: а вдруг она меня тоже в расход… шилом или отверткой… – но, посмотрев еще раз на милое личико решил, что Ларина на такое явно не способна.

После солянки, отбивной с грибами, помидорами и сыром, блинчиков с творогом и пятьдесят коньяка для него и «греческого» для нее разговор перешел в более приятное русло.

– Слушай, – обратился к ней Семен, – ты можешь мне показать на месте, так сказать, происшествия, как все происходило?

– Если это необходимо, – ответила она робко. Девушка так и не притронулась к обеду, задумчиво смотря на своего союзника по несчастью, она удивлялась, с какой быстротой он уплетает блинчики.

– Давай сейчас туда и отправимся. Надеюсь, нам никто не помешает, – Реутов встал из-за стола, поманив ее за собой.

Дом, где еще вчера произошло убийство, ничем не выделялся среди остальных таких же домов вдоль улицы. Кирпичный, с черепичной крышей, на двух хозяев: похожие дома строили в сельской местности в советское время, сейчас этот формат снова популярен. В таких домах семьи дружили, что называется «через стенку», сживались, несмотря на различия или, как в нашем случае, наоборот – не сживались.

Дверь оказалась опечатанной несколькими бумажными листками, вся территория дома по периметру была обмотана лентой «скотч» желтого цвета с надписью «не входить – место происшествия». Несмотря на запрет, Реутов перешагнул ленту, достал из кармана перочинный нож и осторожно срезал им несколько бумажных бирок, которыми был опечатан вход, посмотрел по сторонам и силой пнул ногой дверь, чуть выше замка, замок треснул, дверь ввалилась внутрь. Он двинулся вперед, предлагая сделать то же самое и Лариной, но она вдруг остановилась в растерянности, словно спрашивая: «А так можно?»

– Давай быстрей, – сказал он нетерпеливо, взяв ее за руку, – хуже, чем есть уже точно не будет.

В нос ударил тошнотворный запах крови, пота и какой-то бормотухи. Вошедшие подавили рвотный рефлекс: она – закрыв воротником платья нос, он – выругавшись и сплюнув на пол, на котором то здесь, то там валялись пустые бутылки из под пива, вина, водки и еще черт знает чего. Пол, стены и даже потолок в некоторых местах были густо измазаны бурой, запекшейся на солнце кровью. Семену захотелось быстрей убраться прочь, но, подавив вспыхнувшие внутри бурные эмоции, он достал айфон и стал фотографировать, стараясь не упустить ни одну деталь, делая панорамные снимки так, чтобы одно изображение накладывалось на другое.

Когда-то это было уютное холостяцкое гнездышко. Точно посредине просторного зала стоял суконный зеленый диван, который теперь стал бурым из-за запекшийся на нем крови, напротив – телевизор на довольно старых книгах, это было несколько сочинений Ленина. Около него, в углах, на подоконнике батальоном – пустые бутылки.

«Вероятнее всего, он сумел доползти до дивана, на котором благополучно и отошел в лучший мир», – предположил адвокат, подтверждая свои мысли фактами – кровавыми следами, тянувшимися из кухни в зал.

– Мне бы такую печень! – с восторгом отметил он, смотря на бутылки и переводя взгляд в сторону своей сообщницы, замерзшей в одной позе с ужасом на лице. Вернувшись в кухню и обратив внимание на жужжащих мух, самоотверженно бившихся башкой об оконное стекло, он внимательно посмотрел по сторонам и начал щелкать айфоном. Отсняв опустевшую некогда уютную холостяцкую берлогу, он попросил испуганную и несчастную, еле стоящую на ногах Ларину, встать на то место, где, собственно, хозяин дома и оставил этот бренный мир; показать, где она взяла нож, как наносила удары; в общем, все, что предшествовало событиям той веселой ночи. Наконец, закончив съемку, сказал:

– Пора отсюда отчаливать, а то кто-нибудь еще заметит, что мы здесь, – и убрал телефон в карман.

Ларина с глубоким вздохом облегчения; у нее все еще тряслись руки, ноги словно налились свинцом, сделав усилие, метнулась в сторону выхода. Выйдя из дома, Семен прикрыл дверь, приклеил назад бирки, и двое, словно влюбленная парочка, как ни в чем не бывало, пошли вдоль улицы.

Утром, в восемь Реутов, озаренный светом антикварной настольной лампы, сидя за письменным столом, разглядывал снимки с места происшествия, которые разложил таким образом, чтобы одно изображение накладывалось на другое. Несмотря на чувство отвращения, – казалось, что даже фотографии источают смрад и зловоние, – перед ним стояла обычная для адвоката задача: доказать следствию полную невиновность своей подзащитной.