Високосный год: Повести

Деревня, казалось, состояла только из света и теней. Свет, яркий, радующий глаз, прорывался меж домов по проулкам, а тени — глубокие, синевато-бархатистые, сливались с избами. У околицы — облако золотистой пыли, — это от стада, возвращающегося с пастбища. Пастух шел сбоку, размахивая кнутом, и его тень неотступно шагала рядом с ним и тоже махала кнутом… Всюду простор, масса воздуха, света, безграничное серебристо-розовое предзакатное небо — без единого облачка.

— Видите, какая красота! — воскликнул Коля и прибавил газ. — Я всегда отсюда, с холма, любуюсь Петровкой.

Машина перевалила возвышенность и на тормозах осторожно спустилась. Шофер остановил газик у совхозной конторы. На крыльце появился высокий светловолосый парень лет двадцати трех. Он подошел и предупредительно открыл дверцу. Галя выбралась из машины, разминая ноги, затекшие от долгого сидения, взяла чемоданчик и попрощалась с Бережным.

Парень отрекомендовался:

— Чижов Владислав. Заведующий клубом.

Он привел ее в небольшой домик, обшитый вагонкой и разукрашенный резьбой, как терем. Он стоял на берегу реки Ундоги, у обрыва, среди берез и черемух, и жили в нем вдова бригадира Поликсенья Юшкова да черный кот.

— Я вам в горнице все приготовила, — сказала хозяйка. — Чистое белье постелила, живите на здоровье. Надолго ли к нам и по какому делу?

Галя ответила. Хозяйка понимающе кивнула:

— В обществе знающих работаете! Слыхала… Был тут у нас лектор, тоже у меня ночевал. Рыбу ловил свежую, я ему каждый день уху варила. Вежливый такой, интеллигентный. По избе все в носочках выхаживал. Я ему говорю: «Да ходи ты в гамашах-то». А он мне: «Люблю, чтобы ноге было свободнее».

Галя поняла намек и, улыбнувшись, подумала о домашних шлепанцах, которые не забыла взять с собой.

7

Чижов беспокоился о том, чтобы лекция прошла хорошо, при достаточном количестве слушателей. Григорий Иванович не подавал признаков волнения. Он с равнодушным видом расхаживал по боковушке и разглядывал фотографии кинозвезд. «Звезды» в жизни, видимо, были разные — молодые и не очень молодые, красивые и не так уж красивые, но на фотопортретах они выглядели одинаково молодыми и стандартно красивыми.

Владислав то и дело выглядывал из-за кулис в зрительный зал и, вернувшись в боковушку, сообщал:

— Маловато людей. Да и референта еще нет.

— Что мне референт? Я ведь не для него выступаю, — ответил Кутобаев.

И в эту минуту в боковушку вошла Галя. Кутобаев, пыхнув папиросным дымком, стал глядеть на нее во все глаза. Галя не слышала, что он сказал перед этим, назвала себя, и они познакомились. Чижов наконец объявил, что пришли механизаторы.

— Наверное, ради заграничного детектива пожаловали? — сострил Григорий Иванович.

— Лекция — само собой, кино — само по себе, — дипломатично ответил Чижов.

Ишимова отправилась в зал слушать лекцию.

Выйдя на сцену, Кутобаев надел очки, достал из кармана записную книжку и улыбнулся односельчанам:

— Вот ведь как получается: пришли в кино, а на вас выпустили агронома.

— Бывает, — весело отозвался кто-то из зала.

— Начинайте!

— Начинаю, — Григорий Иванович поднял руку и тотчас опустил ее. — Вчера на участке озимых мы провели контрольный сбор колосьев, оставшихся после комбайновой уборки. И что же? На каждом гектаре было потеряно в среднем десять килограммов зерна. При такой, с позволения сказать, уборке совхоз недополучит…

И он назвал уже известную нам цифру, которая привела зал в некоторое замешательство. Двое здоровяков механизаторов, сидевших в первом ряду, многозначительно переглянулись, какая-то старушка охнула, все чуточку зашевелились. А Кутобаев, воодушевляясь, ошеломлял публику все новыми выкладками, и выходило, что вроде бы большая часть урожая оставалась в поле на съедение птицам да мышам-полевкам.

Галя внимательно слушала. Для нее все это было в новинку. Она удивлялась тому, как заинтересованно и непосредственно зал воспринимал то, о чем говорил агроном. Куда интереснее, чем пространные рассуждения Полудникова о сновидениях.

А Кутобаев продолжал:

— У комбайнера Бурмагина на поле остаются целые нескошенные острова. Товарищ Бурмагин, если вам изменяет зрение, так закажите себе очки.

— Да какие там острова!.. — сказал с места, видимо, этот самый Бурмагин. — Самая малость, да и то в неудобных для комбайна местах…

— Вот-вот! Из таких фактов складывается типичная халатность, товарищ Бурмагин!

Из зала больше возражений не последовало.

В Гале проснулся референт, строгий судья и ревизор. «В лекции ведь должны быть элементы научно-теоретические. В любой области новые данные, обогащающие слушателей. Что-то необыкновенное, любопытное. А тут — потери зерна. Что это? Лекция, или производственный доклад, или беседа?

А может, форма не важна? Видимо, для совхоза это очень необходимо в данный момент? Да, вероятно…»

Агроном говорил, что трактористы вминают гусеницами колосья в землю, комбайнеры лишний раз ленятся очищать консольные шнеки, что бестарки щелясты, в автомобильных кузовах дыры чуть ли не в палец, а шоферы ленятся стлать на дно брезент или хотя бы рядно, и за грузовиками по всем большакам остаются стежки-дорожки из… зерна. Сразу видно, где возили хлеб петровские лихачи!

Агроном сделал паузу, ею не замедлили воспользоваться:

— Пускай школьники собирают колоски!

— Школьники? Конечно, они будут собирать колосья, если их позвать на помощь, народ послушный. Но если не терять — не придется и подбирать. Я бы лично, будь директором совхоза, за неряшливую уборку и потери зерна снизил бы расценки комбайнерам и шоферам.

По залу прошел шумок, и послышался сочный баритон:

— Надо подумать! Верно говорите.

Обладателем баритона был директор совхоза Борис Львович Лебедко. Он сидел, оказывается, впереди Гали. Она видела перед собой его облысевший затылок и большие розовые уши.

— Подумаем вместе, Борис Львович, — закончил Кутобаев, спрятал свою книжечку в карман и под жидкие, недружные аплодисменты, что, вероятно, объяснялось намерением снизить расценки, ушел за кулисы.

Свет на сцене погас, и спустился экран. Галя не осталась в зале — видела этот фильм. В фойе к ней подошел Чижов и осведомился:

— Понравилось вам выступление агронома?

— Хорошее выступление. Очень необходимое, — искренне ответила Галя, отбросив все сомнения. А про себя подумала: «Не буду придираться».