Витамин

Его мать с самого начала была против нашей связи. Она мечтала женить его на дочери своих друзей. Те и в школе сидели за одной партой и учились на юрфаке вместе. Общие интересы, уровень достатка одинаковый. Я пару раз бывала на этих снобских загородных вечеринках, от которых меня тянуло блевать.

Галя была астенической брюнеткой, кожа да кости и вечно эти поджатые бледные губы. Вся из себя леди, почти герцогиня Кембриджская.

Мы с Жорой познакомились в универе. Я была на первом курсе, он на третьем. Весёлая громкая блондинка с острым язычком и пышной грудью привлекла рафинированного интеллигента. Несмотря на свою внешнюю раскованность я тогда была ещё девственницей и Жора очень гордился, что «распечатал» меня.

Редкие потрахушки в общаге, иногда под сопение моей соседки его не устраивали и он предложил снять квартиру. Оплата, естественно, пополам, я была не против, в содержанки не метила.

Незаметно прошло два года как мы начали встречаться, я прикрепила душой к этому человеку. Признаюсь он хорош — умный, собранный, целеустремленный. Жора мне по настоящему нравился, возможно даже любила. По окончании вуза его уже поджидало место на фирме у отца этой Гали. Вот, видимо, мамашка и подсуетилась.

— Снежана, — грустно вздыхает бывший, я же молчу. — Ну может хоть попрощаемся…

— Иди блять уже, ключ оставь на тумбочке возле двери, — рычу из под пледа.

Щелчок двери, без хлопка, без лишнего слова, такой человек. Знаете в церкви дают просвирки, красивые такие на вид булочки, кусаешь, а она никакая. Вот и Жора такой, ноль эмоций, ни рыба ни мясо. Наверное поэтому я так и залипла на этого странного фармацевта. Вспоминаю его поцелуй и живот скручивает сладким спазмом. Эх… Пролетела я везде, как фанера над Парижем.

К вечеру приезжает мама, без звонка, без предупреждения. Видимо люди зачатые в коммунальной квартире в восьмидесятые, напрочь лишены понятия личных границ. На ней пёстрый новогодний свитер, белые брюки в обтяжку и дурацкий ободок с бубенчиками из ФактПрайса.

— Дочка, а ты чего такая опухшая, как переваренная сосиска? — всплеснула руками, как только увидела меня на пороге. — Весь день в постели провалялась что ли?

— А что мне делать, мам? Пойти двор почистить от снега? — ворчу в ответ, пропуская маму в квартиру.

— Ой, а страшна как смерть…. Бледня бледнёй, — кудахчет маман, рассмотрев меня при ярком свете. — А фингалы то под глазами! Страх божий! Жорка поставил? — заливается ехидным смехом от собственной шутки.

— Ну спасибо… Только и живу твоими комплиментами, — падаю на диван и накрываюсь одеялом с головой.

— Ты заболела что-ли, а, дочь? — смотрит на журнальный столик на котором хаос из упаковок с таблетками, грязных чашек и сопливых салфеток. — А где Жирдос? — это так она нежно называла Жору, от чего тот ужасно бесился.

— Надеюсь у него понос, — вяло рифмую я.

— Неужто неладно в Датском королевстве? — всплеснула руками мать, но глаза её засияли плохо скрываемым ликованием.

— Мы расстались, — бесцветно говорю я, уже не так больно это признавать.

— Славатехоспади…. Как же меня бесил этот глист в обмотках, ни рожи, ни кожи, — мать моя очень развеселилась этой новости. — Говно на короткой палочке, а не мужик. Вот тёти Светы племяш…

— Даже не начинай… Мне надо зализать раны, — грубо прервала я, зная, что дальше она опять начнёт меня сватать.

— Дочь, ну вот он бы тебе и помог… Зализать то, — мама у же села рядом со мной на диван и бесцеремонно тыкает меня локтем в бок, лукаво подмигивая.

— Фу мам… Блин… Фу…

— Думаешь мама молодой не была… Ну ладно, смотри засмущалась, — хохочет она, так, что я вижу её булатную коронку. — Ну что, значит будем тебя лечить, — мать закатывает рукава, явно показывая, что эта работёнка как раз для неё. — Я тебе домашней еды привезла, варенье малиновое, мандаринов. Будем пировать. Папка отсыпается после вчерашнего, они с дядь Геной нормально так отпраздновали. Теперь в тазы вчерашние харчи обратно собирают…

— Ох… Давай без подробностей… У меня богатое воображение…

Когда мама появилась в моей квартире это было похоже на первый восход солнца после полярной ночи. В помещении вдруг стало чисто и уютно, запахло едой, надеждой и немного счастьем.

Как же я понимаю лесбиянок, жаль я по багетам, а не по пончикам. Мама остаётся с ночёвкой, весь вечер смотрим сериалы, набиваем животы и хохочем до колик.

Постепенно мне становится легче. Увидев румянец на моих щеках мама решает идти в атаку.

— Дочь, Рождество скоро. Надо крёстной кутью нести… Она тебя ждёт.

— Конечно, мамуль… Только ваши эти "Давай поженим их" не включайте, ладно? Тоже мне Гузеева и Сябитова нашлись.

— Снежа, но он такой хороший… Я б сама за него вышла, если б не твой отец, — захихикала мама, прикрывая рот рукой. — Забрал моё сердце усатый чертяка, — заливается смехом как рождественский колокольчик, люблю этот смех и маму. — Ну ты хоть посмотри на товар то… Снежа, надо брать, пока свободный, — не унимается она, похоже, мне не отвертеться, но я попытаюсь.

— Мам, ну восемнадцатый век какой-то, — возмущаюсь я, сдвигая брови на переносице для пущего эффекта.

— Снеж, ну хоть для здоровья… У тебя вон всё лицо "хотелками" обсыпало, — тыкает пальцем в мои прыщи.

— Это сыпь от антибиотиков, — машинально прикрываю прыщи ладошкой.

— Вот, а мужик лучше антибиотика от всего вылечит, — озорно подмигивает мне, я в ответ закатываю глаза.

— Ладно, только хватит этот бред нести, — мама в ответ на это чуть не прыгает от радости, глаза опасно сверкают.

— Снеж ну ты это… Наряд найди поинтереснее. Чтобы там сиси было видно, попу, — показывает руками на себе, где должно быть видно. — Не эти твои оверзайзы… Не понятно то ли мешок, то ли чехол от автомобиля.

— Побойся бога, мам… Святой праздник… А ты… Сиси… Попа…

— Просто твоим тряпьём безразмерным только в деревне быков очаровывать. И то они больше красное любят, — смеётся мать.

— Я не собираюсь никого очаровывать. Буду жить для себя. Я так решила.

— Ох, ладно не буду тебя донимать. Мы с папкой за тобой заедем 6го числа, часиков в 12. Давай выздоравливай к тому времени. Бока наедай, а то ухватиться не за что, — щиплет меня за филейную часть, я звонко шлёпаю её по руке.