Витамин

— Зоя Николаевна, руки!

Прощаюсь с мамой, передаю привет отцу и закрывая за ней дверь понимаю, что улыбаюсь во весь рот. Мамочка как чай с малиной и тело излечит и сердце больное.

ГЛАВА 6. ЛУЧШИЙ МОЙ ПОДАРОЧЕК

Утром 6 декабря меня ни свет ни заря будит настойчивый звонок и отвратительно бодрый мамин голос в трубке.

— Просыпайся, соня! Умывай свои опухшие глазки…

— Мам, ты вообще нормально себя чувствуешь? — ворчу я, стараясь продрать опухшие глаза. — Ещё восьми нет… На улице темень…

— А кутью крёстной кто будет делать?

— Что блин? Я думала ты сделаешь! — вот это заявочка.

— Не по правилам. Кутью варят крестники, — лукаво разъясняет мама.

— Ну тогда массового отравления не избежать, — констатирую я, поднимаясь с кровати.

— Ой, не мели чушь… Бери самый лёгкий рецепт в интернете и делай… Тебе понравится, вот увидишь, — она так уверена, что я тоже преисполнилась оптимизма.

— Удружила так удружила, мам, — ворчу для профилактики.

— Ну, а что? Мужа тоже кормить будешь «дошиком»? — ну вот опять она за своё. — Давай дочь… Я в тебя верю…

— Ну хоть кто-то в меня верит, — вздыхаю я.

— Если не я, то кто же! — хохочет мама.

Кладу трубку и в отчаянии оглядываюсь на ещё тёплые ото сна подушки. За окном только забрезжил рассвет, а я понимаю, что мне тащиться в магазин за продуктами. В холодильнике у меня семья мышей совершила ритуальное самоубийство.

На улице мороз, ветер треплет мой капюшон на рыбьем меху, как Тузик грелку. Глядя на ледяную корку на дороге молю небо о том, чтобы упасть и сломать ногу. Хотя, чем не уважительная причина, чтобы избежать позорного вечера кругу родственников.

Я выбрала самый сладкий из возможных рецептов, с изюмом, курагой, орехами и мёдом. Мама обязательно скажет, что от такого "жопа слипнется". Но хотя бы во время готовки можно будет закинуться вкусняшками.

Сонная продавщица кидает на меня взгляд полный ненависти.

— С праздничком! — наигранно щебечу я, наблюдая за её реакцией. Одариваю её самой приторной улыбкой от которой у неё, кажется, сейчас пена изо рта пойдёт.

— И вас, — недовольно бросает она, прозвучало больше как проклятье.

Пробираюсь сквозь ряды, оставляя мокрый след уличной слякоти, как та гигантская африканская улитка.

Дома, для поднятия настроения, откупориваю бутылочку игристого. Утром шампанское пьют только аристократы и дегенераты, к первым я себя точно не отношу. Когда приторное недопереваренное нечто, присыпанное орехами и цукатами, готово я не без гордости оглядываю кулинарный шедевр. Надеюсь никто не умрёт в этот прекрасный праздничный вечер, Но несколько пакетиков «Свекты» всё же захвачу.

Выбираю самые дебильные шмотки, способные вызвать приступ рвоты у любого адекватного мужика. Выкуси, племянник маминой подруги. Родители приехали на полчаса раньше назначенного времени. Папа не любит опаздывать настолько, что всегда приезжает супер заранее. Дикая, просто варварская привычка, но его уже не отучить.

Хватаю ещё горячую кастрюлю с адским варевом, пакеты с подарками и бегу на улицу, застёгиваясь на ходу. Целуюсь и обнимаюсь с родителями, не боясь их заразить. СоплИ уже ни в одном носу.

— А ты, дочка, смотрю уже начала праздновать? Аж стёкла запотели, — смеётся мама, махая ладонью перед носом.

Чувствую как горит лицо от выпитого шампанского, но нагло вру.

— Да я чуть-чуть, мамуль, на донышке…

— Как Шурыгина?

— Маааам…

— Ну что, маааам? Скажет Светкин племяш — что за алкашку мне привезли?

— Мам, ну я же просила…

— На вот, мандаринкой хоть закуси, протягивает мне яркий оранжевый шарик с переднего сиденья.

Машина наполняется ароматом праздника, а я сжевав сочные дольки, жую и кожуру, давясь слюной от горькой кожицы. Мне почему-то становится стыдно за то, что я к крёстной еду уже прибухнув.

Когда машина проезжает мимо той самой аптеки, сердце неприятно щемит, от недосказанности, незавершённости. Мне хотелось сходить туда и высказать этому Виктору всё, что я о нём думаю, но зачем… Такого мужика только могила исправит, а как мягко стелил, что я дура и поверила.

Вдыхаю аромат папиной автомобильной пахучки, до боли родной и знакомый запах. Так пахли поездки в цирк и в парк, в гости и в супермаркет в выходные. Как бы я хотела такую семью, чтобы любить столько лет… Не знать предательства… Не быть использованной… Вздыхаю.

Тётя Света живёт в старенькой пятиэтажной панельке, но подъезд неизменно чистый, полон ароматов еды, хозяюшки кашеварят вовсю. Мама вручает мне кастрюлю с кутьёй.

— Не урони только, пьянчужка, — подмигивает мне.

Папа, ухмыляясь как Чеширский кот, держит пакет с чем-то алкогольно-позвякивающим. Голубая кнопочка звонка откликается мелодичной трелью внутри квартиры. Звук из детства. Крёстная распахивает дверь и сгребает меня в охапку, мокро целуя в щёку и тут же начинает тереть след от помады.

— Вот дурында, испачкала красавицу… Прости Снежок, я так соскучилась, — у крёстной жёлтые блондинистые волосы и весёлое худощавое лицо с тонкими морщинками.

— Привет тёть Свет… Это вам, — вручаю ей кастрюлю и небольшие пакетики с подарками. — С праздником!

— А ну, дочь… Дай дорогу. Настоящий подарок — тот, что булькает! — отец бесцеремонно отпихивает меня в сторону, и суёт крёстной пакет с алкоголем.

Вид у него такой, будто им по пятнадцать, а родители у Светки на дачу укатили. Тётя Света хихикает как восьмиклассница, глотнувшая остатки пива из папиной бутылки.

— Проходите, проходите…. Снежок, там в зале мой племяш. Раздевайтесь, сейчас познакомлю.

Суета в узкой прихожей, куртки грудой громоздятся на вешалке, вот вот оборвётся. Вваливаемся в зал, мещански украшенный мишурой и гирляндами, пахнущий елью, шпротами и мандаринами. У дерева стоит парень и разглядывает раритетные игрушки. Из-за света от окна его лица не видно.

— Витюш, вот моя крестница Снежана… Дочка моя во Христе… Знакомьтесь, — крёстная крепко обнимает меня сзади так, что я невольно крякаю, как гусыня. — Что за темень тут, как в жопе у негра. Ген, включи нам свет!