Витте

Член делегации и ближайший сотрудник С. Ю. Витте И. П. Шипов уже 23 июля сообщал в Петербург: «Телеграфирую Вам мое глубокое убеждение, основанное, кроме личного чувства, на разговорах со многими авторитетными и влиятельными лицами, местными и русскими. Приезд Витте безусловно произвел во враждебном и даже злорадном к нам отношении американского общества как бы перемену; в части публики замечаются признаки симпатии к России; независимо от прекрасной — пока в общем — прессы мы окружены, благодаря умению и такту Сергея Юльевича, всеобщим вниманием» ⁷⁶. Перелом в общественном мнении Соединенных Штатов от сочувствия «справедливой войне», которую вела Япония, в сторону симпатии к России явился всецело заслугой личной дипломатии С. Ю. Витте. Роль свою, по единодушному признанию, он сыграл блестяще. Впрочем, он не играл никакой роли — притворяться он не умел и актер был плохой. С. Ю. Витте просто был самим собой.

В Америке С. Ю. Витте решал и еще одну важную задачу, помимо достижения мира с Японией. Он прощупывал почву для заключения крупного ликвидационного займа и вообще подумывал о том, как бы открыть необъятный американский рынок для русских ценных бумаг. Прежде всего нужно было добиться, чтобы простые американцы — потенциальные держатели русских облигаций — прониклись симпатией к России. В Америке более чем в какой-либо другой стране мира биржевикам и банкирам приходилось считаться с общественным мнением. Представлялось весьма желательным закрепить перелом в общественном мнении США в пользу России. С этой целью предполагалось устроить С. Ю. Витте поездку по стране.

«Крупные и мелкие банкиры, печать, страховые и разные другие общества, конгрегации, влиятельные лица, корпорации, — сообщал своему петербургскому начальству И. П. Шипов, — наперерыв стараются устраивать в честь его обеды, представиться, заручиться его автографом и пр. Какой бы оборот мирные переговоры ни приняли, крайне важно было бы, чтобы подобные обеды и общественные начинания осуществились и, сверх того, чтобы С. Ю. Витте предпринял поездку по некоторым главнейшим городам Соединенных Штатов, ибо Нью-Йорк — лишь первый этап Америки. Однако С. Ю. Витте очень уклончиво относится ко всем таким знакам внимания и также к поездке, ибо кроме личного нерасположения к подобным чествованиям, он, по-видимому, сомневается в отношении к этому Санкт-Петербурга и после переговоров о мире собирается скорее в Санкт-Петербург. Необходимо упросить его или настаивать на том…» ⁷⁷

С. Ю. Витте правильно сомневался — император Николай II завидовал чужой популярности и, как явствует из телеграммы министра иностранных дел В. Н. Ламздорфа от 31 июля, «благосклонно» отнесся к отказу С. Ю. Витте от путешествия по Соединенным Штатам. И. П. Шипов же был опечален. «Мирить общественное мнение Америки с нами — тяжелая, неблагодарная задача. Поэтому указание, что нет препятствий к посещению центров, произвело впечатление, будто в Петербурге думают, что это желательно для Витте. Напротив, он измучен, удручен и склонен по окончании порученного дела махнуть на все», — телеграфировал он своему начальнику, министру финансов В. Н. Коковцову ⁷⁸.

Утром 23 июля С. Ю. Витте и сопровождавшие его лица погрузились на крейсер «Чатануга» и направились в резиденцию президента Т. Рузвельта. Там, на борту личной яхты президента состоялось представление делегаций друг другу. Затем они направились к месту переговоров — в курортный город Портсмут. С присущим им тактом американцы развели делегации: русские плыли на президентской яхте, а японцы — на военном крейсере. Из-за тумана путешествие затянулось, и к месту назначения делегации добрались лишь 26 июля.

С. Ю. Витте, не будучи большим любителем морских путешествий (хотя море и морскую качку он переносил спокойно), отправился в Портсмут посуху, на поезде. По дороге он остановился в Бостоне, посетив тамошний университет и отобедав с его профессорами. Американская публика везде встречала его очень сочувственно, даже, можно сказать, искренне доброжелательно, помня давние дружеские отношения России с их страной. Симпатии к русской делегации подогревались еще и сообщениями газет о намерении царя ввести конституцию и законодательное собрание. Впрочем, японцам тоже симпатизировали: в американской печати Россия изображалась как страна самого мрачного абсолютизма, деспотизма и реакции; ей противопоставлялась конституционная и либеральная Япония, которая защищала принципы цивилизации и свободы, борясь за угнетенный Китай и раздавленную Корею.

Большую часть времени первый уполномоченный пребывал в плохом настроении. Причины он объяснил в оброненной мимоходом фразе: «До сих пор я доставлял работу только своему желудку; интересно знать, когда же придется работать мозгами» ⁷⁹.

По прибытии в Портсмут делегаты осмотрели административное здание на территории Портсмутской верфи, предоставленное американским правительством для переговоров. Помещение всем пришлось по вкусу: «Вообще американское правительство, видимо, постаралось. Высокие светлые комнаты с большими окнами, все изящно и комфортабельно. Столы со всевозможными письменными принадлежностями, несколько машинок Ремингтона, устроенных так, что они могут быть откидываемы в стол, который затем закрывается на ключ. Всюду электрические веера, поддерживающие приток воздуха. Невольно любуешься умением американцев устроиться и сравниваешь с убогим видом нашего Министерства иностранных дел» ⁸⁰.

Курортная гостиница, отведенная для размещения обеих делегаций, понравилась меньше. Она находилась на берегу морского залива и состояла из трех больших деревянных корпусов, соединенных крытыми переходами. Главным уполномоченным отвели по две небольшие комнатки с ваннами. Потолки низкие, комфорта минимум, зато рядом с гостиницей — теннисный корт, площадка для гольфа и плавательный бассейн.

Американцы по простодушию своему полагали: можно защищать интересы Отечества, не жертвуя при этом своими. Этим они и руководствовались, когда выбирали курортную гостиницу, совершенно не приспособленную для работы, в качестве места проживания обеих делегаций. Государственный департамент, чьими гостями были в Портсмуте делегации России и Японии, предполагал, что участники конференции будут себя вести как обычные нормальные люди: после дневных трудов играть в теннис или гольф, купаться в бассейне, любезничать с дамами, танцевать и сражаться за карточным столом. Вместо этого гости устроили себе канцелярии в жилых комнатах и работали по ночам. С. Ю. Витте все время выглядел уставшим и сильно не в духе.

В 10 часов утра следующего дня состоялось предварительное совещание делегаций, в ходе которого была выработана схема работы мирной конференции. Каждый день — два заседания общей продолжительностью пять часов (с 9.30 до 12.00 и с 15.00 до 17.30); режим — абсолютная секретность; информация для прессы только совместная. На каждом заседании составлялся протокол с приложением документов и заявлений. Заседания проводились только в составе делегаций, без экспертов. Два уполномоченных и три секретаря с каждой стороны, всего 10 человек.

Официальным языком конференции был сделан французский (на котором говорил С. Ю. Витте), дополнительным — английский (на котором свободно изъяснялся выпускник Гарварда Ютаро Комура). С. Ю. Витте говорил тихо, но быстро. Иногда переводил сам себя — скажет фразу по-французски, затем переведет ее на русский язык. Никаких перекуров — дымили прямо в зале. Особенно много курил С. Ю. Витте.

Накануне первого дня переговоров С. Ю. Витте сделал свое знаменитое предложение об открытии заседания конференции для представителей прессы всех направлений. Евгений Викторович Тарле, находившийся во время портсмутских переговоров в Париже и внимательно следивший за английской, французской и американской прессой, на всю жизнь запомнил «то колоссальное впечатление, которое произвело на весь мир это изумительное по своему широчайшему, неслыханному либерализму заявление главы русской делегации» ⁸¹. С. Ю. Витте в данном случае действовал без всякого риска, ибо хорошо знал, что его японские партнеры ни за что на это не пойдут.

Первым официальное заявление сделал барон Ю. Комура — инициатива в переговорах как-никак принадлежала японцам. По писаному тексту он произнес: Япония готова сделать все, «чтобы достигнуть мирного соглашения» ⁸². После этого русской делегации вручили листок с японскими условиями мира. Глава японской делегации просил письменный ответ, на что русские ответили согласием.

Предложения Японии были немедленно переданы шифрованным текстом по телеграфу в Петербург на имя В. Н. Коковцова: «Предъявлены требования. Преобладание Японии в Корее, эвакуация Маньчжурии, уступка Сахалина, Квантуна, южной ветви до Харбина, уплата контрибуции в размере стоимости войны, выдача судов в нейтральных портах, ограничения морских сил, льготы в морских промыслах. Ответ, понятный вам по существу, скоро последует» ⁸³.