Витте

С Думой, пишет С. Ю. Витте царю, правительству следует установить самую тесную связь и живое сотрудничество. Возможно, имеет смысл пересмотреть положение о недопущении совместительства службы на министерских постах с обладанием думским мандатом. Крайне желательно сформировать правительство из популярных общественных деятелей и преобразовать Государственный совет на началах выборности. Правительство должно отвлечь Думу от опасных политических шагов путем внесения в нее неотложных законопроектов.

Вместе с тем, предупреждает С. Ю. Витте императора, совершенно очевидно, что с самого начала работа народного собрания не получит делового характера. К этому нужно относиться спокойно, как к неприятному факту действительной жизни. Государству Российскому грозит страшная опасность, а выбора у власти нет: «…или стать во главе охватившего страну движения, или отдать ее на растерзание стихийных сил. Казни и потоки крови только ускорят взрыв. За ними наступит дикий разгул низменных человеческих страстей». Этими словами председатель Комитета министров закончил свое послание царю, поставив внизу дату: 9 октября 1905 года ¹³⁴.

10 октября беседа проходила уже не один на один, а в присутствии императрицы Александры Федоровны ¹³⁵. Больше из членов царской семьи не было никого: великий князь Николай Николаевич охотился у себя в имении, Петр Николаевич пребывал в Крыму, других же, в частности столь ценимого С. Ю. Витте за благородство и здравомыслие Владимира Александровича, просто не позвали.

Царь и царица не проронили ни единого слова, они сидели и слушали С. Ю. Витте. Россия, говорил он, являет собой страну, где неотложные реформы по установлению «разумной свободы и гражданственности» сильно запоздали. Правящий режим держался, покуда не грянула несчастная война, пошатнувшая «главное основание того режима — силу и, особливо, престиж силы, сознание силы». Теперь уже нет никаких альтернатив «крупным преобразованиям», которые смогли бы привлечь на сторону власти «большинство общественных сил» ¹³⁶. Председатель Комитета министров тем не менее советовал царю не принимать решений, которые противоречили бы его убеждениям или инстинктам. Хорошо зная своего повелителя, зная, что он не обладает способностью понимать «реальную сложную обстановку», С. Ю. Витте в особенности упирал на то, что положение до такой степени болезненно, что на скорое успокоение страны рассчитывать невозможно, какой бы путь ни избрать ¹³⁷. Главное, что нужно для полного успеха дела — твердо и последовательно идти по любому избранному пути, не отклоняясь в сторону и не поворачивая назад.

С. Ю. Витте применил все способы убеждения колеблющегося царя: «Прежде всего постарайтесь водворить в лагере противника смуту. Бросьте кость, которая все пасти, на вас устремленные, направит на себя. Тогда обнаружится течение, которое сможет вынести нас на твердый берег» ¹³⁸.

Едва ли С. Ю. Витте был вполне искренен, произнося эту фразу (если она вообще была произнесена). Впоследствии, уже после 17 октября, обстоятельства тех бесед с царем стали достоянием прессы и наделали много шума: мысль С. Ю. Витте была интерпретирована в том смысле, что после подавления революции можно будет дать отбой реформам. Журналист газеты «Новая жизнь» Л. Львов (Клячко), давший материал на эту тему, был вызван к премьеру.

В служебной квартире С. Ю. Витте он застал форменный содом: в кабинете повсюду, не только на столе, но и на полу, валялись документы и справки, в приемной ожидали многочисленные депутации, бегали курьеры. Председатель правительства отвел журналиста в соседнюю комнату и, уставившись на него в упор, сказал:

«— Вот уж никак не ожидал, чтобы вы мне ставили палки в колеса.

— Вы никак не должны были ожидать, что я скрою сведения, имеющие столь важное общественное значение, — ответил я.

— Во-первых, ваше сообщение не вполне правильное, а во-вторых, вы же сами понимаете, что с этим кретином (его буквальное выражение про Николая II) иначе ничего не поделаешь.

— Тем более я должен был об этом сообщить.

— В будущем, для истории. Но сейчас вы не должны были этого делать» ¹³⁹.

Относительно самого факта беседы с царем 10 октября не так давно в серьезной источниковедческой литературе были высказаны сомнения. Дело в том, что император Николай II, организованный и пунктуальный по натуре человек, на протяжении всей своей жизни вел личный дневник, где фиксировал все наиболее важные, на его взгляд, события, в том числе и прием важных посетителей. Запись о посещении С. Ю. Витте 9 октября была им сделана, а 10 октября — нет. Отсюда делается вывод: в действительности состоялась только одна аудиенция 9 октября ¹⁴⁰.

На аудиенцию 10 октября как на несомненный факт указывают два свидетеля происходивших событий: управляющий делами Комитета министров Н. И. Вуич и заведующий императорским кабинетом князь Н. Д. Оболенский ¹⁴¹. Их воспоминания об обстоятельствах появления на свет Манифеста 17 октября С. Ю. Витте поместил в тексте своих мемуаров. Ответ на вопрос, почему в дневнике царя не была сделана запись об аудиенции 10 октября, не вполне ясен. Возможно, сам факт беседы на политическую тему в присутствии жены Николай II рассматривал как унижение своего мужского и царского достоинства. «Когда я докладывал в присутствии императрицы, — вспоминал С. Ю. Витте, — она не выронила ни слова, сидела как автомат, и по обыкновению краснела, как рак» ¹⁴².

Роль императрицы Александры Федоровны в событиях вокруг Манифеста 17 октября еще нуждается в выяснении. Историк Александр Николаевич Боханов установил, что уже к моменту своего вступления на русский престол она была вполне убеждена, что власть ее мужа, русского императора, опирается непосредственно на Божественное провидение, пред которым простые смертные могли только склонять голову и трепетать. «Не позволяй другим быть первым и обходить тебя»; «Выяви Свою волю и не позволяй другим забывать, кто ты» — эти строки она собственноручно вписала мужу в его дневник еще в 1894 году ¹⁴³. Впоследствии именно царица распустила в придворных кругах сплетню, будто бы Манифест 17 октября был у императора вырван С. Ю. Витте. Император на это не возражал ¹⁴⁴.

Прекрасная мать и верная жена, но неуравновешенная психически и не особенно умная как женщина (чем она отличалась от своей свекрови), Александра Федоровна имела веские личные причины не любить С. Ю. Витте. В частности, за его позицию в вопросе о престолонаследии осенью 1900 года. Император Николай II тогда почти целый месяц (с 1 по 28 ноября) болел брюшным тифом и некоторое время находился даже на грани между жизнью и смертью. Как раз тогда среди придворных появилось течение в пользу передачи престола императрице Александре Федоровне в том случае, если исход болезни ее мужа окажется летальным.

Для обсуждения вопроса было собрано частное совещание в составе министра внутренних дел Д. С. Сипягина, министра иностранных дел графа В. Н. Ламздорфа, министра императорского двора и уделов барона В. Б. Фредерикса, министра финансов С. Ю. Витте и великого князя Михаила Николаевича — сына императора Николая I, бывшего по возрасту самым старшим в императорской фамилии. Совещание высших сановников государства проходило на квартире Д. С. Сипягина, который тогда жил в гостинице «Россия». Сам вопрос о том, кому передать престол, С. Ю. Витте очень удивил. Согласно букве и духу закона о престолонаследии, категорически заявил он, на престол должен вступить брат царя и наследник престола великий князь Михаил Александрович. После обмена мнениями все согласились с заявлением С. Ю. Витте и постановили, чтобы об этом совещании и его заключении было неофициально доложено императрице.

В то самое время, а именно в 1900 году, С. Ю. Витте преподавал великому князю Михаилу Александровичу политическую экономию и финансы. Преподавание завершилось в 1902 году, и лекции, прочитанные С. Ю. Витте великому князю, были впоследствии изданы. С Михаилом Александровичем у С. Ю. Витте установились очень хорошие, почти дружеские отношения: он был приглашаем к великокняжескому завтраку, удостаивался чести сопровождать своего ученика в автомобильных прогулках по парку. Немудрено, что их прогулки были интерпретированы придворной челядью в качестве главного основания той решительной позиции, на которую С. Ю. Витте встал в вопросе о престолонаследии.