Витязь в кошачьей шкуре
Шрифт:
Ну, наконец, каких-то местных безголовых хулиганов с грабельками, желающих продать молодильные вишни на рынке за большие деньги. Граблями нагрести можно много, вот и повредили листья и ствол. Ну как будто клюкву в промышленных масштабах собирали.
Да что угодно когтистое и крылатое баюн там увидеть собирался. Но никак не привидение. Что-то светлое, мохнатое отиралось спиной о ствол и плевалось косточками. Их шлепки собственно и разбудили Василия.
Он предупредительно мяукнул.
— Тихо… — прошелестела Луша, одной рукой поглаживая кота за ухом и этим давая знать, что
Похоже, Луше тоже было страшно. Или хотелось дождаться развития событий. Хотя чему там развиваться? Стоит гад у ствола и вишни жрет. Еще и чешется!
Гад скрестись о ствол продолжал. Кора характерно скрипела, листья звякали, с левой стороны вишни падали плоды, а с правой цветень.
Но что-то пошло не так. И прямо на глазах у ошеломленных сыщиков белесое надутое чудовище уменьшилось и заверещало, словно угодив в ловушку. Что-то круглое и блестящее свалилось с его головы, наделось на талию, а после наискось упало ниже, связав колени. Деморализованный враг и хотел бы сбежать, да не смог.
Не соображая, что именно спеть, чтобы его усыпить, Василий повторил куплет про волчка и кабачок. Кажется, куплет этот становился его единственным хитом.
Кто оказался у вишни первым, баюн не понял. Видимо, все-таки волк. Серый долбанулся о ствол башкой и упал. Василий увидел на коре свежие затесы. А Луша хватала руками в перчатках верещащее нечто, выпутывая из свалившейся набекрень зубчатой короны с цветными камушками, вполне возможно, драгоценными. Привидение оказалось ежом-альбиносом с золотыми колючками. Видя, что вырваться не выйдет, он попытался скрутиться в клубок, а после обвис, притворяясь мертвым.
Луша на уловку не повелась. Сгрузила ежа в фуражку, корону напялила на руку, словно обруч и, низко поклонившись, извинилась перед вишней. И в свете спустившейся пониже луны, отставив фуражку с ежиком в сторону, стала аккуратно сгребать в мешок для вещдоков упавшие ягоды и золото и серебро листвы.
Волк благоразумно издали нюхал ежа. Василий видел, как тот приоткрыл блестящую бусинку глаза, заметил волка и снова зажмурился.
Баюн, решив размяться, трусцой добежал до ближайших кустов. И громко замяукал. Под кустами лежали аккуратно увязанные мешочки с целым грузом вишен, похоже, собранные для незаконной торговли.
Луша, оставив волка стеречь преступника, подбежала, на ходу выхватывая табельное оружие.
— Ай да Вася, — разглядев мешочки, сказала она. — Ай да молодец! Айда в самоуправу протокол составлять.
Несмотря на середину ночи, засыпавшей небо искорками звезд, и почти висящую на кроне молодильной вишни луну, была участковый детектив бодра и деятельна. И с грузом похищенного товара, короной и похитителем управилась легко. Мешки они навьючили на волка и гордо вернулись у контору через спящую деревню.
Серый пошел дремать в будку, а Луша вымыла Василию лапы и впустила его в дом.
Пакеты, пересчитав и опечатав, сложила в сундук для улик, а корону и ворюгу-ежа определила на стол для допроса.
Альбинос высунул из форменной фуражки усатую волохатую морду
и попытался тяпнуть детектива за палец. Василий вскочил на угол стола и навис над ним, упираясь в столешницу передними лапами и пылая глазами. Давил размерами. И преступник увял и спекся. И заговорил.Что за несправедливость такая? Честный певец, баюн, не в силах слова сказать по-человечески, все они обращаются для остальных в кошачий мяв и мурлыканье. А тут преступник, зараза мелкая, как по писаному человеческим голосом шпарит!
Василий спрыгнул, улегся на диван, выпустив показательно когти, и в допрос не лез.
Луша задумчиво катала по зеленому сукну стола золотую корону. Масляно сверкали самоцветы. Торчали изогнутые зубцы.
— Переедание вредит, — пялясь на нее, буркнул еж. — Каюсь. Готов возместить.
— А это ты на зиму себе запасал, да? — кивнула Луша на сундук с уликами.
— Это он особенный молодильный наркоман, — не удержался все же Василий, — не съест молодильную вишенку — считай, день прошел зря…
Но слова обратились в утробное ворчание. Как обычно.
Еж душераздирающе зевнул:
— Не по чину с царской особой разговариваешь. Аааааааааааа.
— С царской? — Луша хмыкнула.
— И еще жертвой печальных обстоятельств и ужа-асного проклятия!
Похоже, тема эта была для ежа животрепещущей. Он дернул коротким белесым хвостиком, торчащим из-под колючек, и забегал по столу, пролетая корону насквозь.
— Сидеть! — гаркнула девушка. Еж опешил и уселся, уныло свесим передние лапоньки.
— Все как есть, чистую правду тебе говорю! Как на духу, век воли не видать!
Голос у него был красивый, бархатный, и баюн подумал, что таким голосом еж запросто может Лушу очаровать. И переполз поближе, чтобы вмешаться в нужный момент. Но Луша как-то не сильно очаровывалась. Достала из ящика стола бланк протокола, открыла чернильницу, обмакнула перо… Рутина.
— Ну, излагайте, ваше величество.
— Высочество, — поправил ежик печально. — Я царский сын. Э… королевский.
Он поерзал под лампой. Золотые кончики иголок засверкали на свету.
— Отец мой был королем, и мать.
— Ежиным?
— Человеческим, — вся его мохнатая светлая морда выражала скуку и возмущение оказанным недоверием или вовсе глупостью женщины-следователя. — Прокляли меня… до моего рождения. То ли на крестины ведьму не позвали, то ли…
Он попытался пожать плечами и не преуспел.
— В общем, я родился ежом. Иголки у меня тогда были мягкими, ничего такого… — ворюга зачем-то покосился на Василия. — Но конфуз! На все государство! Единственный наследник — и еж. Папа отрекся от меня, мама…
На жалость давит, подумал баюн. Луша в задумчивости почесала нос пером:
— А нельзя ли… как-нибудь ближе к делу?
— Так я по делу и говорю, — возмутился королевич. — Опытные люди пообещали им, что когда я женюсь — проклятье снимется. А пока то да се, я взялся за науки, а после занялся фермерством. Овец пасти начал. И так они расплодились, что отец опять стал недоволен и приказал мне заняться чем-либо не таким экологически вредным. Ну я и… — еж лапой почесал затылок, — стал вишнями торговать.