Вий

— А я где был?

— Да кто ж тебя знает, где ты был.

— Ладно, понял. Скажу, чтобы больше не хулиганила.

Я зевнул и потопал наверх.

Перед тем, как завалиться в кровать, посмотрел на установленную ванну. Скорей бы уж мастер Сергий амулет сработал! Не терпится опробовать.

Посреди сна я почувствовал, как меня ласкают нежные руки. Улыбнулся Марусе, привлёк к себе.

Когда проснулся, девушка ещё спала. Будить я не стал. Быстро собрался и переместился в Поречье.

* * *

К Фёдору в трактир решил не заходить. Голода пока не чувствовал, и городские сплетни меня не интересовали. С помощью троекуровского амулета мог бы перенестись сразу на место, но захотелось прогуляться по улицам. Я пошёл пешком.

Смотрел, как просыпается город, и невольно вспоминал, как оказался здесь в первый раз. В деревенских штанах и рубахе, всего имущества — сапоги на ногах, и те отжатые у Дорофеева.

Сейчас со мной раскланивались все встречные без исключения.

— Здравы будьте, господин граф-охотник!

— Доброго здоровьичка, Владимир Всеволодович!

— Ваше сиятельство, господин Давыдов! Не угодно ли пошить осеннее пальто? Имею шикарнейший материал самого модного оттенка, привёз из Петербурга специально для вас!

Я улыбался, здоровался. Сам не заметил, как город Поречье успел стать для меня родным.

Из распахнутых дверей Урюпиных выпорхнула стайка курьеров, бывших беспризорников. Серьёзные, в одинаковых синих рубахах, картузах с ленточками и холщовыми сумками через плечо.

— Здрасьте, дяденька граф! — бросился мне навстречу Яшка.

— Здравствуй, братец. Ну как вы тут?

— Хорошо! Лучше, кажется, и быть не может. Мне даже учиться нравится! Господин учитель говорит, что я способный.

— Не сомневался. Как работается? Всё успеваете?

— Конечно! Нынче ведь мы и по городу, и по окрестностям без опаски бегаем. Тварей больше не боимся.

— Давно?

— Что?

— Тварей, спрашиваю, давно не боитесь?

— Дак, с тех пор, как вы этого злыдня Троекурова извели! В городе будто даже дышать легче стало. Кого хотите, спросите, вам каждый скажет. А господин Дубовицкий из Благородного собрания сказал, что вас надо почётным гражданином города сделать. А градоначальник Абрамов сказал, что ему хлопотать некогда. А Дубовицкий сказал, что если Абрамову некогда, то он сам похлопочет. Да так похлопочет, что после за Абрамова хлопотать придётся. А при ихнем разговоре девица была, которую Абрамов недавно на службу взял. И сказала про вас, что вы аж в самом Пекле целую рать упырей положили! Она-де своими глазами видела. И что более почётного гражданина, чем вы, во всём городе не сыскать.

Н-да. Правильно я сделал, что к Фёдору за новостями не зашёл. Уж чего-чего, а этого добра тут каждый встречный лопатой накидает.

— Ясно, — кивнул я. — Ладно, не буду задерживать. Беги!

Яшка кивнул и убежал.

А я прошёл в контору Урюпиных. Александра, услышав слово «Петербург», даже не стала спрашивать, что мне там понадобилось. Схватила саквояж и объявила:

— Я готова!

— Нет! — неожиданно возразила Евгения. — Надень другое платье. Коралловое, с английским кружевом. Оно тебе больше к лицу.

— Ты полагаешь?

— Уверена.

— Но Владимир Всеволодович…

— Владимир Всеволодович пока выпьет кофе.

— Но, быть может, он спешит?

— Ах, дорогая. Это ведь Владимир Всеволодович! Если бы он спешил, ты уже была бы в Петербурге.

— И правда, — Александра хихикнула. — Сию секунду, господин Давыдов! Извольте обождать.

Она упорхнула. Евгения предложила мне сесть, позвала слугу и приказала принести кофе. Наклонившись ко мне, доверительно сообщила:

— В Сашеньку безумно влюблен господин Ползунов.

— Да что вы? До сих пор мне казалось, что предмет любви у господина Ползунова единственный, и он не одушевлённый.

— Да-да! Это совершенно точно. В последнем письме он ей и так и написал.

— Что безумно влюблён?

— Ах, ну нет, конечно! Кто же об этом напишет напрямую?

— Н-ну… — я посмотрел в зеркало, висящее в простенке.

— Никто! — категорически объявила Евгения. — Ни один воспитанный человек!

— Н-да. Повезло мне, что не воспитанный… А Ползунов как написал?

— «Дражайшая Александра Дмитриевна». Не «уважаемая», а «дражайшая»! Понимаете?

— О, да. Теперь понимаю. Ясный день, безумно влюблён.

— Вот! А я что говорю?

Александра прискакала уже минут через десять. В новом платье, шляпке, даже волосы уложены по-другому.

— Восхитительна! — одобрила Евгения. — Он падёт к твоим ногам сей же миг! Не забудь подписать у него банковские бумаги. Вот, я приготовила, — она протянула сестре кожаную папку.

— За кого ты меня принимаешь, — обиделась Александра. Открыла папку, быстро пролистнула. — Да, всё на месте! Благодарю, Женечка, не скучай. Владимир Всеволодович, я готова.

— Вашу бы готовность, Александра Дмитриевна, да некоторым главам охотничьих орденов, — проворчал я.

Обнял Александру за талию. В следующий миг мы оказались в доме Ползунова.

* * *

Комната была заперта, из замка торчал ключ. Я отпер дверь. Мы вышли в коридор.

— … да это просто несусветная глупость! — прогрохотал от кабинета Ползунова его голос.

— Ах, несусветная?! — взвизгнул некроинженер. — А вы читали о последних исследованиях британских учёных?

— Я вижу то, что видят мои глаза! Вы хотите сказать, что это будет работать?!

— Я абсолютно убежден, что это будет работать!

— Нет!

— Да!

За дверью кабинета что-то оглушительно грохнуло. Судя по всему, об эту самую дверь и разбилось.

От двери отпрянули лакей и кухарка.

— Что за шум? — спросил я.

— Ох, господин Давыдов! — лакей бросился ко мне. — Как хорошо, что вы прибыли. Изволите ли видеть — с ночи друг на друга орут! А мы и заглянуть боимся, не то что завтрак подавать.

— Пэпэльнитсу раскол-лотили, — грустно добавила кухарка.

— Может, барышню фарфоровую? — предположил лакей. — С каминной полки.

— Н-нэт. Пэпэльнитсу…

— Разберёмся, — пообещал я.

Распахнул дверь. Крайне удачно — мне в лоб летела фарфоровая статуэтка. Видимо, та самая барышня. Пришлось поймать.

Ничего такая барышня, фигуристая. Из одежды — золотые сандалики и веночек на голове. Хороший стиль, мне нравится.

— Красивое, — похвалил я.

Поставил барышню на каминную полку. Обвёл взглядом кабинет Ползунова. Битва тут шла не на жизнь, а на смерть.