Вий
Шрифт:
— Где-где?
— В подземелье. У ведьмы. Вроде как после той знаменитой битвы охотник, что вия одолел, бесчувственный лежал. Ведьма у него щит-то и украла.
— И на фига козе баян? В смысле, ведьме — антивийный зеркальный щит? Макияж накладывать?
Глеб пожал плечами:
— Того не ведаю.
— Ладно, это вопрос десятый и не принципиальный. А где сейчас ведьма?
— Дед сказал, в подземелье.
— В каком?
— А вот это — чёрт его знает. — Глеб вздохнул. — Подземных ходов-то у нас от крепостной стены богато нарыто. Ежели пути не знаешь, там, под землёй,
— Это они зря так легкомысленно к вопросу подходили. Надо было с собой нить Ариадны брать.
— Амулет, что ли, такой хитрый?
— Можно и так сказать. И как ты предполагаешь в этих катакомбах ведьму искать?
Глеб потупился.
— Не знаю. Думал, может, ты охотников соберёшь — всех, кого только можно, — да обыщем подземелье полностью?
Я покачал головой.
— Такой себе вариант. Найти иголку в стогу сена шансов больше. Сам говоришь, заблудиться в подземельях — как не фиг делать. А ведьма, если она действительно там живёт, небось, все ходы и выходы знает. Почует серьёзную охоту — свалит, и привет. Методика, конечно, есть. Было бы у нас в запасе дней десять, да народу человек сто — может, и поймали бы. Но щит нужен уже сегодня к вечеру. Собрать так быстро столько людей не получится.
Глеб вздохнул.
— И что же делать? Ты говорил, твоя кобыла тварей чуять умеет. Манок, опять же…
— Это имело бы смысл, если бы мы хотя бы примерно понимали, где искать. Сколько под вашей стеной подземных ходов?
— Я полторы дюжины знаю. Батя мой покойный три десятка знал. А дед…
— Ну, вот. Даже если бы всего полторы дюжины было. В каждом Манок зажечь, или кобылу туда привести… — я покачал головой.
И вдруг меня осенило.
— Слушай. А как зовут эту ведьму?
— Чего? — обалдел Глеб.
— Ну, до того, как она в ведьму переродилась, человеком же была. Обычной женщиной. Как её звали?
Глеб развёл руками.
— Этой ведьме лет триста, а то и больше! Кто ж сейчас упомнит, как её звали? Она уже, поди, и сама-то забыла.
— А вот это в данном случае вообще не принципиально, что она там забыла. Давай-ка у твоего деда спросим. Вдруг знает.
— Ну, давай. Ступай за мной.
Глеб вытащил меч и начертил на земле Знак. Я шагнул за ним.
Через минуту, нагнув голову, чтобы не стукнуться о притолоку, вошёл в низкий скособоченный домишко на окраине Полоцка.
У окна сидел в деревянном кресле безногий старик. Седая борода спускалась почти до пола. Волосы, такие же седые и длинные, были заплетены в косу, как у Глеба. Перед стариком стояла сапожная колодка с натянутой на неё заготовкой сапога.
— Здорово, деда, — сказал Глеб. — А я снова к тебе. Вот, товарища привёл, — он подтолкнул меня локтем.
Я вежливо поклонился.
— Здравствуйте, уважаемый. Такой вопрос: как в человеческой жизни звали ведьму, утащившую в подземелье зеркальный щит?
Дед поднял от колодки глаза. По-стариковски выцветшие, но вполне ясные, без признаков слабоумия. Посмотрел на меня с интересом.
— Чьих будешь?
— Владимир Давыдов из Поречья.
— Влади-имир, — уважительно
протянул старик. — Сёстры есть?— Нет. Я единственный ребёнок. И то, можно сказать, случайный, родители — чайлдфри. Повезло мне.
Старик покачал головой:
— Плохо, что единственный! А то Матвейку женить пора, — он посмотрел на Глеба. — С хорошим охотником породниться — дорогого стоит! Верно, Матвейка? Сколько будешь холостым-то бегать? Я в твои годы уже троих детишек настрогал.
Глеб состроил мне рожу: дескать, не обращай внимания.
— Деда. Ты Владимиру на вопрос ответь, он торопится.
— Вопрос? Какой такой вопрос?
— Как в человеческой жизни звали ведьму, утащившую в подземелье зеркальный щит? — повторил я. — Тот, что принадлежал охотнику, победившему вия. Его ведь действительно победили? Это не сказка?
— Победили, — кивнул старик. — Мне о той битве глава ордена рассказывал. Незадолго до того, как сам преставился.
— Прекрасно. В смысле, не что преставился, а что информация подтверждается.
— Только не вий то был. Баба была. Со змеями вместо волос. Такая нечисть в Пекле водится — хошь верь, хошь не верь. Но не слабже вия — точно. Горгонами кличут.
— Понял, принял, — кивнул я. — А зеркальный щит куда делся?
— Щит ведьма утащила. Сучка крашеная!
— Крашеная? Почему — крашеная?
— Да, говорят, больно этой бабе нравилось красоту наводить. Брови углём мазала, щёки свёклой натирала. По росе босиком бегала, зимой снегом умывалась, чтобы кожа белее была.
— Помогало?
— А как же. Скольким мужикам своей красой головы задурила! Скольких из семей увела. Одно слово — ведьма.
— А имя у неё было? Как её звали?
— Фёклой звали. Фёкла, Тимошкина дочь.
— Это точно? Ничего не путаете?
— Сам ты путаешь! — обиделся дед. — А у меня на имена да прозвища память крепкая. Крепче только хер стоит.
— До сих пор? — порадовался за деда я.
— Н-ну… — Он немного смутился. Повторил: — Фёклой звали, не сомневайся! И ты, Матвейка, не сомневайся тоже, — перевёл взгляд на Глеба.
Н-да. Источник информации, конечно, не самый надёжный, но что поделать.
Я легко сосредоточился и мысленно изобразил Знак, подарок лесовички. Как только на полу образовался светящийся комок, сформулировал запрос:
— Фёкла, Тимошкина дочь. Так эту даму звали при жизни. Получится найти?
Светящийся шарик покачнулся. Как мне показалось, не очень уверенно. А потом вдруг покатился к двери. Ну, давай, яблочко, покажи класс!
— Это что за диво? — восхитился Глеб. — Где взял?
— Подарили.
— Держись его, Матвейка, — с уважением глядя на меня, сказал Глебу дед. — Доброго охотника сразу видать! А сёстры у тебя есть?
— Если вдруг появятся, непременно сообщу. Спасибо, вы нас очень выручили.
Я поклонился и шагнул за порог.
* * *
«Яблочко» катилось по улицам уверенно и быстро, мы с Глебом едва за ним поспевали. Когда вдруг остановилось, я споткнулся, еле на ногах устоял. Придержал Глеба, который налетел на меня.