Вий
Шрифт:
От комментария я каким-то чудом сумел удержаться. Сказал Эльзе Карловне:
— Возьмите меня за руку.
Размениваться на извозчиков было некогда. Троекуровским амулетом я перенёсся вместе с Эльзой Карловной на угол Садовой и Фонарного переулка.
— Господи, спаси и сохрани! — перекрестилась Эльза Карловна.
— Дверь откройте!
Когда мы вошли, в холле уже стояли с постными рожами двое. Мефодия я узнал сразу. Второго — парня моего возраста — не узнал, но угадал.
— Брат Варвары Михайловны, полагаю?
— Варвара Михайловна умерла, — вздохнул брат. — Увы. Пять минут назад сердце её
— Я безмерно скорблю о вашей утрате, Эльза Карловна, — добавил Мефодий. — Видит бог, я сделал всё, что в моих силах.
Эльза Карловна залилась слезами. А я, оттолкнув с дороги Мефодия, поспешил в спальню Вареньки.
Глава 24
Варенька лежала в постели, бледная, как будто в гриме. Глаза ей уже закрыли и даже руки на груди успели аккуратно сложить.
Я пощупал пульс — нет. Кастанул Восстановление сил — тщетно.
— Не нужно её поднимать, — послышался голос Мефодия от входа. — Оставь эту некромантию. Для полноценного оживления твоего ранга всё равно не хватит.
— Зачем? — я повернулся к Мефодию. — Нет, мне просто интересно твою логику понять. Я ждал от тебя пакости, но — нормальной, мужской. Засаду, там, устроить, убить меня попытаться. На крайняк какую-нибудь бюрократическую пакость выдумать. Но прикончить девчонку?.. Ты что, думал, она моя возлюбленная, что ли? Что я буду из-за неё страдать?
— Я старался спасти бедную девушку, — сказал Мефодий.
Голос его звучал скорбно, однако на губах плясала мерзейшая улыбка.
— Решительно не понимаю. Ты — дебил?
— Она о тебе говорила перед смертью.
— Нет, ты точно дебил…
— Последними её словами были: «Никому не давайте читать по мне, но пошлите сей же час в дом Ползунова за пореченским охотником Владимиром Давыдовым. Пусть три ночи молится по грешной душе моей. Он знает…». А что «знает» — того договорить не сумела. Что ты такое знаешь, Владимир Давыдов? И… чему вдруг улыбаешься?
— Нет, ты не дебил, — сказал я, и вправду улыбаясь. — Ты — мразь. Не ошибся я в тебе, только масштабов недооценил. Мразь ты — просто сказочная… Значит, говоришь, три ночи читать?
— Три ночи, — пробормотал сбитый с толку Мефодий.
— Это хорошо. Почитать-то я люблю. Где?
— Эм… Я договорюсь. Полагаю, Троице-Петровский собор, это на Троицкой площади.
— Сей же ночью буду там. Так и передай.
— Кому передать?! — Мефодий внезапно взбледнул.
— Ну, тому, кому прислуживаешь. Передай, что я наживку заглотил, что всё идёт по плану. А если что-то другое передашь, если эти три ночи у меня вхолостую пройдут, то пеняй на себя. Свободен.
Когда Мефодий выходил, у него дрожали ноги. Неприятно, наверное, чувствовать себя меж молотом и наковальней.
Я, оставшись один, вновь склонился над Варенькой. Нахмурился. Нет, не нравилась мне эта тема. Странная тема. Ведь вроде бы явно мертва, а… Как будто что-то не так. Как будто не совсем она мертва.
— Ты не в летаргии ли, радость моя? — прошептал я. — Хрень какая-то, ей богу… Ладно. Скажу, чтоб никакого вскрытия. А там разберёмся.
* * *
— Итак, дамы и господа, час пробил, встреча назначена, — произнёс я, стоя перед самой огромной толпой охотников
за всю мою жизнь.Их было семьдесят семь, включая Неофита, и построить их пришлось во дворе моей усадьбы.
— Не понимаю я тебя, Владимир, — подал голос один из полоцких охотников, друг Глеба. Тот самый сотник, что бился с великаном. — Нет, ты не подумай дурного: я тебе доверяю, охотник ты знатный, и в сотню я к тебе пойду, уже решил. Но почему ты думаешь, что вий придёт в эту церковь?
— Это хороший вопрос, Фёдор. И на него нет простого ответа.
— Так дай хоть трудный, мы покумекаем.
Охотники поддержали сотника негромким гулом. Тот, приободрившись, развил мысль:
— В Петербурге, значит, какая-то девица померла и попросила тебя три ночи по ней в церкви читать. А ты нас собираешь и говоришь, что вий непременно придёт в ту церковь тебя убивать.
Фёдор развёл руками, как бы показывая, что тут даже вопрос формулировать не надо, всё и так очевидно.
— Доводилось мне когда-то читать одну колдовскую книгу, — не моргнув глазом, сказал я правду. — Как раз про вия. И там было пророчество. И про девушку помершую, и про церковь, и про три ночи. Первые две ночи эта девушка, восстав из гроба, будет пытаться меня убить.
— Да неужто ты её в первую ночь не прикончишь?! — изумился Захар.
Вот ведь… Ещё один такой выкрик с места — я ему нос сломаю. После того конфуза с охотой на Троекурова уже был разговор — никакого толка. Сперва кричит, потом думает.
— Не прикончу, — как мог спокойно ответил я. — Потому что есть у меня подозрение, что она не мертва, а просто под очень сильным колдовством.
— Вона как… — заговорили охотники, внезапно поняв и проникнувшись.
— А на третью ночь явится вий, — продолжал я. — И убьёт меня. Ну, то есть это у него такой план, понятное дело. А у меня затея другая, гораздо интереснее — я сам его убью. Короче, народ. Если вы мне доверяете и хотите действительно вступить в мою сотню, то поверьте мне и в этом. Могу гарантировать появление вия, а также раскрытие очередной ОПГ в Петербурге.
— Какое такое «о-пэ-гэ»?
— «Общество Последних Говнюков», — расшифровал я. — Которые тварям прислуживают.
Теперь охотники загудели громко и грозно. Предателей тут не любили. За такое готовы были ломать черепа и хребты.
— Что нужно делать? — спросил сотник.
— Не расходитесь далеко. Скоро будем объединяться. И — начнётся охота.
Проблем было глобально две. Первая: вся моя «сотня» на данный момент состояла из семидесяти семи человек. И вторая: я всё ещё был боярином с тремя стами двадцатью тремя родиями. Надо было откуда-то родить, желательно до ночи, двадцать семь родий и двадцать три охотника.
* * *
Данила, как и обещал, раздобыл мне кузнечные меха. У Ефима сыскалось несколько трубок, которые остались лишними от водопровода. Из всего этого, не без помощи благословенных говна и палок, я собрал у себя в башне загадочную конструкцию. Настолько загадочную, что когда Захар и Земляна вошли, у них округлились глаза.
— Ты это чего? — спросил Захар. — Кузню, что ли, затеял?
— Не, — покачал я головой. — Кузня в жилом помещении — это слишком круто даже для меня. Закройте дверь.