Визит нестарой дамы
Шрифт:
– Сейчас позвоним твоей подруге по моей карте, и я все устрою. – Он взвалил мою сумку на плечо и поволок в сторону освещенных стеклянных дверей. За дверями угадывались почтовый офис и полицейские. Это меня устроило. Он явно снимал с поезда постсоциалистических женщин, приехавших на заработки телом. Мне льстило, что я еще могу сойти за одну из них в темноте, и оставалось строить из себя дуру до момента конца использования его телефонной карточки, потому что было ясно, что пока я куплю свою в вокзальной обстановке, меня десять раз убьют и изнасилуют.
Югослав гордо провел меня мимо полицейских, кивнув им и небрежно бросив про приехавшую сестру. Полицейские прошуровали
– Герда, – заорала я в трубку по-русски, стараясь произносить слова так, чтобы югослав не понял моей задачи, – я в Гамбурге. Быстро говори твой адрес.
– Какая ты молодец, – обрадовалась Герда. – Я живу в Альтоне. Бери такси, как раз приедешь к приходу гостей.
Югослав отнял у меня трубку и начал дискутировать с Гердой по-немецки о том, что ехать в такси дорого, что он прекрасно довезет меня на есбане, и, выпив по стаканчику, мы обговорим все наши дела. Вырвав у него трубку с самым нежным взором, я сказала:
– Не слушай его, я еду на такси.
– Кто этот человек? – возмутилась Герда. – Это твой друг? Ты приехала с другом? Но почему он учит меня, на чем удобней добираться до Альтоны? Почему он не хочет ехать с тобой на такси, если я плачу? – Герда богатая шикарная дама, не знающая цен на товары и живущая в логике: я просто много работаю, покупаю все, что мне нужно, и не загружаю голову ценами.
– Я звоню по его карточке с почтового офиса на центральном вокзале. По-моему, он принимает нас с тобой за проституток из Восточной Европы! – сообщила я.
– Это очень опасно. Немедленно спускайся вниз, прыгай в первое попавшееся такси, таксист тебя защитит. И ни в коем случае не оказывайся с этим человеком на неосвещенной части улицы. Не забывай, он югослав! – закричала она.
– Что значит последняя фраза? – удивилась я шовинизму.
– То, что у них идет война, и они все, даже здесь у нас, немножко сумасшедшие!
Я повесила трубку, югослав вопрошающе смотрел на меня.
– Альтона зынт едны паны, ком до мене, – сказал он, что в переводе с трех языков означало: «Твоя подружка что-то напутала, Альтона для богатых, ты, бедная крошка, совсем влипнешь, не валяй дурака, пошли ночевать ко мне».
Я дипломатично пожала плечами, он был не агрессивен, но очень активен. Я взяла у него сумку, поставила на пол, завозилась в косметичке, достала зеркало и начала пудриться, чтобы сбить его с толку. Минуты две он наблюдал за этим, потом потянул меня на улицу. Сумка была уже у меня в руках, это полдела. Где чертово такси? Вот и оно, как раз в зоне перехода из освещенного привокзалья в неосвещенный город, значит, другой возможности не будет. Я отстала на шаг, махнула таксисту, подпрыгнула к машине, в долю секунды открыла дверь, бросила сумку на сиденье и с криком «Данке! Филе данке!» повисла на шее югослава и чмокнула его в щеку. Это было грамотно, он потрясенно застыл, только сейчас врубившись, что благородно опекал безупречную фрау, я успела впрыгнуть в машину и рявкнуть: «Быстро в Альтону!»
В такси возле меня сидел пожилой седой мужчина с длинными завитыми волосами, ухоженными усами, накрашенными губами и накладной грудью. Он был баскетбольного роста, с ножищами, обтянутыми игривыми лосинами, с предплечьями, пестро вытатуированными диснеевскими персонажами, с бычьей шеей в кудрявом кожаном колье, с родинкой, приклеенной на нарумяненную щеку. У меня как у совка и живописца от такого изобразительного ряда поехала
крыша. Я попыталась сделать лицо нормальным, но он просек мой столбняк и напрягся. Корсет с грудью был явно неудобен ему, и он каждую секунду что-то одергивал и почесывал.В целом я понимала, что трансвестит ночью за рулем безопасней обычного мужика, но мысль о том, что он никакой не таксист, а сумасшедший, угнавший такси, порхала и порхала по извилинам, и я с ужасом представила, куда он меня завезет, чтобы убить и ограбить.
– Я приехала к подруге и хочу купить для нее цветов, – начала подлизываться я. – Не могли бы вы подсказать мне, где можно ночью купить красивые цветы?
– Цветы? – Он сурово посмотрел на меня, и, убедившись, что я не смеюсь и не издеваюсь, добавил: – Я знаю местечко.
Я заигрывала с ним, как пес с хозяином, и медленно растопила недоверие. Он рассказал, что они с другом в знак верности сделали на предплечьях одинаковую татуировку. Почему Дисней? Ведь он такой веселый. Я похвалила колье, сказала, что купила бы себе такое же, он зарделся от удовольствия и алаверды сообщил, что Россия, вероятно, славная страна, кабы не морозы и крепкая русская водка. Я перестала бояться, и мы разболтались так, что в ночном цветочном магазине, где он выбрал чудовищный фикус в аляпистой деревянной кадке, мотивировав тем, что у его бабушки был такой же, пожилая лысоватая продавщица с белыми букольками не сумела сдержать вежливого ужаса и недоуменного омерзения на малоподвижном лице. Я жаловалась на недостатки российской косметики, он хвалил английскую и колготки с лайкрой. Подъезжая к Гердиному дому, я сладострастно предвкушала, как при виде таксиста отвиснет ее челюсть. Она выбежала, поцеловала меня, вежливо восхитилась идиотским фикусом и начала ругаться с водителем.
– Ну как он тебе? – спросила я в подъезде.
– Идиот, ему надо было пять раз сказать, чтобы он выписал квитанцию для налоговой инспекции.
– Какой еще инспекции?
– Я оформила тебе командировку от нашего театра, ты должна будешь помочь мне со спектаклем по русской пьесе.
– Но я завтра уезжаю, – удивилась я.
– Отлично, после ухода гостей у нас будет целая ночь, – невозмутимо ответила Герда.
– Но как тебе его внешний вид? У меня чуть крыша не съехала от потрясения.
– Обычный таксист. У нас много трансвеститов работает таксистами. Он, с одной стороны, на работе, с другой – на сцене. Для них это очень практично.
Я почувствовала себя такой же идиоткой, как в момент обнаружения сумки в купе.
Когда после пресной вечеринки, в течение которой ели креветки, жаренные с зеленым салатом, десять представителей гамбургской богемы, сплошь одетые в черное, разошлись по домам, мы с Гердой уселись в белые кожаные кресла. Ее новый муж, актер, лет на семнадцать моложе, расставлял тарелки в посудомоечной машине, убирал кухню и гостиную и разучивал новую роль под магнитофонную запись.
– Ну как он тебе? – спросила Герда, жгучая полноватая красотка.
– Да уж получше Соколова.
Лет пять в России и кучу денег она убила на пейзажиста Соколова, пьющего импозантного альфонса патриотического розлива. Она снимала ему жилье, в котором кого он только не трахал в ее отсутствие, таскала его мазню на Запад и загадочным способом пристраивала. Она даже хотела родить от него ребенка, уже имея двух взрослых, пока ей не объяснили, как глубоко проспиртован соколовский ген.
Не знаю, сколько бы это продолжалось, не застукай она однажды пейзажиста на бойкой дворничихе, приехавшей в Москву из Великих Лук с целью со временем составить конкуренцию Синди Кроуфорд в модельном бизнесе.