Визит Сэма Стоуна

– Он ничего не разливал, - стоял на своем Павлик.
– Он просто ходил по комнате.

Ученая поджала губы. Ей нравилось, как отвечает Павлик. Она и не рассчитывала на стопроцентную покорность в суждениях - ей были интереснее исключения.

– Но ведь конфету он уронил?

Директорша, напротив, увидела в Павлике смутьяна. Ей померещилось, что он вот-вот разрушит изящную теоретическую конструкцию, которая уже наливалась в ее сознании бетоном и сталью. К тому же она опасалась, что своими ответами Павлик испортит важную научную работу.

– Он у нас товарищ непоседливый, - объявила директорша и посмотрела на Павлика довольно грозно.

– Вечно старается все сделать наперекор. Не иначе, ворон считал - вот ничего и не приметил.

– Я смотрел!
– Павлик повысил голос.

– Смотрел, смотрел, - закивала дама.
– Я в этом ни капли не сомневаюсь. Я тебя только прошу хорошенько подумать. Сосредоточься и вспомни: вот Сэм Стоун пришел. Вот он идет по комнате. Нечаянно опрокидывает стул. Задевает локтем банку с водой. Разве не так?

Павлик молча помотал головой. Воспользовавшись короткой паузой, он сам задал вопрос:

– Этот Сэм Стоун - из Америки?

– Скорее всего, да, - ответила настырная тетка после короткой заминки.

– А что он у нас делает?

– Иди, Павлик, - терпение директорши лопнуло, и она, смелая от отчаяния, перехватила инициативу.
– Иди и хорошо подумай!
– крикнула она вдогонку.

– Зачем же вы так?
– удивилась ученая, когда за Павликом захлопнулась дверь.
– Его поведение находится в пределах допустимого. Он развитый мальчик и знает, о чем говорит. Вполне возможно, что он даже опережает остальных... кстати - если желаете, мы можем договориться о финансовой стороне дела, и я частным порядком протестирую ваших детей на предмет IQ...

При словах о "финансовой стороне дела" директорша погрустнела.

– Большое спасибо, - сказала она.
– Мы обсудим это на родительском собрании. Может быть, найдутся желающие...

– Возьмите визитку, - гостья протянула ей позолоченную карточку.

Директорша встала и лично впустила в кабинет очередного свидетеля.

*****

Стоял апрель. Визит Сэма Стоуна таял и терялся в разноцветном прошлом.

Мама Павлика присела на корточки; она испуганно разглядывала его вздувшуюся губу.

– А что это у тебя?
– скороговоркой трещала она, не давая ему сказать.
– А как же это случилось, а где же это ты? ...

Она держала его за плечи и легонько встряхивала после каждого вопроса.

– С Сережкой подрались, - проскулил Павлик. Из глаз его побежали слезы, рот перекосился.

– Это с каким Сережкой?
– быстро спрашивала мама, вынимая из сумочки надушенный платок.
– Из-за чего подрались? Как же так можно?

– Он говорит, что никакого Сэма Стоуна не было, - всхлипнул Павлик.

– Стоуна? Какого еще Стоуна? Кто это такой?

– Сэм Стоун, - упрямо и сердито сказал Павлик.
– Это дядька, который приходил к нам в прошлом году.

Мама смутно припомнила, что да, в самом деле - прошлой весной ходили разговоры про какого-то клоуна, и звали его, действительно, как-то необычно: с одной стороны, вычурно, но с другой - не по-клоунски, не так, чтобы развеселить детей. А на родительском собрании их предупредили о каком-то учебном эксперименте, которое устраивало не то роно, не то педагогический институт. И просили по возможности не обсуждать это мероприятие с детьми. Выслушивать все, что они будут рассказывать, но воздерживаться от суждений.

Вовремя вспомнив о последнем, мама осторожно осведомилась:

– А он, этот Стоун, и вправду к вам приходил?

– Конечно, приходил!
– запальчиво выкрикнул Павлик, забывая о разбитой губе.
– Сережка совсем дурак. То говорил, что Сэм Стоун какой-то осел, все бьет и роняет, а он хороший, он фокусы показывал и ничегошеньки не сломал. А теперь вообще твердит, что Сэма Стоуна не было.

Мама выпрямилась и озадаченно посмотрела на Павлика сверху вниз.

– Но почему же он так считает?

– Да потому. Эта тетка снова пришла и обманывает. Говорит, что никакого Сэма Стоуна не было и нет. Что мы напутали. Приняли за Сэма Стоуна комиссию.

– Во всяком случае, это еще не повод драться, - твердо сказала мама.

"Что за опыты такие?
– подумала она про себя.
– Идиотство, честное слово".

Приняв решение, она взяла Павлика за руку, развернулась и пошла назад, к детскому саду.

– Не надо, мама!
– Павлик стал вырываться.
– Не трогай его! Я сам с ним разберусь!

– Да не буду я его трогать.

– Нет, я знаю, ты на него воспитателям пожалуешься!

– Я тебе обещаю, что не пожалуюсь. Я просто забыла сдать деньги за кружок. Сейчас зайду к директору, быстренько все сделаю, и мы пойдем домой.

– Ты не обманешь?

– Когда я тебя обманывала?

– Всегда обманываешь.

Двухэтажное желтое здание, детский сад, раскачивалось и стремительно приближалось.

– Посиди здесь, - велела мама Павлику. Тот мрачно присел на скамеечку и стал смотреть, как одевают малышню. Одновременно он прислушивался к звукам, доносившимся из-за двери директорского кабинета. Ему все казалось, что оттуда вот-вот раздадутся гневные крики. Особенно угнетала невозможность определиться с победителем, то есть занять чью-то сторону, потому что в противостоянии участвовали фигуры с незыблемым авторитетом. Конечно, Павлик за маму, однако вообразить себе поверженную директоршу он тоже не мог.

За дверью, однако, было тихо.

– Я разберусь, - заверяла директорша маму.
– Психологи сказали, что у Павлика исключительные способности. У него очень хорошая память. Взять того же Сережу: его быстро убедили, что никто не приходил, ничего не ронял, не портил...

Мама хмурилась. Ей было приятно слушать про хорошую память Павлика. С другой стороны, фокусы с вымыслом и реальностью казались ей сомнительной затеей.

– Бог с ней, с губой, - говорила она в ответ.
– Дети есть дети. Но зачем же морочить им головы?

– Опыты одобрены министерством, - вздохнула директорша.
– Я вам признаюсь: мне это тоже не нравится. Но как я могу помешать?

– Ну, если вы не можете, то я смогу, - предложила мама Павлика.

– Нет-нет, - запротестовала та.
– Я вас очень прошу, не надо никуда жаловаться. Эксперимент уже закончился и больше не повторится. К тому же он был важен - от него зависят судьбы людей...

– Каких людей?
– не поняла мама.

Директорша прикусила язык. Она знала, что стоит ей заикнутся о развратных действиях - пускай абстрактно, пускай в самом общем смысле - и грянет буря.