Вкус крови
Шрифт:
Есть у меня подозрение, что в гримуаре скрывается нечто, что может существенно усложнить жизнь духам, а то и вовсе превратить их в рабов. Вот именно из-за этого книжник мог выбрать меня, так как я никогда не прельщался мыслью ограничить чью-то свободу. Хм… возможно, я и прав. Точно узнаю об этом только тогда когда дочитаю гримуар до конца, а потом еще и изучу его вдоль и поперек.
Меня еще во всей этой истории смущало то, что о наличие у меня этой книге знает Петя. Парень не ведает о ее силе, но если кто-то когда-нибудь спросит у него, кому он ее продал, то Петя укажет на меня, а это может мне сильно аукнуться.
Очень жаль, что я могу заставить замолчать Петю только одним способом, но я не стану убивать
В книжнике-то я уверен – он точно не проболтается – это не в его интересах. Да и Кос надежный друг. Он тоже будет держать рот на замке. Вот так и выходит, что слабое звено – это только Петя.
Глава 2
Возвращаясь домой, я прошелся по местным магазинам, обалдел от цен, которые царили в них, но все же прикупил себе серебряный нож, лампочку, небольшой мешочек высушенных цветов лаванды и великолепную бензиновую зажигалку с гравировкой в форме головы дракона. Стоило мне все это добро две золотые монеты. На такие деньги за пределами внутренней стены можно было жить целый месяц.
Итого у меня осталось всего четыре монеты. Один золотой я прежде отдал за аренду новой квартиры. Возникла мысль, что я как-то уж очень быстро трачу деньги. Пятнадцать монет уже почти испарились. Хреновый я экономист.
Покинув Золотой квартал, я снова вернулся в серый мир жалкого существования большинства жителей города. Мне отчего-то опять вспомнился Петя и гримуар. Как книга такой силы оказалась в его библиотеке? Вопрос на миллион, а ответ на него дать некому. Мда уж… жизнь иногда выписывает весьма своеобразные пируэты. Я бы не удивился, если бы гримуар Агнес Окко нашли бы в каком-нибудь мрачном склепе, но вот так в общественной библиотеке…
Неожиданно я увидел лохматую голову Ефрема. Она выглядывала из-за кучи мусора, прильнувшей к стене дома. Прямо возле кучи стояла ржавая бочка. Из ее жерла вырывались языки пламени, освещающие этот клочок темной улицы. В воздухе сильно пахло жженой пластмассой и паленой шерстью.
Немного приблизившись, я увидел, что обладатель щербатой улыбки, с ногами уместился на старом кресле, которое кто-то выкинул, сочтя его ненужным. Ефрем с аппетитом уплетал зажаренного до хруста голубя. Кости он бросал двум худющим собакам, которые сразу же сцеплялись в рычащий и визжащий ком, пытаясь отнять друг у друга подачку бродяги. Ефрем, словно король, свысока взирал на их возню, будто псы были его придворными лизоблюдами, которые не поделили очередной титул или земельный надел.
Мне претило подобное зрелище, поэтому я рефлекторно поморщился, но все равно был рад встрече с Ефремом. Он весьма удачно подвернулся на моем пути. Я как раз сам хотел найти его. Мне любопытно было узнать, какие нынче по городу ходят слухи, ведь часть из них точно возникли из-за моих похождений. Интересно послушать, как там люди извратили реально произошедшие события. А, возможно, помимо этого я еще узнаю что-нибудь новенькое.
Чуть не запнувшись о какой-то штырь, немного точащий из земли, я подошел к Ефрему и доброжелательно произнес, глядя краем глаза как дворняги опасливо отбегают от меня:
— Здорова, как жизнь?
– Все отлисно. Привет, — радостно откликнулся он и постучал свободной рукой по подлокотнику. — Вот у меня обновка. Ссаниной немного пахнет, но это нисего. Я привык. Голубя будесь? Сирный попался. Объедение. А внутрь я грибов натолкал.
— Пожалуй, я пас. На ночь есть вредно, – предсказуемо отказался я, скрывая рвотные позывы.
– У голубя мясо диетисеское – прошепелявил Ефрем, с трудом пережевывая почти беззубым ртом плоть птицы и грибы. – Тосно не хосесь?
–
Нет. Лучше расскажи, какие слухи по городу гуляют, – попросил я его, присев на корточки и ощущая жар, исходящий от бочки.– Хоросо. Ведьмы вот одну из своих исут. Никто не знает где она, – выдохнул Ефрем, важно закинув ногу на ногу. — Последний раз ее видели с каким-то пареньком из Полей, но его памяти лисили. Он совсем нисего не помнит о той носи и весере.
– Ужас, — с трудом выдавил я, опустив взгляд.
– - Кого подозревают в этом злодеянии?
– Пока только ясно, сто это был кто-то обладаюсий Талантом. Вот теперь гресат на кого-то из их круга. Ну, посивем-увидим, сто оно да как. Найдется ведьма, али нет, – философски закончил бродяга и тут же переключился на другой слух: – Дурь вот новая появилась. Хоросая говорят. Ис галлю… галлюцино… сука… генных грибов. Сам я ее не пробовал, но многие хвалят.
– А когда она появилась? Сколько дней назад? – задумчиво уточнил я, мигом вскинув взор и уставившись на Ефрема. Дурь-то может быть из тех самых грибов, которые наше трио привезло из Сосенок.
– Пару дней тосно усе бродит по городу, – ответил бродяга, громко высморкавшись и вытерев пальцы об кресло.
Я заметил, что его кисти были покрыты гнойными волдырями. Раньше он руками не размахивал и я не обращал на них внимания, а сейчас вот приметил. Но на данный момент мне было не до оценки состояния здоровья бродяги. Я подавленно подумал, что наркота, гуляющая по городу, действительно из тех самых грибочков.
Мой рот исторг всего одно безрадостное слово:
– Ясно.
Ефрем в этот момент бросил остатки голубя собакам и удивленно произнес, глядя на них:
– Смотри-ка, есе две прибесали.
– Вообще-то их всего две, – в замешательстве хмыкнул я, покосившись на псов. – Ты грибы-то, где взял?
– А-а-а, – понятливо протянул он, переведя помутневший взгляд на меня. – Все ясно. У меня такое усе не первый рас. Все в порядке. Такое бывает. На сем мы там остановились?
– Слухи, – напомнил я, беспокойно посматривая на бродягу. Волдыри, еще и это… как бы не околел Ефремка.
– Так-с, лады… Ну о том, сто клуб в Неоновом квартале подпалили ты усе тосно снаесь. Весь город об этом усе который день сепсется. А вот слыхал ли ты о суициде в камере внутренней охранки? Отвратное, кстати, место. Крайне не советую туда попадать.
– Ну-ка давай поподробнее, – мигом оживился я, немного отодвинувшись от бочки, а то уже мой бок пропекся почти как давешний голубь.
– Ну, слусай. Пару носей насад кто-то приволок какого-то паренька в охранку, а он всера рас и повесился. Или кто-то помог ему повеситься. Тут ус нисего пока не понятно, – упиваясь своей ролью распространителя слухов, проговорил Ефрем, а затем, шмыгнув носом, подытожил: – Вот такие дела творятся в городе. Больсе мне скасать несего.
После слов бродяги, я порывисто выпрямился во весь рост, напугав немного привыкших ко мне собак. Нетрудно было догадаться, что какой-то парень, которого приволокли в охранку, – это коротышка. Кто-то убрал его. Он не был похож на человека, который мог самостоятельно решиться на самоубийство. Мне стало как-то нехорошо. Зачесались десна, будто в них завелись термиты. Куда мы впутались? История с пропавшими грязнулями становится все более запутанной и дурно пахнущей. Кто-то заметает следы. Да еще и самым кардинальным образом. Возможно, к этому причастны сотрудники внутренней охранки. Стоит ли нашей четверке опасаться за свои жизни? Пока не знаю. Надо как можно быстрее поговорить с Косом и остальными, а уж потом решать, что делать дальше и чем нам сулит самоубийство коротышки. Друг завтра свободен, так что нанесу ему ранний утренний визит, а затем мы вместе навестим Крысу и Этель. Одному пока не стоит размышлять об этом, а то я в такие дебри заберусь, что жить не захочется.