Вкус любви
Шрифт:
(обещаю, в следующий раз обращусь к вам на «ты»)
(или нет)
Мне тоже нравится обращение на «вы», выборочно, конечно, это придает отношениям некую церемонность… что мне тоже нравится… «Ты» — это рефлекс, «Вы» — это выбор.
Попытаюсь разыскать ваш журнал… и прочесть ваши статьи прежде, чем мы увидимся… чтобы получить о вас некоторое представление… о вашей чувственности, например…
Мой номер — 06 34…
Я вам позвоню.
До скорого.
— Надеюсь, ты не собираешься с ним спать?
Прочитав нашу переписку, Алиса уставилась на меня круглыми глазами, в которых читалось смятение, — такой реакции я совершенно не ожидала. Хотя нет, немного ожидала. Однажды я, возможно, стану такой же, только пока не знаю когда.
— Об этом не может быть и речи! — осмелилась воскликнуть я, глядя ей в глаза с уверенностью, которая быстро испарилась.
— Я бы так не сказала.
— Ты считаешь, он об этом думает?
Возможно, Алиса прочла надежду в моем ускользающем взгляде. Она издала глубокий вздох девственницы:
— Это ты об этом думаешь.
— Но он тоже! Я не собираюсь спать с ним только потому, что он этого хочет.
— Раз у тебя нет таких намерений, к чему тогда все эти далеко не тонкие намеки?
— Не было никаких намеков. Я просто беседую с ним об эротической литературе, что наводит на определенные мысли, — согласна, но этот тип читает те же книги, которые читаю я. Обсуждение моих вкусов не имеет ничего общего с предложением переспать.
— Разумеется, ты же не можешь любить спорт или животных. Какое-то время, забравшись с ногами
Проблема в том, что я не вижу ничего смешного в подобной ситуации, — во всяком случае, пока. Меня забавляет легкость, с которой я могу соблазнить этого мужчину, но я не исключаю и такую возможность: смеяться над этим буду я одна. Внезапно она открывает рот:
— Как бы то ни было, чувствую, ты это сделаешь. И можешь не пытаться убедить меня в обратном.
— Тогда не задавай мне вопросов.
Снова воцарилась неловкая пауза. Алиса наверняка меня ненавидит и дергает за все ниточки сестринской любви, чтобы запретить мне это, несмотря ни на что, тогда как я эгоистично ищу какую-нибудь подходящую ложь или хотя бы достойное оправдание. Я могла бы ей поклясться, что не притронусь к этому хирургу, но история развивается, хочет она того или нет, и я не смогу удержаться, чтобы не рассказывать ей мельчайшие подробности. Это сильнее меня. И тогда, собравшись с духом, словно перед прыжком с трамплина, я выпалила:
— Он мне интересен. Понимаешь? Это плохо, безнравственно, об этом ни в коем случае никто не должен знать, но факт остается фактом: он мне интересен. Я пока не знаю, буду с ним спать или нет, однако вполне вероятно — сделаю это, если представится возможность. Так что давай ругай меня.
Алиса с классической гримасой «похоже, я сдаюсь, но меня это нервирует» проворчала:
— Если Филипп об этом узнает…
— Не понимаю, каким образом он может узнать. И обрати внимание, на сегодняшний день с предложением встретиться выступила вовсе не я. Он сам меня завлекает.
Добрый вечер!
Во вложенном файле — мое великое творение. Я решила избавить вас от бесконечного поиска «Разврата», поскольку знаю: моя статья опубликована в первом номере, — сегодня он наверняка уже на помойке. Если захотите, я принесу вам свой экземпляр. Хотела бы уточнить, что это моя первая публикация, скорее, наивная, но это мой единственный комментарий, так как еще помню о том волнении, которое испытывала, держа журнал в руках. Я была так горда собой! Моя семья сделала вид, что никогда не слышала о «Разврате», я просто видела, как журнал перемещается из комнаты в комнату, словно по волшебству. Дядя так и не понял: рассказ ведется от имени мужчины, мне пришлось еще долго доказывать ему, что я не лесбиянка…
Касательно обращения на «вы» должна сказать, что не имела ни малейшего намерения запрещать вам говорить мне «ты». Делайте так, как вам удобнее, можете даже чередовать «ты» и «вы» в процессе общения. Кстати, я выстроила целую эротичную теорию о способе обращения (который, возможно, забавляет только меня). Об этом я с удовольствием поведаю вам подробнее, когда вы пожелаете.
А пока остаюсь в полнейшем вашем распоряжении.
Спасибо, что любезно избавили меня от необходимости покупать журнал… Но я все же хотел бы иметь один экземпляр… с вашим автографом…
Я удивлен… Вам ведь двадцать лет?.. Что вы такое читали, что пережили? Я бы хотел знать, как все это пришло вам в голову… не такую уж и наивную… во всяком случае, не всегда… вы так быстро переходите от поцелуев к делу…
Вы меня заинтриговали. И ваш дядя не понял, что Люси это вы?.. Ну, может, это и к лучшему…
Расскажите мне о вашей эротической теории обращения. Джордж Стайнер [9] в одной из своих последних работ, которая называется, кажется, «Мои ненаписанные книги», посвящает этой теме целую главу. Скорее, он говорит об изменении оттенка эротизма в зависимости от языка.
«В полнейшем распоряжении» — звучит многообещающе, мне это нравится. «В процессе общения» тоже неплохо.
До скорого.
9
Джордж Стайнер (род. 1929) — американский литературный критик, писатель, теоретик культуры.
P. S. Не могу устоять перед желанием отправить вам эту поэму Бодлера, которая называется «Драгоценности».
Дорогая нагою была, но на ней Мне в угоду браслеты да бусы звенели, И смотрела она и вольней, и властней, И блаженней рабынь на гаремной постели. Пляшет мир драгоценностей, звоном дразня, Ударяет по золоту и самоцветам. В этих чистых вещах восхищает меня Сочетанье внезапное звука со светом. И лежала она, и давалась любить, Улыбаясь от радости с выси дивана. Если к ней, как к скале, я хотел подступить Всей любовью, бездонной, как глубь океана. Укрощенной тигрицею, глаз не сводя, Принимала мечтательно разные позы, И невинность и похоть в движеньях блюдя, Чаровали по-новому метаморфозы. Словно лебедь, волнистым водила бедром, Маслянисто у ней поясница лоснилась. Нет, не снилось мне это. Во взоре моем Чистота ее светом святым прояснилась. И назревшие гроздья грудей, и живот. Эти нежные ангелы зла и порока. Рвались душу мне свергнуть с хрустальных высот, Где в покое сидела она одиноко. Антиопины бедра и юноши грудь, Завладевши моим ясновидящим глазом, Новой линией жаждали вновь подчеркнуть Стан, который так стройно вознесся над тазом. Лампа при смерти в спальне горела одна И покорно, как угли в печи, умирала. Каждый раз, как огнисто вздыхала она, Под румянами кровь озверело играла [10] .10
Перевод
с французского Сергея Петрова.«Цветы зла», Месье! Вы зрите в корень! Вот почему я люблю читать: из-за подобного чуда.
Касательно моей теории обращения на «вы»: «теория» — слишком громко сказано. Назовем это лучше эстетикой, которую я развивала, взрослея. В том возрасте, когда начала интересоваться мужчинами, я заметила, что в обращении на «вы» есть опьяняющий шарм, некое напряжение, придающее отношениям не церемонность, как вы выразились, а скорее двусмысленность. И если какое-то время поддерживать эту бесполезную учтивость, переход на «ты» становится более ощутимым.
К тому же парадокс, связанный с обращением на «вы», отличается пикантностью: в некоторых ситуациях «вы» звучит просто непристойно. Надеюсь, я ясно выражаю свои мысли, поскольку чувствую себя немного усталой сегодня вечером…
Вопросы, которые вы поднимаете в вашем письме, довольно щекотливые. Что я видела, что познала… одновременно и много и мало. Думаю, достаточно, чтобы написать то, что вы прочли. Но слишком мало, чтобы использовать слово «киска» с первых же строк — даже если сегодня, когда мне двадцать, а не восемнадцать, как на момент публикации этой статьи, я считаю, что достигла более продвинутого уровня. Во всяком случае, я на это надеюсь. Было бы досадно так любить слова и не уметь их использовать…
Что я познала… если таков ваш вопрос, не думаю, что нужно обязательно узнать многих мужчин, чтобы писать о них. Калаферту было около шестидесяти, когда он создал «Механику женщины», и даже если он проводил немного времени в собственной кровати, я нашла у него множество недочетов, что свидетельствует о его пробелах в глубинном познании представительниц слабого пола. Например, я помню об отрывке, где одна из его героинь говорит что-то вроде: «В любом случае, если бы ты не пришел, я отдалась бы первому встречному. Главное для меня сейчас — это пенис». Однако, имея в своем возрасте кое-какой опыт (который тоже чего-то стоит), я глубоко убеждена: женщина никогда не может хотеть один лишь пенис. Мне кажется, что в женском желании, таком сложном и зависящем от случая, есть некий жизненный инстинкт, призывающий нас к нежному слиянию с мужчиной, даже, и особенно тогда, когда мы одержимы животным желанием почувствовать себя наполненной. Я хочу сказать, что мне никогда не доводилось хотеть лишь какую-то часть мужчины — пусть даже такую. И многие женщины, которых я знаю, не воспринимают пенис без торса, спины, рук, запаха и дыхания, а также слов желанного мужчины.
Поэтому писать о мужчинах в двадцать лет… наверняка я делаю множество ошибок, но я не считаю, что знания играют здесь важную роль. Дело вовсе не в знании мужчин, — познать их до конца вряд ли возможно. Главное — стремление, любовь к ним, желание погрузиться в этот мир широких ладоней и завораживающих голосов, попытаться их понять. На данный момент это мне представляется неплохим призванием.
Что я читала? Много чего. Статья, с которой вы ознакомились, думаю, была написана мною под сильным влиянием Калаферта, ставшего для меня настоящим открытием. Я нашла его в нашем подвале несколько месяцев назад, и мужское изложение мыслей мне понравилось. В ту пору я уже год встречалась с одним парнем, для него безостановочно писала, но он, к сожалению, не был способен родить ни строчки в ответ. И когда «Разврат» предложил мне эту публикацию, я решила поменять героев местами… Вы правильно догадались, у меня есть нечто общее с Люси, и эта сцена действительно имела место быть… Кстати, я хотела бы знать, что навело вас на след.
Я также прочла пару-тройку произведений Сада, но не могу назвать себя большой его поклонницей. К тому же, мне кажется, я знаю все о его творчестве, прочитав лишь «Философию в будуаре» и «Сто двадцать дней». Это здорово раздражает одного из моих друзей, который восхищается Садом… (зато он ненавидит Queen и Beatles, поэтому разве можно доверять его вкусу?).
Читала Батая, разумеется. Мне очень понравилась его «Смерть», из которой Режин Дефорж [11] сделала чудовищно скудную адаптацию. «Моя мать» произвела на меня сильное впечатление, но осталось несколько непонятных моментов: литературный стиль Батая довольно сложен.
Но больше всего меня беспокоит, что я так много говорю и еще столько всего хочу сказать. При этом я практически ничего не знаю о вас. Какая жалость. Это стоит того, чтобы выпить вместе чашечку кофе. Или бокал вина. У меня накопилась к вам масса вопросов. Признаюсь, я очарована мужчинами, которые много читают. Тем более такую литературу. Этот интерес к эротике о многом говорит. Но я оставлю дискуссию на следующий раз, если вам, конечно, есть что мне сказать. Вдруг я покажусь занудой?
Как я уже говорила — я почти всегда свободна.
Мой номер у вас есть.
11
Режин Дефорж — французская писательница (род. 1935), ставшая известной благодаря циклу романов «Голубой велосипед».
(Все-таки, думаю, я не зануда. Я могу быть очень даже забавной. Мне так кажется.).
Признаюсь с легким чувством стыда, я ждал вашего письма с почти лихорадочным нетерпением. И не зря…
И все же, несмотря на вашу прелестную, впечатляющую и раннюю чувственность, я считаю, что опыт позволяет расширить границы эротического мира. Я открыл для себя эротику в литературе в десять лет с помощью Пьера Луи [12] , который казался мне в то время верхом неприличия. Впоследствии я много читал, и в некоторых книгах мне встречались описания ощущений, возбуждения, эмоций, их я тогда не понимал, а понял лишь гораздо позже. Я думаю, знаю, что женщина в определенный момент, чаще всего после или во время сильного возбуждения, может желать исключительно пенис… Я слышал об этом… видел собственными глазами… даже если в другое время действительно в их мыслях присутствует торс, запахи и все, что вы так талантливо описали. Но в определенный момент это резко меняется, объектом желания становится все равно какой пенис, о чем и упоминает Калаферт.
Сад закладывает принципы, на которых впоследствии выстроятся все остальные, и его стиль не очень чувственный, что сегодня немного шокирует. Но то, о чем он говорит, фундаментально. Поскольку он рассуждает об эротизме на грани насилия.
С Батаем вы познакомились. Для теории можно почитать «Эротизм». «История глаза» великолепна… А также «Мадам Эдварда»…
Я понял, что Люси — это вы, после того, как долго и с удивлением рассматривал ваши фотографии в Facebook, улыбку, глаза, кожу.
Ответьте мне скорее.
12
Пьер Луи (1870–1925) — французский поэт и писатель, разрабатывавший эротическую тематику и вдохновенно воспевавший лесбийскую любовь.
P. S. Не показывайте мои письма своему дяде…
Я прижимаю пенис к твоей щеке Его конец касается твоего уха Медленно ласкай мою мошонку Твой язык нежный как вода Твой язык острый как нож Красный как кровь Его кончик дразнит меня Мой пенис истекает слюной Твой зад меня влечет Он открывается как твой рот Я обожаю его как небо Я поклоняюсь ему как огню Я пью из твоей расщелины Раздвигаю твои голые ноги Открываю их как книгу И читаю там свою смерть.