Вкус ранней клубники
Шрифт:
Лилия была дома. Она открыла мне дверь изрядно подшофе.
— Белла, заходи!
— Ты не одна? — осторожно спросила я.
— Почему не одна? Одна. Осуждаешь? Считаешь, в одиночку только алкоголики могут пить? Ерунда это все. Есть такие алкоголики, которым необходима компания. Так и пристают ко всем: "Ты меня уважаешь?" Если уж на то пошло, я пью с мужем.
Она пьяно засмеялась и кивнула на большую фотографию Саши, уже перевитую черной лентой, возле которой стояла накрытая куском хлеба рюмка с водкой.
Отчего-то Лилия казалась мне странной, этакой виртуальной копией
— Сижу вот и думаю: моя жизнь тоже кончилась, только гораздо раньше. Если подумать, я прожила двадцать четыре года, можно сказать, с чужим человеком. Без любви, без добра… Нет, того добра, материального, хватает, натаскали, а вот доброты… Наверное, всех, кто выходит замуж за одного назло другому, настигает кара. Ну да тебе-то чего о том знать…
Я протянула ей деньги, которые Лилия небрежно положила на край стола.
— Пересчитай!
— А зачем? Семейство Решетняк у нас всегда было образцом честности. Вон, видишь, в красном углу висит ваша семейная икона… Шучу! Небось, ты каждую пачку по три раза пересчитала.
— А как же.
— Вот и я говорю: хорошего же ты обо мне мнения. Как и твоя прекрасная подружка. Думаешь, не знаю кто она? Слава богу, читала её статьи. И всегда думала: ты бы, милочка, нашла себе хорошего трахальщика, да и перестала на людей отвязываться.
— А при чем здесь моя подруга? Или я?
— При том! Вы уже решили, какая дрянь Лиля Коваль. Тело мужа ещё не остыло, а она уже деньгами интересуется. Не волнуйтесь, мне на мою жизнь хватит. А не хватит, я пойду на другую работу, на третью… У меня всегда была голова на плечах, и начальство это ценило.
— А мы и не волнуемся. Возьми деньги и напиши мне расписку, что я с тобой полностью рассчиталась.
Лилия откровенно нарывалась на ссору, и в какой-то момент мне в самом деле захотелось сцепиться с нею. Но я понимала, этого делать нельзя. Кто знает, может, у неё такая своеобразная реакция на стресс.
— Ладно, расслабься, — усмехнулась Лилия, — напишу я тебе расписку. А сейчас давай вместе Сашу помянем.
— Прости, не могу, я от тебя прямо к Артему в больницу, а это полдня езды.
— А я выпью… Боже, как я ненавидела эту его поганую работу! Мне так хотелось его полюбить, быть ему хорошей женой. Но кому быть женой? Этой фотографии?.. Рейсы, рейсы! А когда возвращался, о чем говорил? Темка то, Темка это… Правда, ты, молодец, тоже не терялась.
— В каком смысле?
Я почувствовала, как кровь отхлынула у меня от лица. Но Лилия продолжала бурчать, словно и не на мой вопрос отвечала, а говорили сама с собой.
— Я как узнала, посмеялась от души! Надо же, думаю, и святая Белла не без греха. Муж — в дальнюю дорогу, а она к дружку под бочок…
— Заткнись! — заорала я дурным голосом, в момент забыв о своем высшем образовании и редакторской работе, которыми так гордилась моя мама, сравнивая меня с другими женщинами. — Что ты мелешь, какой дружок?!
— Ого! Мы уже кричим дурным голосом. Значит, за живое тебя
задела? Как там вы, литераторы, любите цитировать насчет того, что сердишься, значит, ты неправ… Брось, об этом весь гараж гудит: Решетняк — рогоносец!Вот оно что! Я вовсе не собиралась у Лилии задерживаться, а сейчас в растерянности плюхнулась в рядом стоящее кресло, сразу позабыв обо всем, кроме страшных слов "Решетняк — рогоносец".
Глава пятнадцатая
Кто-то из великих сказал: "Поклеп — что уголь, не обожжет, так замарает!" Наверное, у каждого человека есть недоброжелатели. И, скорей всего, тот самый главный механик, и немногословный, и не сплетник, все же обмолвился кому-то о неверной жене Артема. А сухой хворост уже был приготовлен, и вспыхнул даже не от спички, а при одном упоминании о ней…
— На вот, выпей! — Лилия втиснула мне в руку бокал с какой-то рубиновой жидкостью.
— Что это?
— Гранатовый сок. Сама делаю. У нас соковыжималка немецкая. Дорогущая, но, как видишь, выжимает — я тебе дам!.. А ты что же, не знала об этом? Ну, что твоего мужа так называют?
— Не знала, — поневоле горестно выдохнула я. — Да и кто бы мне об этом сказал?
— А твой Решетняк знал. Шурик рассказывал, как ему своего дружка пришлось успокаивать. Да что там Шурик! Я и сама Артему говорила, чтоб не переживал. Мало что ли баб в городе!
— Когда это ты ему такое говорила?
— Если тебя интересует число, то я не помню. Тогда ещё он у нас ночевать остался. Коваля мы спать отправили, а с Артемом часов до двух ночи на кухне просидели. Ты не думай, я не слишком на тебя наезжала. Наоборот. Сказала, не все же вам, кобелям, гулять! Можно подумать, ты без греха. А он так, знаешь, лицом потемнел и говорит: "Хочешь верь, хочешь не верь, а только я Белле никогда не изменял!" Говорите и вы! Кто ж такому поверит?
— Послушай, Лиля, — голос мой звучал чуть ли не просительно. — А это было не десятого мая?
Тогда Артем впервые не ночевал дома.
— Говорю же тебе, не помню!.. Постой, это было на праздники. Девятого мы ходили поздравлять моего отца, а десятого… Правильно, десятого мая твой муж к нам и приходил. Я его ещё пожурила: мол, почему без Беллы пришел? А он так усмехнулся и говорит: "Что ей за интерес с необразованными шоферами время проводить?"
Я не просто покраснела — краска залила мое лицо. Я всегда была плохой актрисой, а тут вдруг почему-то стала оправдываться перед Лилией, словно у неё было право меня судить.
— Ерунда какая-то! Ты не поверишь, но я всего лишь раз пошла в ресторан с одним из авторов издательства, а при выходе из ресторана сдуру с ним поцеловалась…
Не понимаю, отчего я разоткровенничалась с женщиной, которая не только никогда не была моей приятельницей, а и вообще не вызывала у меня симпатии.
— Бывает, — неожиданно мягко проговорила Лилия, усаживаясь в кресло напротив. — Завистников на свете много. Кто-то живет плохо, и хочет, чтобы всем вокруг было так же плохо! Говорят, что люди за все получают по заслугам. Ничего подобного. Чаще всего именно негодяи благоденствуют. По крайней мере, при жизни.