Вкус страсти
Шрифт:
— Просто шутка. Я понимаю.
Уголки его полных губ дрогнули.
— Шутка, которая вышла из-под контроля.
— Да. Но приносить извинения нужно не мне.
— Я знаю. — Из его груди вырвался тяжелый вздох. — Подумать только, я ведь давал советы нашему Дэвиду — как следует обращаться с недоступными женщинами!
Маргарита растерянно заморгала. В душе у нее зашевелилось пока еще смутное подозрение.
— Что ты делал?
— Ничего-ничего! — Итальянец одарил ее самой чарующей улыбкой из своего арсенала, поклонился и стал пятиться. — Но если вам это действительно интересно, лучше спросите
Спросить Дэвида. «Да, конечно», — подумала она, стоя в центре сушильного двора, — неподвижная, словно деревянная статуя святого. Вот только она сомневалась, что ей так уж нужен правдивый ответ.
Астрид она догнала только на лестничной площадке, там, где лестница, идущая от большого зала, выходила к многочисленным покоям, чьи двери занимали все четыре стены. Карлица, услышав шаги хозяйки, лукаво улыбнулась, обернулась к ней, а потом пошла рядом.
— Ну, вы сказали пару ласковых этому мужлану? — спросила она своим писклявым голоском.
— По-моему, ты и сама неплохо справилась, — заметила Маргарита, внимательно глядя на хитренькое личико служанки.
— Да, ваша правда, — самодовольно кивнула та.
— Так значит, ничего страшного не случилось? — Маргарита всмотрелась в лицо Астрид, боясь, что та расстроилась куда сильнее, чем хочет показать.
— Абсолютно. — На ее всегда оживленное личико легла тень. — Что он сказал вам обо мне, когда я ушла? Я знаю, он вам что-то сказал!
— Только что хочет принести извинения.
— Если так, я с удовольствием его выслушаю.
— Он также дал мне повод кое о чем задуматься.
— Бьюсь об заклад, с ним это впервые! — с привычным пренебрежением заявила Астрид. — И о чем же?
Маргарита нахмурилась, размышляя, какой ответ дать. Похоже, если она хочет поговорить на интересующую ее тему, правды не избежать.
— Он намекнул, что Дэвид считает меня недоступной.
— Он что, буквально так и сказал? — Астрид недоуменно уставилась на хозяйку, сдвинув брови-ниточки.
— Конечно же нет, хотя именно это он подразумевал.
— Ну а разве не так и должно быть, учитывая, что у вас очень высокое положение в обществе, в отличие от него? Да и разве вы не знали с самого начала, что он именно так и считает? Разве не в этом суть клятвы, которую он дал?
Маргарита вздохнула и отвела глаза.
— Полагаю, да.
— Но вам это не нравится.
— Я иногда жалею, что ничего нельзя изменить.
— Вы бы хотели, чтобы он смотрел на вас так же, как на других женщин — как на кого-то, кто создан для взаимных удовольствий. Вам бы не хотелось, чтобы он видел в вас нечто исключительное, не хотелось бы стоять над ним, как непорочная Богородица в своей нише.
Боль в голосе Астрид сказала Маргарите, что она очень хорошо знает, каково это — быть не такой, как другие женщины. Брошенная родителями в младенчестве, она попала к цыганам. Позже ее взяли в труппу странствующих актеров, которые иногда выступали и в благородных домах. Едва научившись говорить, она должна была вести себя как забавный, маленький, женственный шут. И хотя к тому моменту, как ей исполнилось двадцать лет, она получила место личного шута королевы, она научилась не ждать от жизни ничего лучшего. Она была уверена: мужчины могут иногда проявлять любопытство в отношении устройства
ее тела, но, скорее всего, станут смеяться над ней, а не любить. Хуже всех вели себя придворные: пресыщенные, циничные, постоянно ищущие новых ощущений. Она была до слез благодарна судьбе за то, что оказалась рядом с Маргаритой, и, попав в замкнутый мирок Бресфорда, буквально расцвела.— Да, — чуть слышно произнесла Маргарита.
— Вы действительно всего этого хотите? — не унималась Астрид.
— Но разве это плохо?
— О нет, миледи. Это делает вас такой же женщиной, как и все.
— В любом случае это нелепо. Я не идеальна, как наверняка известно Дэвиду. У меня тяжелый характер, волосы непонятного цвета, а бедра по форме напоминают лиру.
— Я заметила, что своей чистоты вы не отрицаете, — лукаво улыбнувшись, сказала Астрид.
— Едва в этом есть моя вина, не так ли? Я изменила бы это, если бы мне позволили.
— Вы ведь могли выйти замуж за Галливела.
— Вот спасибо! Да я лучше умру старой девой!
Астрид пожала плечиками.
— Возможно, ею и умрете, если все будет происходить согласно плану Генриха и Дэвида. То есть если вы не встретите воина, который будет красив, благоразумен, храбр и любезен.
Маргарита изумленно уставилась на нее.
— Что?!
— Красив — для вашего удовольствия, благоразумен — для вашей репутации, храбр — чтобы не бояться последствий, и любезен — в том смысле, что он желает нравиться.
— Я поняла, спасибо!
— Я просто рассуждаю — возможно, моя идея пригодится вам, когда вы, наконец, станете хозяйкой собственного замка. Хотя, разумеется, этот идеал не должен слишком боготворить вас.
— Дерзкая девчонка, зачем дразнишь меня такой перспективой?
Пока Астрид описывала своего воина, Маргарита пыталась представить его — это был Дэвид. Что это говорит о ней самой? Да и каковы у нее шансы на то, чтобы убедить его: она вовсе не столь чиста помыслами, как он себе напридумывал. Возможно ли вообще убедить его отказаться от данной ей некогда клятвы рыцарской верности?
— О какой перспективе идет речь?
Вопрос прозвучал за их спинами. Волосы на голове Маргариты встали дыбом: она узнала этот резкий голос и манеру растягивать слова. Обернувшись так быстро, что взметнулись ее юбки, она оказалась лицом к лицу с лордом Галливелом. Еще при первой встрече она подумала, что его вытянутый, узкий череп напоминает голову змеи. И его внезапное, совершенно беззвучное появление только подтвердило первое впечатление.
Как долго он уже стоит здесь, у них за спиной? Что он успел подслушать?
— Вы напутали меня, сэр! — не очень любезно произнесла она.
— Прошу пардону, леди Маргарита. Похоже, вы и ваша служанка были поглощены удивительно интересной беседой. Следует ли мне удалиться и дать вам возможность вернуться к обсуждению?
Маргарите ничего так не хотелось, как этого, но она понимала: сказать так будет невежливо.
— Вы последовали за нами с какой-то целью?
— С той же самой, о которой я уже говорил вам, — с кислой ухмылкой ответил он и подошел еще ближе. — Здесь, наедине — или почти наедине, насколько это возможно в подобном месте, — вы, надеюсь, будете ко мне более благосклонны и, выслушав меня, узнаете о моих целях.