Вкушая Павлову

В двадцать с небольшим я обручился с одной девушкой по имени Марта. Когда я поехал в Париж, получив работу у великого Шарко, мы с ней расстались. Ревнуя Марту к ее друзьям, я расторг помолвку. Я решил, что всю жизнь проживу холостяком.

Но вот прошло десять лет, и я случайно встретил фрау Флюсс на улице. Их семейство последовало нашему примеру и перебралось в Вену. Пожилая дама пригласила меня в гости, вероятно, лелея подспудно мысль, что я снова буду очарован Гизелой. Но та, конечно, уже отцвела. И я потерял голову не от нее, а от мальчишеского очарования и ума ее шестнадцатилетней сестры — «малышки» Анны.

Я принялся бурно ухаживать, и мы поженились, чем сильно огорчили — даже заставили страдать — ее матушку. Ее возражения, впрочем, были энергично пресечены поддержкой, которую нам оказал отец Анны.

О, как часто я впоследствии жалел, что мать ее тогда не настояла на своем; сколько раз я горько раскаивался в том, что потерял Марту; как часто жалел, что не женился в Манчестере на своей племяннице Полине — а такая возможность обсуждалась, когда я приезжал туда молодым человеком. Мне казалось, что даже Гизела была бы предпочтительней.

Гизела живет с нами, помогает сестре по дому и с детьми. Она всегда была верным другом и утешительницей.

Но с этого дня все сожаления — в прошлом! Кого благодарить за это чудо?

После перемен и наслаждений второй страстной ночи наступает день, когда я понимаю, что влюблен в собственную жену. Найдется ли в Австрии хоть один шестидесятилетний мужчина, который любит собственную жену после двадцати пяти лет супружества? Сомневаюсь.

Открытие происходит в букинистическом магазине. Сверкающим майским днем я вхожу в темное помещение, где восхитительно пахнет старинными кожаными переплетами. И когда мои глаза привыкают к полумраку, среди нескольких посетителей, листающих книги, я вдруг вижу свою жену! В тот же миг и она замечает меня, и мы, улыбаясь, движемся навстречу друг другу.

— Тебе пришла в голову та же мысль! — усмехаюсь я.

— Подарок для герра Кофмана!

— Да! Какое необыкновенное совпадение!

Она дает мне прочесть название книги, которую держит в руках. Это биография Ротшильда.

— А ведь я именно это и собирался ему подарить, дорогая! — говорю я. — Замечательно!

— Ну тогда заплати за нее!

Я беру у нее книгу. Порознь пускаемся бродить между полок. Я постоянно ощущаю ее присутствие, ее красоту. Или, может, не красоту, а некое сексуальное обаяние, возродившуюся страстность, которая когда-то была ее естественным свойством. На ней привлекательное голубое платье в обтяжку и кокетливая шляпка. Она похожа на Ренуарову кокотку. Ее полные губы обведены эффектной алой помадой; когда она приближается ко мне, чтобы показать книгу, которую хотела бы когда-нибудь прочитать, я улавливаю слабый, но восхитительный запах духов. Она отходит — запах остается. Но отходит ненадолго. Она зовет меня: «Зиги!» Еще одна книжка, которую ей хотелось бы прочитать: на этот раз в более дешевом издании. Я сам не прочь когда-нибудь прочесть обе эти книжки. У нас общие вкусы! Мы так подходим друг другу!

Уже много лет она не называла меня по имени — так нежно, так любовно.

Я ощущаю ее гениталии под узкой и длинной голубой юбкой; чувствую, что и она ощущает их. То есть, если называть вещи своими именами, — пизду. К этому непристойному слову мы прибегали раньше в самые страстные моменты, и теперь мы снова им пользуемся.

Она выплывает из магазина; ее провожают восхищенные взгляды.

Как она сумела помолодеть на десять лет за эти несколько дней?

И все потому, что она снова влюблена в меня. Она снова испытала страсть.

И вдруг я осознаю, что и сам влюблен в нее, что, совсем как прыщавый мальчишка, испытываю перед ней благоговейный трепет.

Я рассеянно заплатил за книгу, но забыл ее взять — меня окликают. Я оказываюсь на улице и под теплыми солнечными лучами прихожу в себя; хотя я не большой любитель вина, но сейчас думаю — а не выпить ли нам сегодня немного. Надеюсь, наши гости Кофманы не засидятся.

Кофманы вот уже четыре года наши соседи. Марта Кофман — моя бывшая невеста. Мы оба были потрясены, встретившись на лестнице в первый же день после их переезда в наш дом. Ее муж — богатый фабрикант. К тому же он малообразован и грубоват. В их роскошно обставленной квартире царит какая-то холодная атмосфера.

Мы два раза в год ходим друг к другу в гости. Этого вполне достаточно. Сегодня день рождения Кофмана, и они должны прийти к нам на ужин. Я был несколько удивлен, когда Анна предложила пригласить их на празднование его дня рождения и купить ему какой-нибудь маленький подарок; она напомнила мне, что на мой день рождения они подарили мне гардению, мой любимый цветок.

Являюсь домой ближе к вечеру — Анна готовится. Она полуодета; подхожу сзади и обнимаю ее. Она прижимается ко мне, ее щека касается моей бороды.

— Чудесные духи! — Накрываю ладонями ее груди.

— Не сейчас! Попозже. Тебе нравится? По-моему, замечательный подарок. Как ты считаешь, герру Кофману понравится?

— Не сомневаюсь. Такой великолепный переплет. Он любит дорогие переплеты.

Я ласкаю ее сосок, и он набухает.

Наша горничная Жозефина наливает мне на кухне чай, я направляюсь в свою приемную. Она находится в мезонине и изолирована от остальной части квартиры; здесь мое прохладное святилище, уставленное старинными статуэтками. Ласкаю рукой гипсовую Градиву^{75}. Эта изящная женщина с величавой походкой превратилась в Анну. Все богини — Венера, Афина, Исида — превратились в Анну. Радуюсь тому, что мой единственный назначенный на сегодня пациент простудился и не придет. Открываю тетрадь; беру перо и кладу его обратно; хочу одного — думать об Анне. Мечтать о том, что будет потом. Я еще чувствую, как подергивается под моими пальцами ее сосок, как ее губы обжигают мои.

Вот и Кофманы. Его алчные глазки-бусинки над крючковатым носом вспыхивают от удовольствия, когда Анна протягивает ему яркий пакет. При виде биографии он довольно урчит и начинает ласкать своей гладенькой пухлой ручкой кожаный переплет.

Появляется моя свояченица Гизела. Для пожилой дамы она одета слишком вызывающе. Трудно поверить, что она — моя «первая любовь».

Вино и радость от возобновления нашей сексуальной жизни пробудили в Анне игривое настроение, и я счастлив подыгрывать ей. Наши руки соприкасаются. Замечаю, что Гизела удивлена и даже слегка раздосадована. Никому не приятна такая метаморфоза — когда на вечно мрачных лицах появляется счастливое выражение. Она привыкла, что мы ссоримся или за версту обходим друг друга.