Владигор. Князь-призрак

— Князь Света!.. Хранитель Времени!.. Оживи нас!.. Спаси наши души!.. — на разные лады завывали они, потрясая костлявыми кистями и щелкая суставами.

Внезапно в толпе и в окнах домов, окружавших площадь, появились лучники, сплошь закованные в блестящую чешуйчатую броню. Их лица были наполовину закрыты пятнистыми рысьими мордами, из глазниц которых сверкали рубиновые глаза, а из-под редких колючих усов выступали гладкие квадратные подбородки. При появлении лучников народ притих, и лишь некоторые продолжали шепотом выкликать какие-то неразборчивые проклятия и указывать костлявыми пальцами в сторону балкона.

Но лучники не обращали на эту суету никакого внимания. Они осматривали наконечники своих стрел, пробовали упругость луков, кое-кто даже накладывал стрелу на роговую дугу и, чуть оттянув тетиву, нацеливал свое оружие на князя. Но внезапно и они прекратили всякую возню и, держа луки наизготовку, обернули забранные масками лица в конец широкой прямой улицы, вливавшейся в площадь как раз напротив балкона.

Князь тоже поднял голову и, щурясь от яркого, но холодного, как болотные огни, солнца, посмотрел в сходящееся пространство между домами. Вдруг солнце сделалось черным, дрожащий воздух над площадью сгустился, потемнел, и в тот же миг в конце улицы показался крытый экипаж на высоких колесах. Коней не было видно, но кучер сидел на передке и, выставив перед собой длинный хлыст, щелкал им по пыльным колпакам уличных зевак. Те поспешно сдергивали их, обнажая желтые черепа с зубчатыми швами, но не расступались перед экипажем, а опускались на колени и ложились под кованые обода его скрипучих колес. Те же, кто оставался по бокам экипажа, с готовностью хватались за деревянные спицы, наваливались на них и, проворачивая колеса, толкали карету вперед.

Как только экипаж въехал на площадь, кучер рывком сдернул густой покров с высокого ребристого колпака за своей спиной, и в темных лучах померкшего светила Владигор увидел сверкающую золотую клетку, окружавшую бархатный трон, на котором восседала нынешняя владычица Синегорья.

— Эй, князь! — звонким голосом крикнула она. — Не надоело тебе там болтаться?

— Надоест — сойду, — усмехнулся Владигор, глядя ей в глаза и незаметно шевеля угловатыми косточками под натянутой на запястьях кожей. Стальные браслеты плотно прижимали его руки к дверным створкам, но Лесь научил князя так сдвигать косточки относительно друг друга, что кисть его могла стать в своем основании чуть ли не вдвое уже и тоньше.

— Ой ли! — насмешливо воскликнула Цилла, щелкнув сверкающими перстнями.

В дальних углах площади согласно прозвенели две тетивы, но князь втянул мускулистый живот, и две тростниковые стрелы, свистнув оперением, вонзились в дверные створки, образовав косой крест под его нижними ребрами.

— Иди, князь! Я жду! — крикнула Цилла, сдвигаясь в сторону и освобождая место рядом с собой.

— Престол не постель — двоих не выдержит! — ответил Владигор, прогоняя по ногам мышечную волну и чувствуя, как ослабевают и соскальзывают к лодыжкам волосяные путы.

Но тут Цилла несколько раз щелкнула перстнями, лучники вскинули локти к вискам, воздух засверкал от наконечников, и вокруг князя вмиг вырос оперенный тростник.

— А если в постель позову — пойдешь? — низким, бархатным голосом спросила Цилла.

— Да где ж такое видано, чтобы девка парня в постель звала? Разве что совсем уж завалящая какая, а у тебя вроде все на месте.

— Чего ж ты ждешь, если все на месте?! — резко перебила Цилла. — Не веришь? На, смотри!

Она вскочила на бархатную подушку и, звеня браслетами на запястьях и лодыжках, стала срывать и сматывать с себя цветные шелковые шарфы и накидки. Они как летающие змеи завивались вокруг ее бешено пляшущего тела, вылетали в просветы между золотыми прутьями клетки и, распластавшись над тихо воющей от восторга и вожделения толпой, тонкими волнистыми пеленами покрывали безносые, пустоглазые лица.

Вскоре вся площадь была устлана сплошным шелковым пологом, из-под которого то тут, то там выскакивали костлявые кисти и желтые плешивые черепа, устремлявшие пустые глазницы на сверкающую драгоценностями плясунью. С каждой отлетевшей накидкой изгибы ее тела все явственнее проступали сквозь оставшиеся складки, а когда в просветах замелькала смуглая обнаженная кожа, черепа согласно взвыли и похотливо защелкали беззубыми челюстями.

— Что ж ты медлишь, князь Владигор?! — истерически взвизгивала Цилла при каждом повороте. — Смотри, не успеешь! Вон тут сколько желающих!.. О-хо-хо!.. — Она расхохоталась, щелкая перстнями, и на князя вновь обрушился густой, шелестящий шквал оперенных стрел.

Он почти высвободил из пут ноги и уже готовился выдернуть запястья из стальных браслетов, но в этот миг стрелы вокруг переплелись оперением и так плотно прижали его тело к створкам, что к лицу прилила кровь, а в висках застучали частые, упругие молоточки.

— Мой князь!.. Мой!.. — жарко прошептала Цилла, сбрасывая с себя последнюю накидку.

Она спустилась с трона, легко проскользнула между золотыми прутьями и пошла к балкону, едва касаясь голых черепов маленькими босыми ступнями. Ее тугие маленькие груди упруго трепетали в такт ходьбе, ладони плавно скользили по животу, спускаясь к бедрам и слегка касаясь пальцами темного мыска между ними. Когда она приблизилась к балкону, под шелками началась бурная возня со стуком костей, черепов и глухой, невнятной перебранкой, и на глазах у Владигора под покрывалами стал вырастать бугристый холм, остановивший свой рост, лишь когда его вершина встала вровень с краем балкона.

— Ну что ж ты медлишь, князь? Иди ко мне! — низким призывным голосом проговорила Цилла, останавливаясь у подножия холма и раскрывая объятия навстречу Владигору.

Владигор выгнулся, упершись затылком в дверь, но стрелы так сдавили его грудь, что стало трудно дышать, а в уголках глаз показались размытые алые пятна.

— Что, сам не можешь? — усмехнулась Цилла. — Сейчас я тебе помогу…

И она стала шаг за шагом подниматься по склону холма, легко ставя босые ступни на круглые, обтянутые шелком выпуклости, ее грудь уже поднялась над черными остриями балконной решетки, Цилла вытянула перед собой унизанные браслетами руки, но в тот миг, когда ее пальцы готовы были прикоснуться к переплетенным стрелам, князь сделал такое страшное усилие, что кровь брызнула из его глаз двумя горячими фонтанами, вмиг погрузив в густые алые сумерки как саму Циллу, так и площадь за ее спиной.

Давление пут внезапно ослабло, и, когда кровавый сумрак рассеялся, князь увидел над собой косо ниспадающие складки полога, слабо озаренные дрожащим светом нагоревшей плошки.

Глава четвертая

Кошмар видения растаял, оставив лишь легкий озноб во всем теле и тревожное ощущение чьего-то взгляда, словно протянувшегося из сна в предрассветную явь. Близко, под самым окном, дважды проорал петух, каждый раз простуженно хрипя на последнем такте. Но слюдяные оконницы по-прежнему оставались темными, и до зимней зари, судя по этому одинокому, безответному крику, было еще далеко.

Князь приподнялся на локте и прислушался к ночной тишине, перебиваемой лишь сухим шорохом тараканов и длинными хрустальными трелями подпольного сверчка. Выкарабкался из душных пуховых объятий перины, осторожно отдернул полог, сбросил ноги на пол, встал, попробовал шагнуть к столу и едва не упал. Князь взглянул вниз и в слабом свете плошки увидел, что сапожные голенища от лодыжек до колен стянуты колючими волосяными петлями. Владигор нагнулся, чтобы распутать узлы, но они оказались столь неподатливы, что ему пришлось прибегнуть к ножу, который, на счастье, оказался на месте — в ножнах на поясе. Но, разрезая веревки, князь вновь отчетливо ощутил на своем затылке чей-то взгляд.