Владимир Красное Солнышко

– Может, там, за закатом, лучше живется?.. – тут же перебил ученого грека Владимир. – Больше войн, больше богатых городов, больше добычи, и люди довольны.

– А Русь степняки одолевают, – проворчал тогда Ладимир.

Великий воевода Свенельд однажды рассказал Владимиру, что раньше степняков было значительно меньше. Хазарский каганат стерег Волгу и не пропускал через нее кочевые орды. Просачивались только отдельные отряды, вот с ними-то и воевал великий воевода. А князь Святослав разгромил Хазарию, и с той поры Русь захлебывается от нашествия кочевников…

5

Селищ стало побольше, на полях стали появляться люди, а порою и кое-какая скотина. И Будислав тотчас же отметил, что скотина в этих местах куда хуже степной киевской.

– Зима длинная, снегов много. А сена мало, да и то бурьянистое.

– Бедно живут?

– Рожь сеют, – пояснил Будислав. – Рожь, просо, льны здесь богатые.

– И место небедное, – усмехнулся Добрыня. – Смоленск с торговых караванов добрую мзду снимает.

– А сколько раз кривичам насмерть биться приходилось? То с поляками, то с Литвой…

– Подходим к столице кривичей Смоленску! – громко оповестил Яромир.

– Славяне – упрямые язычники, – неодобрительно заметил Добрыня.

– Да, язычники, – подтвердил Яромир. – Неплохо было бы, чтобы ты, княжич Владимир, принес жертву их главному богу Перуну.

– А где ее приносить?

– На Священном холме.

Владимир вспомнил: бабушка рассказывала, что ближайший сподвижник ее отца, Вещего Олега, поднял в Смоленске мятеж, взял под стражу смоленского князя и намеревался перехватить власть над всем войском Олега. Но смоляне восстали против изменника и заставили его идти с повинной к Вещему Олегу…

Насада ошвартовалась в Смоленске, стороже Великого торгового пути из варяг в греки. Земляные валы вокруг города, почерневшие от дождей избы, крытые соломой, крутой спуск к Днепру. Возле города в Днепр впадала речка Смядынь, где смолили суда после волоков. Добрыня пояснил, что город потому так и называется:

– По трудам людским. Смоленск.

И насада осталась на Смядыни, чтобы ее просмолили перед тяжкими волоками. Владимир же не знал, да и не мог знать, что именно здесь погибнет его любимый сын Глеб…

Яромир послал гонца к смоленскому князю Пре- славу с уведомлением, что доставил княжича Владимира, и просьбой принять внука великой княгини Ольги и сразу же занялся подготовкой насады к волокам. А тем временем Владимир вместе с богатырской своей охраной и Ладимиром поднялся на Священный холм смолян-кривичей, на вершине которого стояла вытесанная из ствола могучего дуба статуя Перуна- громовержца. Владимир низко поклонился грозному богу войны и дружин, лично зарезал принесенного гриднями черного барана без единой белой отметины и щедро помазал круглый живот грозного божества еще горячей бараньей кровью.

– И ты помажь, – сказал он Ладимиру.

И Ладимир помазал тоже.

– Слава Перуну! – хором крикнули все, кто был с ними рядом. – Слава! Слава! Слава!..

Владимир вонзил окровавленный жертвенный нож в основание статуи, осмотрел валы города и вернулся на свою насаду. На речку Смядынь. Ответа от смоленского князя все еще не было, насаду старательно готовили к осмолению, и оставалось только ждать. Гридни развели костер, чтобы поджарить жертвенного барашка, а Владимир вдруг впал в глубокую задумчивость.

– О чем думу держишь, княжич? – спросил Доб- рыня.

– Что спросил, дядька?

– Спросил, о чем думу держишь.

– А… Много у славян богов?

– А у них каждый пень – бог. У кого – Сварог, у кого – Стрибог, у кого – Мокошь, у кого, еще кто-то, и у всех – Перун. Почему спросил-то?

– Подумал, когда Перуну жертву приносил: собрать бы в Новгороде Великом всех славянских богов. Славяне всех племен приходили бы жертвы им приносить, к нам бы привыкли, а мы – к ним. Может, и держава бы единая сложилась. Как мыслишь, дядька мой?

– Не богами держава крепка, княжич. Всякую державу мечи крепят.

– Мечи – снаружи, от врагов. А внутри?

– И внутри тоже мечи. Вражина в доме куда страшнее вражины в поле, княжич.

– Ну уж… – проворчал вечно несогласный Ладимир.

– Не спорь!.. – оборвал его Добрыня.

– Если объединить все славянские племена, то и вражины в доме не будет, – сказал Владимир.

– Твоя мудрая бабка, великая княгиня Ольга, пыталась. Права им дала, законы, в дружины их стали брать. А они все равно по племенам разбежались. Вокруг своих богов жмутся и друг с другом дерутся.

– Людей всех племен собирает только вера в общего бога, – сказал Владимир. – Так бабка моя говорила. А все славяне веруют в Перуна. Все. Перун – главный, а уж потом Стрибог, Сварог, Даждьбог да какая-то Мокошь.

– Может, да, а может, нет, – вздохнул Добрыня. – Жареным запахло, чуешь? Пойдем к костру, а то в усердии гридни до угольков мясо зажарят.

До костра дойти не успели. У съезда к пристани появился боярин в шубе в сопровождении небольшой свиты с герольдом. Герольд оглушительно затрубил в рог, и боярин прокричал:

– Князь смоленский просит великого князя новгородского пожаловать в его хоромы!..

Глава вторая

1

Князь Преслав оказался немолод, кряжист, с плечами воина, но роста невеликого, почему и посматривал на богатырскую свиту Владимира снизу вверх. Одет он был парадно, на теплую аксамитовую рубаху было наброшено алое княжеское корзно с золотой застежкой на левом плече. Князь смоленский встречал их перед воротами в свои хоромы и умудрился первым поклониться новгородскому князю, что привело Владимира в смущение.

– Здрав буди, великий князь!

– Я не великий князь, – смущенно улыбнулся Владимир. – Я – князь новгородский…

– Кудесник сказал про тебя: «Великий!» А кудесник слеп от рождения своего. Сейчас он почивает. Он всегда почивает днем, а бодрствует по ночам. После трапезы я проведу тебя к великому кудеснику.

– Но еще будет день…

– Он ждет твоего появления. И наяву, и во сне. Прошу откушать, великие бояре! Прошу, прошу, прошу!..

Князь Преслав угощал дарами своей смоленской земли. Маринованным и слегка прокопченным медвежьим окороком. Чуть поджаренным нежным мясом косули с приправами из моченой клюквы и морошки.