Владимир Высоцкий: Эпизоды творческой судьбы

«В этом фильме (...) я не играю роли, и ничего не делаю. Там меня чуть-чуть (...) на свадьбе сняли. Во время [сцены] свадьбы поется песня. Вот. И больше меня там нет». (11)

«На роль Володя не планировался и проб не проходил. Мы, кажется, даже речи не вели о его участии в фильме, потому что он в то время был чрезвычайно загружен. Однако время от времени он приезжал, иногда совершенно неожиданно. Вообще, когда у Володи было свободное время, он просто удирал ко мне. Видно, не очень сладко ему порой приходилось в Москве.

Так случилось и в тот раз, когда он сыграл в эпизоде. Просто у него тогда был люфт во времени и желание удрать из Москвы. А мы в то время снимали на Браславщине — Друя, есть такой поселок на Двине. Дело было летом. Володя приехал, а так как у актеров денег не так много, то почему бы заодно не сыграть в эпизоде, не сняться? Все делалось экспромтом, то есть ничего специально не готовилось — он просто надел форму и сыграл. Это была сцена свадьбы: массовка в хате, Высоцкий изображал полицая». (1)

«Еще [записка]...— написано: «Почему в конце фильма «Война под крышами» песня звучит не в Вашем исполнении?» (...) Когда снимался фильм «Вертикаль», в мой адрес было очень много несправедливой критики („.): были статьи в газетах, в которых мне приписывались песни, которые мне не принадлежат. И в связи с этим, для того чтобы как-то спасти положение в этой картине (потому что уже были написаны мои песни, их нельзя было вытаскивать), мы сделали, чтобы обобщить — чтобы был просто нейтральный голос, чтобы не было [это] привязано к моему голосу». (12)

[Здесь Высоцкий — случайно или умышленно — сдвигает на год время появления статей, направленных против него. Воспоминания В. Турова и далее И. Добролюбова и С. Шухмана несколько проясняют вопрос, заданный в записке.— Авт.]

«Я родом из детства» — мой единственный фильм, который я сдавал относительно легко, «Войну под крышами», а затем и «Сыновья уходят в бой» уже тормозили. Что только с ними не делали: резали, арестовывали... Причины? Ну, в частности, к «Войне...» такое отношение было потому, что мы впервые пытались рассказать о начале войны и о том, что происходило на самом деле — по документам, по тем действительным событиям; там многое просто было сделано исходя из хроники, которую я видел. И это, естественно, многим не понравилось. Картину порезали, она долго лежала на полке и вид теперь имеет совершенно иной, чем было задумано».(11)

«Эта песня, которую я вам сейчас спел («Полчаса до атаки, скоро снова под танки...»],— я ее никогда не исполнял в концертах, просто почему-то она мне сейчас пришла на ум. Я ее написал для фильма «Иван Макарович», Это такая должна быть жалостливая песня, которую поет мальчик под аккомпанемент гармошки. И когда мы снимали этот эпизод под Минском (там снимали эпизод базара, когда он поет эту песню, мальчишка), там стояли женщины, которые продавали молоко, сметану,— и они все плакали. Значит, вот они вспоминали это время, потому что (...) они все через это прошли». (14)

[Этот рассказ — скорее художественный образ иди же пересказ с чужих слов, поскольку, как видно из последующих материалов, на съемках Высоцкий не присутствовал,— Aвт.]

«С просьбой написать песню для кинофильма «Иван Макарович», который я снимал на киностудии «Беларусьфильм», я обратился к Высоцкому где-то детом 1967 года, во время одного из его приездов в Минск. Мы были знакомы давно (я учился во ВГИКе вместе с его женой), еще в Москве, Поэтому не возникло никаких проблем.

Ему была задана не то чтобы «тема», а просто.,. Во время войны много существовало таких «эшелонно-вагонных» фольклорных песен. И просьба была: сделать что-то в таком ключе. Выл подписан договор, и Владимир его выполнил — довольно быстро прислал песню. Все было сделано блистательно». (22)

«Съемки проходили в Гродно, в конце лета — начале осени. Фонограмма песни, записанная на скорости 38, была получена из Москвы. И в Гродно мы копировали ее прямо в Радиокомитете. Подогнали тон-ваген и с комитетского магнитофона, так как своего студийного магнитофона не было, мы копировали песню сразу на 450 — на широкопленочный магнитофон. И затем при съемке давали фонограмму Высоцкого.

Ее изучил наш мальчик — герой картины, и пел. А он в этом эпизоде вел за руку еще и второго мальчика, младшего. Старшему было лет шесть, а другому — годика три, три с половиной. И как-то мы упустили во время репетиций и съемок, что младший мальчик шевелил губами, повторяя песню. И когда мы затем посмотрели отснятый материал на экране, то я ужаснулся. Потому что если шестилетний еще мог как-то спеть, то трехлетний наверняка не повторит этого. Но все же мы пригласили на озвучание этих детей, и они смогли-таки спеть». (3)

«Съемки велись под фонограмму. Детишки выучивали отдельные места и пели. Затем озвучание... И тут неожиданно последовало распоряжение песню из картины вырубить. Никаких новаций, все как обычно. Причина? Ну кто тогда объяснял причину: убрать! — и все. Я был еще совсем молодым режиссером, и со мной разговаривали, не утруждая себя разъяснениями.

Так песня и пропала. Фонограмму, как ни странно, никто не пытался арестовать или изъять. Но, знаете, как бывает на съемках: суета, гонка... Тогда этому не придавалось такого значения, и никто не подумал о том, чтобы сберечь копию». (22)

«В то время Высоцкий записал для Турова большой цикл, где были почти все его ранние «блатные» песни. И каким-то образом это разошлось по студии. Я к этому, собственно говоря, отношения не имел. Но, когда мы начали снимать следующую картину, эти песни всплыли — их транслировал мой механик. Сразу же у меня в машине сделали обыск, песни оттуда «аннулировали»... После этого я получил строгий выговор с предупреждением. Затем собиралось партбюро, где всерьез ставился вопрос: работать мне в этой должности или нет.

Они тогда все перепутали (в этих записях звучал и Виноградов — был тогда такой певец; и «Школа Соломона Пляра» — песня), все свалили на Высоцкого. Эпизод очень показательный для того времени». (3)

«Тогда все Володины песни были записаны на студии, и не существовало практически ни одной съемочной группы, которая бы не переписала эти песни. И когда во всех экспедициях поголовно зазвучал голос Высоцкого, пошли жалобы, что якобы все слушают чуть не антисоветские песни. И на студии завели дело — стали выяснять: что? откуда? каким образом?..

А у нас было очень много его записей: не считая той, первой, мы писали Володю во всех экспедициях. И я, прекрасно понимая и отдавая себе отчет, чем все это может кончиться,— попросил сделать для себя копию и сдал ее в фонотеку. И когда меня пригласили по этому поводу — мол, это еще что такое? — я ответил, что в силу своей профессии могу иметь любой материал при условии, что не буду его распространять. Да, у меня есть копии, но я их отдавать не собираюсь... И в результате я оказался единственным, кто не пострадал — остальным крепко досталось: кому выговор, кому и похлеще. Вот такое отношение уже тогда было к песням Высоцкого». (1)