Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне
Шрифт:
В той поездке его сопровождали несколько человек: Всеволод Абдулов, Валерий Янклович, Владимир Гольдман, Анатолий Федотов (врач, его оформили в поездку как артиста «Узбекконцерта»), Елена Облеухова (артистка разговорного жанра).
Первый концерт состоялся 20 июля в городе Зарафшане, в ДК «Золотая долина», в 16.00. После этого до конца дня Высоцкий дал еще три (!) концерта. На всех были аншлаги. На следующий день картина повторилась, только место сменилось — это был уже Учкудук, ДК «Современник». В итоге уже через пару дней такого темпа, да еще в жуткую жару, Высоцкий стал чувствовать себя крайне плохо. Чтобы как-то поддержать его, 24 июля Янклович позвонил в Москву любимой девушке Высоцкого Оксане Афанасьевой и попросил немедленно вылететь к ним. Она так и сделала. И буквально вытащила
Гастроли Высоцкого проходили в бешеном ритме. После концертов в Зарафшане (20-го) и Учкудуке (21-го) он выступил в Бухаре (25-го), Навои (26 — 27-го). Выступления в Навои едва не стали для него последними в жизни.
Рано утром 28 июля прямо в гостиничном номере у Высоцкого случилась клиническая смерть. Потом будут говорить, что поводом к ней стало острое отравление — накануне Высоцкий съел несвежий плов. Однако по другой версии, все случилось из-за обыкновенного «передоза». Находившаяся рядом Оксана Афанасьева стала делать ему искусственное дыхание рот в рот, позвала на помощь. Сначала прибежал живший в соседнем номере Владимир Гольдман, который немедленно пригласил врача Анатолия Федотова. Тот сделал Высоцкому укол в сердце, потом стал массировать. Оксана и Гольдман попеременно дышали ему в рот. И Высоцкий ожил. Как вспоминает О. Афанасьева:
«Тогда я услышала от него самые важные слова. Первое, что он сказал, когда пришел в себя: „Я люблю тебя“. Знаете, я почувствовала себя самой счастливой женщиной в мире! Он никогда не бросался такими словами и говорил их далеко не каждой женщине. В тот день, видимо, он понял, что не сможет со мной расстаться, и принял окончательное решение… До этого все просил: „Оксаночка, не ревнуй! У меня для вас обеих, для тебя и Марины, всегда в сердце места хватит…“
Он долго не говорил мне о любви, наверное, не хотел связывать. Твердил, что, как только я захочу уйти, он меня сразу отпустит, но тут же добавлял, что не представляет своей жизни без меня… Я понимала, что Володя разрывается между нами. По общепринятым меркам, он ведь калечил мне жизнь. Ну что он мог мне дать? Роль второй гражданской жены? Я ведь даже не могла родить от него ребенка, хотя он очень хотел этого. Забеременела, но пришлось сделать аборт — не было гарантий, что ребенок родится здоровым…»
Как ни странно, но, едва оклемавшись, Высоцкий заявил, что концерты отменять не будет. «Выступлю прямо сегодня!» — заявил он друзьям. Но те встали на дыбы: понимали, что с такими делами не шутят. В итоге Гольдман отменил все последующие концерты и отправил Высоцкого через Ташкент в Москву. С ним полетели Оксана Афанасьева, Всеволод Абдулов, Анатолий Федотов, а Владимир Гольдман и Валерий Янклович пока остались: они должны были отправить багаж.
Тем временем в Москве продолжается скандал вокруг альманаха «Метрополь»: двух его организаторов — Виктора Ерофеева и Евгения Попова — исключили из Союза писателей. Для этого руководство СП РСФСР, где эти писатели числились, попросту отозвало свое решение об их приеме в СП СССР. Но едва эта новость достигла Запада, как там поднялась волна протеста. 12 августа газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала телеграмму американских писателей Воннегута, Стайрона, Апдайка (последний, как мы помним, по приглашению В. Аксенова участвовал в альманахе), Миллера, Олби, которые требовали восстановить исключенных в СП. В противном случае они грозили отказаться печататься в СССР.
Время для появления этой телеграммы было выбрано удачное: во-первых, еще не успел развеяться шлейф после встречи Брежнева и Картера в Вене (в июне), во-вторых — в те дни в Москве проходил конгресс Международной ассоциации политических наук (12–18 августа), на фоне которого гонения на «свободомыслящих» писателей выглядели не очень красиво. Короче, это послание дало лишний козырь в руки советских либералов, и они начали давление на советские «верха» с тем, чтобы исключенных восстановили в их прежних правах.
Между тем один из участников издания «Метрополя» — Владимир Высоцкий — в те дни был далек от всех этих передряг, ибо находился на отдыхе. После клинической смерти, которую он пережил в Узбекистане, врачи настоятельно советовали ему уехать отдохнуть, что он и сделал, отправившись в Сочи (уехал 12 августа). Многие его друзья тогда удивились, почему он не поехал отдыхать в Париж, к жене, а выбрал родной Юг. Но этому было объяснение: на тот момент супруги были в серьезном конфликте — то ли Влади догадывалась об употреблении мужем наркотиков, то ли о его молодой любовнице.
Вспоминает В. Янклович: «Я еду в Сочи, мы каждый день перезваниваемся с Володей. И вдруг он говорит:
— Ты знаешь, я завтра к тебе прилечу.
Я жил в санатории «Актер», иду к директору. А в санатории только что была ревизия, ему за что-то попало, и он категорически отказывает:
— Мне все равно, Высоцкий приезжает или не Высоцкий, — ничего не могу сделать.
Я устроил скандал! Общими усилиями (вмешались Галина Волчек и Валентин Гафт) мы все-таки вырвали талоны на питание, а жить он должен был вместе со мной.
Володя привел себя в порядок, приехал в очень хорошем состоянии. В санатории отдыхали девочки из ансамбля Моисеева, он стал ухаживать за двумя… Повел их на теплоход, который стоял в порту. Знакомого капитана не оказалось на месте, но тем не менее его приняли. Володя был очень оживлен, весел, ухаживал за девушками… А это он делать умел…»
В Сочи с Высоцким приключилась неприятная история — его ограбили. Случилось это на следующий день после его приезда — 13 августа. Вот как об этом вспоминает В. Янклович:
«Володю все узнавали. Пошли в ресторан — столик сразу же окружили, не дали толком пообедать. Володя расстроился:
— Пошли в другое место, там можно спокойно посидеть…
Мы полезли наверх, в какую-то шашлычную. Закрыто. Вдруг он говорит:
— Остановитесь. Вон там, по-моему, олень…
Оказался лось… Володя подошел к нему, погладил, стал читать какие-то стихи… Но я вижу, что состояние у него уже неважное. Возвращаемся в санаторий. А я жил в номере рядом с Алексидзе (он тогда был председателем Союза театральных деятелей Грузии). Он говорит:
— Вы знаете, к вам залезли воры…
— Как это — залезли воры?!
— А очень просто — через балкон.
Входим в номер. Украли зонт, Володины джинсы и куртку, а бритву «Филиппс» почему-то оставили. А в куртке у него были: паспорт, водительское удостоверение, другие документы, ключ от московской квартиры — в общем, все! Даже из Сочи невозможно вылететь, а он все же собирался к Марине…
На следующее утро мы пошли в милицию. Начальник еще не пришел. Все стали на Высоцкого глазеть, это начинает его раздражать… Пришел начальник, завел длинный разговор о задержании какого-то барыги… Наконец дали нужную справку. Мы поехали в аэропорт за билетом. Возвращаемся в санаторий — лежит куртка и письмо на имя Высоцкого. Вскрываем письмо, оно примерно такого содержания:
«Дорогой Владимир Семенович! Прости, не знали, чьи это вещи. К сожалению, джинсы уже продали. Возвращаем куртку и документы».
А я уже позвонил в Москву администратору, чтобы тот вызвал хорошего слесаря… Надо было открыть Володину квартиру — а там был американский замок, который и взломать-то было очень сложно…»
Назад в Москву Высоцкий летел в одном самолете с поэтом Андреем Вознесенским и его женой Зоей Богуславской. Последняя вспоминает:
«Мы возвращались из Адлера после отпуска, когда неожиданно в салоне лайнера объявился Высоцкий. Рубаха навыпуск, на плечах что-то типа шарфа, в руках дорожная сумка на „молниях“ с еще не оторванными этикетками. Не было фирменной куртки с лейблами, которую он не снимал, — подарок Марины. После их женитьбы Высоцкий начал одеваться в дорогие, со вкусом подобранные вещи… Перехватив мой взгляд, разводит руками: „Обокрали до нитки, вот осталось то, что было на мне“. — „Где?“ — „В гостинице. Спешил на съемку, вещи в номере развесил, чтобы проветривались. Вернулся — все подчистую вымели“. — „Ничего себе! Подобрали ключи к замку?“ — „Оставил окно распахнутым. Так представляете, влезли на пихту и через окно крючком все отловили. Сама куртка еще полбеды. — Губы и глаза сжимаются в щелочку. — Но в ней — весь набор ключей: от квартиры, машины. Как домой попасть? „Мерседес“ бросил в аэропорту, чтобы поскорее добраться на репетицию. Там двери на такой сложной секретке, что ни один слесарь не отомкнет. Но я их разочарую, выход нашелся“. — „Какой же выход? Может, поедешь к нам?“ — спросил Вознесенский. „В аэропорту ждут „ребята“, эти любой сейф вскроют“.