Владивосток - Порт-Артур
Шрифт:
– Стоп. В эту войну нам это физически не успеть, это же на годы работа. Дай Бог к Первой мировой поиметь работающий образец, достаточно компактный для установки в мину. Ну, ведь обсуждали мы это уже с вами! Чего опять-то, по второму разу...
– Нет, я не про мину. Просто нашему мальчику, - Руднев поперхнулся чаем, и сделал мысленную заметку, обязательно напомнить Вадику, кто он есть такое, по версии Фридлендера, - пришла в голову интересная идея, как можно эти наработки использовать при Дворе...
– Что??? Использовать магнитные мины? При НАШЕМ царском Дворе? Не в Токио? Хотя, я конечно и сам готов там половину перемочить, но ведь они то, в отличие от кораблей, магнитного поля земли не возмущают.
– Нет, нет! Не мины конечно, магнитный колебательный контур. У него кроме мин есть еще пара интересных применений, вот о них меня Вадюша в телеграмме и спросил. Но чтобы это собрать, мне надо быть в Питере самому. Может, отпустите?
Спустя полчаса, взяв с Лейкова клятвенное обещание закончить монтаж и отладку новых радиостанций на всех кораблях эскадры перед отбытием в Питер, Руднев в принципе согласился на его отъезд в столицу. Дело, если оно выгорит, и правда того стоило. А во Владике Лейкову больше работы не оставалось, даже подшипники на "Варяге" поменяют и без него. Это же не радиотехника, а простая паровая машина тройного расширения, по ней и тут спецов хватает...
Очередной, уже рутинный для штаба ВОКа выход в крейсерство "ловчего трио", подходил к концу. Еще пару дней на проверку транспортов со шхунами, и уголь неизбежно заканчивался, предопределяя дальнейший курс пары "Аврора" и "Лена": Владивосток. Вначале с ними шла еще и "Кама", ВОК продолжал исповедовать удачный принцип охоты тройками: два ВсКр на один нормальный крейсер. Но замученный постоянными поломками ее машины, новый командир "Авроры" отослал ее в базу с первым, и пока единственным, захваченным транспортом-контрабандистом. Ну, кто, спрашивается, заставлял владельцев большого американского парохода "Фриско ранер", порт приписки Сан-Франциско, везти кардиф в Японию во время войны? А уж попытка уйти от "Камы" была скорее не смелостью, а просто глупостью. Русский корабль хотя и не обладал запасом скорости для догона 13 узлового парохода до темноты, может в расчете именно на такой случай его и назвали "раннером", но зато в рубке кормовой надстройки преследователя стоял искровой телеграф, в пользовании которым на ВОКе тренировались ежедневно.
У "Авроры" было достаточно времени, чтобы по передаваемым с "Камы" данным о курсе и скорости "бегуна" спокойно и без спешки его перехватить. Обживавшийся на мостике "Богини утренней зари", Анатолий Николаевич Засухин после рапорта досмотровой партии радостно потирал руки. Теперь он мог убить двух зайцев одним выстрелом. Он не только добыл для Владивостокской эскадры пять тысяч тонн высококачественного угля, но заодно и заработал командам всех трех крейсеров неплохую прибавку к жалованию. И теперь, сославшись на важность груза приза, мог отослать, наконец, "Каму" во Владивосток, с наказом обязательно довести "американца". А приватно указать ее командиру, или перебрать машины бывшего японского парохода перед следующим выходом в море, или искать себе другой крейсер в попутчики. Теперь, не связанная медленной "Камой", пара могла дать при необходимости драпа или догона 18 узлов...
По-правде говоря, рутиной этот выход был не для всех его участников. Если команды и командиры "Лены" и "Камы" уже привыкли к недельному рысканью где-то там "у косоглазых в огороде" в поисках добычи, то для экипажа "Авроры" и ее командира такая задача была пока в новинку. Причем для командира - вдвойне, он и крейсером-то командовал всего три недели и четыре дня. Еще девять месяцев назад он был старшим помощником на маленькой деревянной канонерке, стационировавшей в занюханном корейском порту. И даже мечтать не мог, получить под команду что-либо
крупнее истребителя в ближайшие пять лет - "его величество" ценз не позволял.Но... Но канонерка эта называлась "Кореец". В том памятном бою, Засухин даже не был на борту своего корабля. Он, как ошпаренный носился по палубам и трюмам незнакомого ему "Варяга", командуя второй партией борьбы за живучесть, составленной из таких же, как и он "чужаков на борту", матросов с "Корейца" и "Севастополя". Прорыв слился для него в непрерывное тушение пожаров и латание пробоин в бортах. Дальше - больше. Новый "Кореец", огромный, броненосный и при этом - абсолютно незнакомый, построенный по чужим, итальянским правилам и канонам кораблестроения. И его надо - сначала забункеровать на ходу; потом довести до Владивостока; потом в пожарном порядке осваивать стрельбу из орудий незнакомых систем; потом, слава богу, уже не в должности И.О. командира, а в родной и знакомой - старпома, осваивать маневрирование, учиться не только стрелять, но и попадать. А потом снова был бой... Снова пожары, пробоины, беготня по палубам и трюмам, налет на Пусан, возвращение во Владивосток, с ежечасным ожиданием атаки миноносцев...
И только он, после всего этого, надеялся насладиться заслуженным, видит Бог, отдыхом, как снова... Опять новый корабль, и теперь уже он - командир. Без всяких приставок И.О. Первый после бога. "Старик". Н-да-с... А ведь он всего месяц назад на самом деле думал, что именно старпомом быть тяжело. Но организовав за три недели установку на его (ЕГО!!!) "Авроре" щитов для орудий и подкрепление их фундаментов, понял - командирский хлеб еще горше. А ведь подобную работу порт выполнял уже далеко не в первый раз, вроде все должны знать, что им надо делать... И спать приходилось даже меньше чем на прежней "собачьей" должности.
Столь скоропалительная, без всякого согласования со шпицем, смена командиров кораблей в очередной раз взбудоражила владивостокское офицерство. Никто не мог понять, в чем же так провинился капитан первого ранга Сухотин, что его отправили сопровождать в Петербург поправляющегося после ранения Вирениуса. Точный ответ на этот вопрос знал только Засухин, но он предпочитал помалкивать. Ему Руднев при назначении на должность высказался откровенн: "Я не знаю, могла ли "Аврора" поспособствовать утоплению "Адзумы", может быть и нет. Но видя, что "Лена" начала преследование, и по ней кормовые восьмидюймовки не стреляют, попытаться он был обязан. Хотя бы за компанию, что ли"...
Крейсерство подходило к концу, угля оставалось меньше половины, когда во время очередной встречи кораблей Рейн с борта "Лены" невинно предложил:
– Анатолий Николаевич, а не пробежаться ли нам на обратном пути ко входу в Цусимский пролив? А то тут океан как вымер, погода роскошная... Ну, сколько можно одни рыбацкие шхуны топить?
Немного поколебавшись, Засухин согласился, ему и самому хотелось в его первый командирский выход свершить чего-то эдакого... Да и выводы из напутствия Руднева он сделал соответствующие. В итоге именно это, принятое наспех решение и привело к бою, вошедшему во все учебники по морской тактике, и впоследствии изучавшемуся всеми командирами крейсеров мира.
"Лена" и "Аврора" шли строем уступа, привычно разбежавшись на 60 миль, больше было чревато как потерей радиоконтакта, так и возможности в случае чего оперативно прийти друг другу на помощь. Причем "Аврора" намеренно отставала на пару десятков миль, чтобы прикрыть "Лену" в случае бегства от более сильного противника. Солнце только-только перевалило через полуденную отметку, чем не преминул воспользоваться штурман для уточнения координат крейсера, когда на мостик "Авроры" прибежал запыхавшийся прапорщик Брылькин.