Владивосток - Порт-Артур

Японцам повезло, что более удобной мишенью для артиллеристов "Авроры" оказался именно он, груженный лафетами осадных орудий. Если бы под горячую руку "богини утренней зари" подвернулся транспортник, перевозивший снаряды, ему для полной разборки на составляющие хватило бы и одного попадания. Но - "Синако-Мару" и "Тароо-Мару" с опасным грузом успели отойти восточнее. Саму "Чихийю" и на этот раз спас тот факт, что преследуемому более сильным противником русскому крейсеру было просто не до нее. Опять. К тому же на этот раз Фукуи, помятуя о прошлом печальном опыте, не стал всерьез пытаться сблизиться с "Авророй" для торпедной атаки. Ведь берега, к которому можно было бы приткнуться его тонущему кораблю, в этот раз рядом не было.

Свою посильную лепту в общее веселье внесли и комендоры носовой башни "Идзумо". Пара столбов от взрывов снарядов первого, пристрелочного залпа по "Авроре" встала гораздо ближе к маленькому авизо, чем к русскому крейсеру. На что Фукуи отреагировал предельно вежливо, просто попросив сигнальщиков отсемофорить на "адмирала" просьбу стрелять по противнику. После того, как его корабль был, во второй раз за эту войну, несколько раз продырявлен убегающим от его начальника русским крейсером, ему было не до чинопочитания - надо было заводить пластырь на подводную пробоину и срочно прикидывать, в какой из ближайших портов сподручнее отползать зализывать раны.

Увы, за любое веселье рано или поздно приходится платить. Настал час оплачивать счета и для "Авроры". Несмотря на то, что из тройки "сестер богинь" она была самой молодой, быстроходной и удачно построенной, от "Идзумо" она уйти не могла. Хотя на деле паспортное превосходство в три узла "Идзумо" и оказалось завышено почти в два раза, для догона хватило и этого. Спустя примерно час после ее столь удачного прохода через кучу спасающихся бегством транспортов, восьмидюймовые снаряды стали настигать "Аврору". Еще через полчаса противники сблизились до расстояния приемлемого для действия орудий калибра шесть дюймов. "Аврора" получила первое попадание и, немного изменив курс, ввела в действие орудия левого борта.

Прошел еще час... К его исходу от чистенькой, новенькой "Авроры", почти ничего не осталась. Менее месяца назад "Аврора" была перекрашена из светлой средиземноморской окраски в стандартный для кораблей ВОКа шаровый цвет. Сейчас крейсер постепенно, по мере выгорания краски в местах пожаров, менял цвет на пепельно-серый. Во время борьбы с огнем погиб старший офицер кавторанг Небольсин. Кроме него по кораблю убитых было уже под пятьдесят нижних чинов и шесть офицеров...

Боеспособность крейсера стремительно падала. Из пяти 152-миллиметровых орудий левого борта могли вести огонь два. На месте кормового осталась только огромная дыра в палубном настиле - японский восьмидюймовый снаряд попал в беседку с зарядами. Но и это не поколебало решимости Засухина продолжать бой. Крейсер еще был на ходу, множественные попадания на удивление пока никак не повлияли на скорость и управляемость. И пока "Аврора" еще могла наносить противнику урон, об открытии кингстонов думать было преждевременно.

Самолично переложив руль право на борт, с мостика на подмену прислуги орудий левого борта уже были отправлены все рулевые и сигнальщики, кроме одного легкораненого, Засухин ввел в действие орудия правого борта. От дальномера Барра и Струда, снятого с "Рюрика", и всего три недели назад установленного на крыше штурманской рубки, остались только обломки. Но и "Идзумо" уже приблизился на 27 кабельтов. Пользуясь этим, на левом крыле мостика кто-то из офицеров-артиллеристов азартно крутил верньеры микрометра, поминутно выкрикивая дистанцию до цели.

Об организованной наводке и едином управлении огнем остались одни воспоминания, каждое орудие теперь вело собственную войну, но и такая стрельба иногда давала свои плоды. Вот от попадания вздрогнула носовая башня японского броненосного крейсера. С ее потолка посыпалась стеклянная крошка от разбитых лампочек и оптических приборов управления стрельбой. Снаряды носовой башни стали ложиться неприемлемо далеко от цели. Но все это было для "Авроры" всего лишь отсрочкой неминуемой гибели. Идзичи изменил курс, становясь бортом к "Авроре". После чего за упрямого русского принялись артиллеристы кормовой башни и казематных шестидюймовок.

После очередного взрыва на борту, к Засухину из низов прибежал посыльный, с известием о медленном затоплении средней кочегарки, и что "минут через пять придется заливать топки в ее котлах, а то рванет". Снижение скорости до 15 узлов, вызванное через четверть часа падением давления пара, вскоре позволит японцам подойти на убойные 20 кабельтовых, и, значит, время жизни "Авроры" теперь измерялось уже не часами, а минутами.

– Кто-нибудь, найдите мне минных офицеров, или хоть кого, кто вообще уцелел из минеров! Мне нужен рапорт о боеспособности минных аппаратов!
– проорал из прорези рубки, испещренной множеством попавших осколков Засухин, - И на баке! Пошлите посыльного в лазарет, пусть скажет докторам, чтобы готовились к спасению раненых. Бегом!

– А ты, братец, - обратился командир к ожидавшему ответа кочегару, настолько жадно глотавшему свежий воздух, что Анатолий Николаевич невольно подумал, - "воистину перед смертью не надышишься", - Скажи своим духам, чтобы, как зальют топки, шли в лазарет и помогали вытаскивать раненых наверх. Самим им не выкарабкаться, когда мы кингстоны откроем. Ну, давай, беги скорей, братец...

Перекрестившись, Засухин закрепил штурвал обломком переговорной трубы, зачем-то поправил на голове фуражку и вышел с рупором на мостик. Окинув горестным взглядом свой избитый крейсер, он мельком взглянул в сторону почти неразличимого за дымом японца, и набрав полную грудь воздуха, обратился к своим морякам, по крайней мере, к тем, кто мог его услышать:

– Братцы! Товарищи мои! Вы до конца выполнили свой долг! Нам осталось только показать желтобрюхим макакам, как гибнут русские моряки! Как только мне доложат, какие минные аппараты у нас еще боеспособны, я пойду на японца. Если он сдуру не отвернет - мы попробуем подорвать его минами. Если у него хватит мозгов, и он начнет отходить...

– Вашбродь, япошки отворачивают, - раздался с крыши ходовой рубки удивленный голос последнего оставшегося на ногах сигнальщика, держащего бинокль левой рукой. Правая, перебитая осколком полчаса назад и перетянутая веревкой для остановки кровотечения, безжизненно висела вдоль тела.

– Куда отворачивают, становятся к нам другим бортом? Неужто мы им настолько повыбили артиллерию на левом?
– Засухин прильнув к биноклю, впился глазами в дымчато-серый силуэт...

– Никак нет, вообще отворачивают, уже кормой к нам стали...
– ответил сам ничего не понимающий матрос.

Под ликующие крики уцелевших комендоров и марсовых, их командир оторопело наблюдал, как развернувшийся японец уходил на восток. И только очередное попадание восьмидюймового снаряда, ополовинившего кормовую трубу "Авроры", заставило его вернуться в рубку, избавив от неожиданного оцепенения. Как и Рейн несколькими часами раньше, Засухин не сразу понял, что делать с лотерейным билетом, на котором оказалось написано слово "Жизнь"...

* * *

Час спустя "Идзумо" окончательно исчез за начинающим темнеть горизонтом. Счастливое избавление было настолько непонятно офицерам "Авроры", что с четверть часа на ней не предпринимали вообще ничего.

А спустя еще сорок минут, там, куда ушел японский крейсер, небо озарилось далеким, но очень мощным взрывом. Все моряки на верхней палубе "Авроры", занятые растаскиванием обгорелых завалов, и спешным ремонтом не до конца угробленных орудий, как по команде уставились на восток. Что могло рвануть так, чтобы вспышка осветила пол неба, было совершенно не понятно. Тем более необъяснимы были два взрыва: минут через десять в той же стороне громыхнуло еще раз.