Мы народ такой закалки.Что умеем петь и пить.Дайте елки, дайте палки.Чтобы печку растопить!В этом доме замерзаем,Мерзнем вечером и днем.Пропадаем-пропадаемИ никак не пропадем!
Припев:
Эх, студенты, замечательный народ.Пропадает-пропадаетИ никак не пропадет!Нам, веселым и здоровым,Не завидовать нельзя.Дети Львова-Иванова [2] ,Англичанкины друзья.Если к нам сюда ворвешься,В царство светоча и тьмы,И за сутки не загнешься —Значит,
ты такой, как мы!
Припев.
Агранович нынче — Травин,И обычай наш таков:Если Мандель стал Коржавин,Значит, Мельман — Мельников!Тут, пожалуй, не до смеха:Не узнает сына мать!И старик Шолом-АлейхемХочет Шолоховым стать!
2
Львов-Иванов — военрук. Знаменит своими дико смешными высказываниями. Это ему принадлежит обличительная речь по поводу нерадивости студентов: «Захожу в мужское общежитие: сидит на кровати голый Мандель и читает стихи. Захожу в женское общежитие — та же картина»!
Агранович, Мандель, Мельман — студенты.
Припев.
Фаншета
(подражание Беранже)
Я шел, глядя по сторонамИ тут и там на то и это.Тогда в разгаре было лето,И все тянулось к небесам —И тут и там, и то и это.Как вдруг навстречу мне Фаншета,У ней же, доложу я вам,И тут и там, и то и это,И то и это, и тут и там.И все сулило счастье нам —Тогда ж в разгаре было лето!И все тянулось к небесам.Как вдруг упала в пруд Фаншета,На миг явив моим глазамИ тут и там, и то и это.И я помчался к берегамВзглянуть, как выглядит Фаншета,Ведь беспорядок туалетаЯвляет нам у милых дамИ тут и там, и то и это.Прошло почти что пять минут…На берег выбралась Фаншета.И промочив и там и тут,И тут и там, и то и это.И бог Эрот спустился к нам…И долго так, без туалета.Сидела мокрая Фаншета,Дав осушить моим губамИ тут и там, и то и это,И то и это, и тут и там.
Мадам Анжа
Я вам, ребята, расскажу,Как был влюблен в мадам Анжу,Мадам Анжа. мадам АнжаБыла безбожно хороша!Как ни приду к мадам Анже,Меня встречают в неглиже,И я хватал мадам Анжу.С нее срывая неглижу.Но тут ей встретился Луи,И он разбил мечты мои.Поскольку вскоре с тем ЛуемОна забыла обо всем.Мадам Анжа, мадам Анжа,Вы негодяйка и ханжа!Навек с Анжой расстался яИз-за Анжовова Луя.
Ах, что за славная земляВокруг залива Коктебля:Колхозы, бля, совхозы, бля. природа!Но портят эту красотуСюда приехавшие тунеядцы, бля, моральные уроды!Спят тунеядцы под кустом.Не занимаются трудомИ спортом, бля, и спортом, бля, и спортом.Не видно даже брюк на них.Одна чувиха на троихИ шорты, бля, и шорты, бля, и шорты.Девчонки вид ужасно гол.Куда смотрели комсомолИ школа, бля, и школа, бля, и школа?Хотя купальник есть на ней,Но под купальником, ей-ей.Все голо, бля, все голо, бля, все голо!Сегодня парень виски пьет,А завтра планы выдаетЗавода, бля, родного, бля, завода!Сегодня ходит в бороде,А завтра — где? В НКВДе —Свобода, бля, свобода, бля, свобода!Пусть говорят, что я своюДля денег написал статью.Не верьте, бля, не верьте, бля, не верьте!Нет, я писал не для рубля,А потому что был я бля,и есть я — бля и буду бля до смерти!
3
Песня «Коктебля» написана как отклик на нашумевшую статью Арк. Первенцева, напечатанную в газете «Советская культура». Исполняя ее, автор часто говорил, что не добавил к содержанию статьи ничего, кроме одного-единственного слова.
Коктебель, 1963
Сложная личность
Раз
сложная личность жила-была.А сложной постольку она была.Поскольку имела в наличностиУвы, раздвоение личности.Две личности жизнью совместноюВ ней жили. И знаю доподлинно:Одна была честная-честная,Другая же подлая-подлая.Одна была наглая, шумная.Другая смущеньем объятая.Одна была умная-умная.Другая придурковатая.Учитывая вышеизложенное.Хочу повторить вышесказанное:Да, личность была очень сложная.Но в сложности своеобразная.Как подлая, личность умелаяМогла натворить что угодно вам,А честная личность не делалаНи подлого, ни благородного.Как глупая — личность по тупостиСтарательно делала глупости.А умная — в противодействие —Вообще отличалась бездействием.Как наглая — личность нахальнаяВезде кулешами помахивала,А тихая, принципиальная,Из принципа гордо помалкивала…Вот так уживались две личности.Как два голубка, два воробушка.Как Рим и Афины в античности.Как Ваня и Маня в Черемушках.
Печальный рассказ
о мореплавателе Колумбе
От берега до берегаДовольно долго плыть…Плывет Колумб в Америку —Америку открыть.Жена его в истерике.Кричит его жена:— Далась тебе Америка!На кой тебе она?!А он в ответ уверенно:— Кончай, старуха, ныть!Мне Родина доверилаАмерику открыть.Высокого доверияНе обману я, нет,И несомненно двери яОткрою в Новый Свет!Надо это или нет,Я открою Новый Свет.Попробуй-ка измеряй-каВсе мили за кормой.Открыл Колумб Америку,Плывет Колумб домой.А дома что? А там уж.Обетам не верна.Вторично вышла замужКолумбова жена.Ах, Колумбова жена.Она другому отдана.Владлен БахновСупруг ее умеренный.Нормальный человек.Хоть ни одной АмерикиОн не открыл вовек,Супруг ее умеренный.Лояльный гражданин —Он не открыл Америки,Открыл он магазин.Промтоварный магазин,А потом еще один…Грустит Колумб у берега.Ведь ко всему томуПришили связь с АмерикойНа Родине ему.Уже за ним полицияИ день и ночь следит.А там и инквизицияТоварищу грозит!У Колумба бледный вид,Инквизиция грозит.И ежели хотите выТревоги избежать.То вовсе не спешите выАмерик открывать.Вас не побеспокоютИ в подходящий часАмерику откроют,Коль надо, и без вас.Если надо — в добрый час! —Все откроют и без вас.
Колыма
С «Колымой» связана такая история. Дело было в Переделкине. В. Бахнов только что закончил писать эти стихи и пошел в комнату к друзьям — Науму и Миме Гребневым — и стал их читать с пылу-жару. Туда зашел Корней Иванович Чуковский — во время послеобеденной прогулки он любил заглянуть в Дом творчества к симпатичным ему людям, которые в это время там жили. Ему очень понравилось, и он выразил бурный восторг. Попросил еще раз прочитать и перепечатать для него экземпляр. Потом в течение нескольких дней К.И. декламировал «Колыму» каждому приходящему. Кончился срок путевки, Бахновы уехали из Переделкина. Вдогонку К. И. прислал свою книжку «О Чехове» с надписью: «Дорогому Владлену Ефимовичу Бахнову Корней Чуковский. 1968. На память о 2-м марте. Колыма».
Тут надо сказать, что, уезжая из Переделкина, В.Б. был под сильным впечатлением от казуса, который озадачил и самого К.И.: тот получил письмо от незнакомой женщины из провинции. Она писала, что в ее руках оказалась дореволюционная статья К.И. «Две души Максима Горького». К 1968 году статья звучала совершенно крамольно.
Эта тетка поставила условие: либо К.И. выплачивает ей крупную сумму денег, либо она отправляет статью куда следует.
По получении книги от К.И. В.Б., развивая тему шантажа, отправил Чуковскому такое письмо:
«Если в Вашей библиотеке нет случайно Оскара Уайльда под редакцией К. И. Чуковского (приложение к журналу «Нива» за 1912 г.), я буду рад уступить вам эту книгу за 100 (сто) рублей серебром, ассигнациями или, в крайнем случае, керенками (английский фунт после девальвации не вызывает доверия). Надеюсь, указанная мною сумма не покажется Вам чрезмерной, особенно если учесть, что себе позволяет режим Смитта в Южной Родезии и зарвавшиеся оккупанты в Северной Иордании.
Деньги прошу переслать в фонд помощи оксфордским студентам, объявившим сидячую забастовку в знак протеста против введения цензуры на островах Фиджи.
Поправляйтесь. Корней Иванович, поскорей и помните, что ни одна, даже самая редкая болезнь не стоит того, чтобы ради нее рисковать здоровьем.
С уважением.
15. 4. 68».
К.И. ответил открыткой:
«Дорогой Мадлен Ефимович.
Вашей предшественнице я написал:
Так как меня живо интересует духовный облик советских шантажистов и мазуриков, покорнейше прошу прислать мне Вашу краткую биографию в двух экземплярах — одну для меня, другую для прокурора».