Владлен Бахнов

А может, выбрать на свой страх и риск… А? Ну да, выберешь, произойдешь, а потом и сам рад не будешь. У одного вон шея длинная, у другого ноги короткие, у третьего голова маленькая, у четвертого брюхо здоровое…

И пока будущий человек лениво и придирчиво выбирал себе предка, звероящеры, потеряв надежду, стали вымирать.

А человек сказал:

— Вот как я разумно поступил, что не произошел от них! Я же предвидел, что они скоро вымирать начнут! А кому охота от вымирающих происходить? Тут ведь поспешишь — людей насмешишь.

И стал ждать он, кто еще на земле появится, от кого бы и произойти стоило…

Но какие животные ни появлялись, он все равно не решался выбрать. И льва он отверг — рыжий. И слона он отверг: нос длинный. И тигра отверг — полосатый. И медведя отверг: белого — за то, что не бурый, бурого — за то, что не белый…

Откровенно говоря, лень ему было происходить, да и страшно. Вот и все! Но он, конечно, этого не говорил, а говорил другое:

— Произойти — это и медуза может! А мне хочется не просто произойти, нет! Мне хочется в люди выбиться, человеком стать!

А тут уж обезьяны появились. И он понял, что если он сейчас не сделает того, что ему положено, могут быть большие неприятности.

И стал он жалеть обо всех упущенных из-за лени и перестраховки возможностях… Ах, какой выбор был! А теперь дождался — одни обезьяны остались. Так тебе, ленивому трусу, и надо! Происходи от обезьяны!

Иногда ко мне приходят Лень и Осторожность, которые часто ходят вместе. И случается, я бываю не в силах избавиться от них. Но я заставляю себя вспомнить, каким я мог стать человеком, если бы не ленился и не осторожничал тогда, когда был еще выбор… И вспомнив это, я становлюсь таким свирепым, что Лень и Осторожность пугливо раскланиваются и исчезают…

РАННИЕ СТИХИ И ПЕСНИ

* * *

Редактор мне сказал намедни — А что редактор мог сказать? — Красивый, двадцатидвухлетний. Зачем спешите вы в печать? Зачем печататься так рано? Вам трех десятков полных нет. А вы возьмите Мопассана: Он начал только в сорок лет. А ведь не хуже вас писал Великий Ги де Мопассан. И я ответил: — Все же странно. Вот Лермонтов у вас в чести, Он умер двадцати шести Лет от роду. Не правда ль, рано? Ведь если слушать ваш совет. Ему четырнадцать бы лет Тянуть еще до Мопассана.

Мото-цикл

Виллис ночью

Полуночная метель клубилась. Утопали в тишине дома, А в пустынном переулке Виллис Поджидал шофера и дремал. Тишина. Потом за поворотом Проскрипели медленно шаги. Где-то гулко хлопнул дверью кто-то, И опять ни звука и ни зги. Виллис на мгновение проснулся. Задремал и дернулся во сне. Длинная заснеженная улица В неподвижной снежной тишине. Виллис никогда не верил в черта. Только в этот тихий снегопад Стало ему страшно отчего-то. Муторно, как люди говорят. И бедняга начал вдруг молиться, — Это с ним случилось в первый раз, — Чтобы захотелось прокатиться Ездоку проклятому сейчас. Когда же он, нахмуренный и мрачный. Взял и неожиданно пришел. Виллис вдруг заржал по-жеребячьи — До того вдруг стало хорошо…

Обыкновенная история

Я не знаю, кто их познакомил. Но цвела весна по всей земле. И на Тушинском аэродроме Повстречались ЯК и Шевроле. Истребитель ЯК был славным малым. Бредил небом, с тучами дружил И крутил такие виражи. Что земля шаталась и дрожала. Но нигде средь голубых глубин Не встречал он никогда такую — Ослепительную, голубую. И ее с разлету полюбил. А она, прохаживаясь мимо. Улыбнулась мило: как-никак Все-таки приятно быть любимой Этого красавца-ястребка. Так она случилась, эта встреча. Встреча между небом и землей. И однажды в майский звездный вечер Он сказал ей: «Будь моей женой!» И она шепнула: «Да!» И в страсти Он взлетел и закружился вдруг. Виражами выражая счастье. Но она промолвила: «Мой друг. Будь благоразумною машиной, Я давно хочу тебе сказать, Ты ведь не мальчишка, а мужчина. И пора бы перестать летать. ЯК, любимый, разве ты не можешь Для своей малютки Шевроле Ну хотя б на ЗИСа стать похожим И ходить, как люди, по земле? А иначе мне не жить с тобою. Не могу я стать твоей женой». ЯК любил любовью неземною. Ну, а Шевроле была земной.

Стихи о грусти

Дождь идет в ночной туманной мгле. То утихнет, то опять припустит. В гараже грустит мотоциклет Маленькой мотоциклетной грустью. «Боже, Боже, как нехорошо Маленькому там, где все большие. Все меня считают малышом, А поди другое докажи им. Презирают все меня за рост — Только в этом виноват я разве? Даже Виллис задирает нос, И как шишка важничает Газик. По асфальту, шинами шурша. Не здороваясь, проходят важно. Не поймут, что у меня душа Больше, чем троллейбус двухэтажный. Кто из них такой душой владел? А душа несчастная бушует. А иначе разве б я сумел Так трещать, как иногда трещу я? Плохо маленькому на земле. Маленького никуда не пустят…» Дождь идет в ночной туманной мгле, В гараже грустит мотоциклет Маленькой мотоциклетной грустью.

Виллис-фронтовик

Сколько раз без подвигов и славы Виллис, бездорожный вездеход. Грохался в кюветы и канавы По дорогам, где война идет. В тряске по ухабам, без разбора. Сколько раз мечтал он, как и все. О ночных трехцветных светофорах, О прямых асфальтовых шоссе. А теперь и мирно, и спокойно, Все мечты случились наяву: После перемирия полковник Захватил с собой его в Москву. В гараже уют и освещенье. Ни воронок, ни ухабов нет. И машины смотрят с уваженьем На того, кто выжил на войне. А вокруг Москвы шоссе и рощи. Только Виллис ездит сам не свой: В каждом сне флажки регулировщиц На дорогах, взорванных войной. Ездит и молчит он. Да и как же Это все другому объяснять? Даже Эммка не поймет и скажет: — Странный ты какой-то у меня.

Стихи о первой любви

Как-то раз, через мост проезжая. Паровоз изумился и ахнул: По реке проплывала такая Ослепительная яхта. По реке проплывала яхта В своих ярко-белых нарядах. Паровоз присвистнул и ахнул. И влюбился с первого взгляда. Ведь надо же было случиться Безжалостному курьезу. Ведь надо же было влюбиться Одинокому паровозу! И теперь, через мост проезжая. Он глядит с тоской и надеждой: Не покажется ли былая. Любимая им, как прежде. Проезжает он ночью поздно И гудом тревожит воздух. А в реке только синие звезды, А зачем они паровозу? Он раздумывает на разъездах. Зачем он такой ей нужен. Не имеющий тихого места. Некрасивый и неуклюжий… А потом засыпает впотьмах там. И видится за поволокою Проплывающая яхта. Ослепительная и легкая. И опять летит по дорогам. Тоскующий, непокорный, И гудит в темноту одиноко: — Че-ерный я, че-ерный!..

Стихи об исключении из правил

Как-то раз в гараж заехал Виллис, Стал в сторонке, скромный, небольшой. Все машины страшно удивились: Что это за выродок такой? — Эй, отродье! Как сюда попал ты? Мы здесь обтекаемые все. Как ты смеешь ездить по асфальту? Кто тебя пускает на шоссе? Мы здесь не простые, слава богу. Уходи в другие гаражи! Только обтекаемые могут С нами разговаривать и жить. Стыдно быть таким в двадцатом веке. Ты не обтекаемый, не наш! — Цыц, канальи! — гаркнул Студебеккер, И замолк почтительно гараж. И подумал Виллис, бедный малый. Дескать, сильным нечего тужить. Сильным разрешается, пожалуй, И необтекаемыми быть.

Стихи об одиночестве

Был похож на другие трехтонки Простой городской грузовик. Он с детства, буквально с пеленок. К грохоту улиц привык. А дальше пошла уже проза: За что неизвестно и как Его подарили колхозу. Степному колхозу «Маяк». Дороги, пути, перелески, Леса, и поля, и река. А разговаривать не с кем. Когда подступает тоска. Пошел к лошадям горожанин, Но лошади лишь тайком Пугливо косились и ржали Над странным чужим чудаком. Его поднимали утром, А он не хотел вставать, Чтоб хоть во сне на минуту Город опять увидать. И не помогали угрозы. Хоть шофер его проклинал. Хоть сам председатель колхоза Механика вызывал. Нет, грузовик ни с места, А потом вдруг рванулся сам И пошел без разбора, с треском По заборам и по плетням. А лошади ржали басом: «Вот буянит, вот сукин сын. Грузовик как свинья нализался. Говорили — не пей бензин!»