Владычица магии

– Ты и раньше это говорил. – Тетя Пол взглянула на буйную поросль деревьев, теряющуюся в тумане. В шепоте проскользнула странная, перехватывающая горло нотка:

– Не думала, что лес так скоро все завоюет...

– Но прошло почти двадцать пять веков, Пол.

– Правда? А кажется, будто все происходило в прошлом году.

– Не думай об этом. Только зря себя мучаешь. Почему бы нам не войти внутрь? Этот туман сильно действует на нервы.

Тетя Пол бессознательным жестом обняла Гариона за плечи, и все направились к башне. Слезы навернулись на глаза мальчика, когда он ощутил аромат, исходящий от ее одежды, и почувствовал близость родного человека. Вся холодность их отношений, так возросшая за последнее время, исчезла, казалось, за эти несколько мгновений.

Помещение в основании башни, сложенной из таких огромных камней, что ни время, ни упорно проталкивающиеся повсюду корни деревьев были не в силах ее разрушить, оставалось относительно целым и защищало от ветра. Широкие пологие своды поддерживали низкий, выложенный камнем потолок, и комната из-за этого походила на пещеру. В дальнем конце между грубо отесанными плитами зияла большая трещина, служившая неплохим дымоходом.

Накануне, в вечер приезда, когда все ввалились сюда, мокрые и замерзшие, Дерник, обстоятельно рассмотрев дыру, быстро сложил грубый, но вполне пригодный очаг из булыжников.

– Сойдет! – решил он. – Не очень красивый, конечно, но несколько дней послужит.

И теперь, когда Волк, Гарион и тетя Пол вошли в зал, в очаге уже ярко горел огонь, отбрасывая колеблющиеся тени на низкие своды и излучая благословенное тепло. Дерник, в тунике из коричневой кожи, складывал дрова у стены. Бэйрек, огромный, рыжебородый, позвякивал кольчугой, начищая меч. Силк, одетый в рубашку из неотбеленного холста и черный кожаный жилет, лениво растянулся на тюках, бросая от нечего делать игральные кости.

– Хеттар не появился? – поднял глаза Бэйрек.

– Слишком рано еще, – ответил Волк, подходя к очагу.

– Почему бы тебе не сменить башмаки, Гарион? – предложила тетя Пол, вешая синий плащ на колышек, вбитый Дерником в трещину на стене.

Гарион снял узел с вещами и стал в нем рыться.

– И носки тоже, – добавила она.

– Туман рассеялся? – спросил Силк господина Волка.

– Ни чуточки.

– Если мне удастся уговорить вас отодвинуться от, очага, я займусь ужином, – неожиданно деловито объявила тетя Пол, вынимая окорок, каравай ржаного крестьянского хлеба, мешок сушеного гороха и с дюжину дряблых морковок.

* * *

На следующее утро после завтрака Гарион натянул камзол, подбитый овечьим мехом, застегнул пояс с мечом и отправился в затянутые туманом развалины высматривать Хеттара. Такое задание он дал себе сам и был благодарен друзьям – ведь ни один не упомянул, что в этом нет необходимости.

Пробираясь через покрытые слякотью улицы к разрушенным западным воротам города, он изо всех сил пытался изгнать из головы невеселые мысли, так омрачившие вчерашний день, поскольку ничего не мог предпринять в этих обстоятельствах и только попусту изводил и мучил себя.

Но к тому времени, как Гарион добрался до ворот, он все же чуть успокоился.

Стена немного защищала от ветра, но липкая сырость все же забиралась под одежду, а ноги успели замерзнуть. Дрожа от озноба, Гарион тем не менее приготовился ждать. Уже в нескольких шагах ничего нельзя было разглядеть из-за тумана; оставалось только прислушиваться. Постепенно удалось различить звуки: шорохи в лесу за стеной, стук капель, срывающихся с деревьев, шлепки соскальзывающих с ветвей снежных комьев, ритмичное постукивание дятла, трудившегося над сухим стволом.

– Это моя корова! – внезапно раздался совсем близко чей-то голос.

Гарион замер и весь обратился в слух.

– Тогда не выпускай ее со своего пастбища, – посоветовал другой.

– Это ты, Леммер? – спросил первый.

– Да, а ты – Деттон, так ведь?

– Не узнал тебя! Давно не виделись!

– Года четыре-пять, по-моему, – решил Леммер.

– Ну как идут дела в вашей деревне? – полюбопытствовал Деттон.

– Голодаем. Все отобрали за налоги.

– Мы тоже. Едим древесные корни.

– Этого мы еще не пробовали. Варим кожаные вещи: пояса, башмаки.

– Как твоя жена? – вежливо спросил Деттон.

– Умерла в прошлом году, – глухо, бесстрастно ответил Леммер. – Господин наш забрал моего сына в солдаты, и вскоре в каком-то сражении он был убит. Говорили, что при осаде крепости мальчика облили кипящей смолой. После этого жена перестала есть и вскоре умерла.

– Как жаль, – посочувствовал Деттон. – Такая была красавица!

– Им же лучше, – объявил Леммер, – по крайней мере, больше не мерзнут и не голодают. А какие же корни вы едите?

– Лучше всего береза, – посоветовал Деттон. – Ель слишком смолистая, а дуб – чересчур жесткий. Кладешь в котел еще немного травы, чтобы запах был приятнее.

– Надо попробовать, – решил Леммер.

– Ну мне пора. Господин велел расчищать просеки, и обязательно выпорет меня, если слишком задержусь, – вздохнул Деттон.

– Может, еще увидимся.

– Если останемся живы.

– Прощай, Деттон.

– Прощай, Леммер.

Голоса затихли вдали. Гарион долго еще стоял, не двигаясь, отупев от потрясения; в глазах стыли слезы жалости и сострадания к несчастным. Хуже всего было то, что эти двое даже не роптали, воспринимая все происходящее как обыденную, нормальную жизнь Ужасная ярость сжала горло, и внезапно захотелось напасть на кого-нибудь и бить, бить...

Но тут в тумане вновь послышался какой-то звук. Кто-то пел высоким чистым тенором; в песне перечислялись давно забытые обиды, а припев звал к битве. И гнев Гариона, непонятно почему, обратился на неизвестного: дурацкие стихи о распрях, происходивших сотни лет назад, казались омерзительно непристойными по сравнению с тихим отчаянием двух крестьян; и, не успев ничего сообразить, Гарион вынул меч и слегка пригнулся.

Пение слышалось все ближе, и Гарион различил конский топот. Осторожно высунув голову из-за стены, он смог разглядеть шагах в двадцати молодого человека в желтом облегающем трико и ярко-красном камзоле. Плащ, подбитый мехом, был откинут; длинный изогнутый лук висел на плече, а на поясе болтался меч в красивых ножнах. Рыжевато-золотистые волосы спадали на плечи из-под остроконечной шапочки с пером. И хотя песня была зловеще-мрачной, а голос исполнен страстного отчаяния, ничто не могло стереть дружелюбно-открытого выражения с юношеского лица.

Гарион злобно уставился на пустоголового аристократа, совершенно уверенный в том, что этот поющий болван в жизни не ел никаких корней и уж точно не скорбел о жене, уморившей себя голодом с тоски и печали.

Незнакомец повернул лошадь и, все еще продолжая петь, проехал через разрушенную арку в ворота, около которых сидел в засаде Гарион.

Гариону обычно совсем не была свойственна воинственность, и при других обстоятельствах он, возможно, повел бы себя совсем иначе. Но, к сожалению, вызывающе одетый незнакомец появился в совершенно неподходящее время. Гарион быстро изобрел план, все преимущество которого заключалось в простоте, и, поскольку препятствий к осуществлению не оказалось, все сработало просто восхитительно – до определенного момента. И как только молодой человек появился в воротах, Гарион, выскочив из укрытия, схватил его за плащ и стащил с седла.