Владыка морей ч.1
Шрифт:
А вот хан Шеба терпеть не мог затхлую духоту словенских изб. Он жил в доме лишь зимой, как делал его отец и дед, но весной разбивал шатер, вдыхая полной грудью наполненный травяными ароматами воздух. Княжеские сыновья, что поселились у него пару месяцев назад, поначалу вызывали здесь лишь улыбку. Они не знали, как развести огонь в очаге. Они не умели успокоить коня, да и скакали верхом так, что сыновья самого Шебы только за бока хватались от смеха. И лишь в одном они не уступали людям степи. Они никогда не прощали обиды…
— Кто урод? Я урод? — десятилетний сын хана, который безмерно гордился своим благородным, сдавленным в младенчестве черепом, кинулся на Кия с кулаками. Они только что спокойно бросали камни в горшок, но чего-то не поделили в процессе этой незатейливой игры.
— А ты!
Это было очень обидно. Кий, который лицом удался в мать-богиню, даже побагровел от злости. Он ненавидел, когда его называли так, намекая, что мужчине не пристало иметь лицо, тонкостью черт напоминавшее неизвестного здесь Аполлона, чья статуя стояла в отцовском дворце. Одно время даже слухи ходили, что княгиня согрешила с каменным богом, и статую ту убрали куда-то в чулан, с глаз долой. Дурным, как деревянная табуретка, служанкам, видимо, не о чем было больше языки почесать.
Три года разницы — это очень много, но княжича учили лучшие бойцы. Учил его и сам отец, и науку ту мальчишка постигал легко и охотно, проваливаясь в кураж драки с головой. Десятилетний ханский сын по сравнению с ним был увальнем, а потому пропустил хлесткий удар ногой под колено и рухнул на землю, закрывая голову от множества коротких и точных ударов.
— Девка? Это я девка? На! Получи! — хрипел Кий, потчуя того острыми кулаками. Он так увлекся, что не заметил, как к его противнику подбежали другие мальчишки, которые городских задавак тоже не сильно жаловали. Тут уже ему пришлось туго, и удары посыпались на него со всех сторон.
— Убью, суки косоглазые! — Владимир, вырвав из земли кол, к которому крепился войлок юрты, понесся на тех, кто колотил его брата.
— Ты чего лезешь? — заорали те на него. — Положи палку, дурень, не то и тебе сейчас всыплем! Он нашего брата уродом назвал!
— Да потому что вы уроды и есть! В зеркало посмотритесь! — сплюнул Владимир и ударил колом ближайшего к нему пацана. В завязавшейся драке и ему изрядно досталось, и вскоре он стоял спиной к спине с Кием, подняв руки в бойцовской стойке. Кол у него отняли и отбросили в сторону, и теперь их окружили, примеряясь, как бы ударить половчее.
— Ты же сам дрался с ним вчера! — не могли понять сыновья Шебы. — Чего приперся тогда?
— Это мой брат! Понял? — дерзко посмотрел на них Владимир. — Только я его бить могу!
— Пошел ты, Вовка! — прошлепал Кий разбитыми в оладьи губами. — Разберемся с этими пастухами, я тебе сам бока намну!
— Давай завтра! — прикинул их шансы Владимир. Он рос на редкость рассудительным парнем. — Сегодня мы с тобой подраться уже не сможем…
Так оно и вышло. Вечером, ворочаясь на жесткой кошме, братья выбирали позу, в которой отбитые бока болели бы не так сильно. Чернильная безлунная темнота упала на степное кочевье, примирив мальчишек. Завтра степняки снова будут играть с ними, как обычно, пока, обогнав в скачке кого-нибудь из детей кагана Святослава, снова не нарвутся на обидное слово. Или пока сами не скажут такое им самим, когда те лихо истыкают метательными ножами ростовую мишень, посрамив при всех ханских сыновей.
— Давай мириться, — предложил Владимир. — Иначе косоглазые нас тут затопчут.
— До осени, — согласился Кий. — Дома все равно не удержусь, поколочу тебя.
— Я тебя сам поколочу, — пробормотал Владимир, прижимаясь к теплой спине старшего брата. Тут было довольно холодно по утрам, и ветер тайком пробирался под полог юрты, кусая ребят за голые пятки, торчавшие из-под кошмы.
— Давай ножами поменяемся, — предложил вдруг Кий. — Ты мой давно хотел, я знаю.
— Давай, — ответил Владимир, понимая, что подраться с братом ему все еще хочется, но прежняя непроходящая обида куда-то ушла. Он больше не злился на него, понемногу растворяя в себе те капли яда, что пролила когда-то в его душу хитроумная мать. — А лучше давай с Кульпой и Юруком поменяемся. И на крови клятву побратимскую дадим. Не такие уж они и уроды, и поуродливей видели. И дерутся знатно.
— Давай, — согласился Кий. — Завтра так и сделаем. А хорошо мы им все-таки сегодня дали! Да, брат?
— Я правильно понимаю,
что вас в кочевье хорошо приняли? — спросил Самослав у сыновей, подозрительно разглядывая похожих на юных волчат мальчишек.Они смотрели дерзко и зло, напоминая ухватками детей мораванских полукровок, которых с раннего детства готовили к битве в тяжелом доспехе. Великой честью для человека степи было служить в том полку, и брали туда далеко не всех. Но те, кого брали, сразу же становились белой костью, военной элитой молодого княжества.
— Как родных приняли, отец, — кивнул семилетний Кий, которому в кочевье оставалось провести всего лишь одно лето. Военное училище уже ждало его с нетерпением. — Мы с ханскими сыновьями побратимами стали.
— Не деретесь тут? — подозрительность все еще не отпускала князя.
— Не без этого, — рассудительно ответил Владимир. — Кулаки-то чешутся.
— С завтрашнего дня начнете с легким мечом работать, — вздохнул Самослав, понимая, что молодую дурь нужно куда-то выпускать. — Но только если оценки будут не ниже четверки.
— Я тебе навешаю! — многообещающе посмотрел на брата Владимир.
— Ха, навешает он! — усмехнулся Кий. — Сначала четверку получи, дурень.
В то же самое время. Александрия.
Очередь к великому логофету Египта приходилось занимать загодя. Стефан не отказывал никому, и попасть к нему было непросто. Он принимал раз в неделю, по пятницам, потому что суббота была священным днем для иудеев, а воскресенье — для христиан всех конфессий. Любой перекос в чью-то сторону тут же порождал ревность и недовольство буйного населения великого города, держать которое в узде было весьма непростой задачей. Именно этим и занимался Стефан, совмещая в одном лице должности главы правительства и градоначальника Александрии.
Юный княжич был сейчас далеко. Он сначала уехал в Пелузий, который должны были в кратчайшие сроки превратить в первоклассную крепость, а затем — в Гелиополь, Бильбаис и Вавилон. С ним же поехали и советники, приставленные отцом. Они долго и тщательно допрашивали Сигурда, единственного во всем словенском войске, кто воевал с арабами. Оборону здесь будут готовить именно для борьбы с этим мобильным, стойким и бесстрашным врагом. И главным в этой обороне станет распределение войск, готовых подойти на выручку, и припасы, которых в каждом городе должно будет хватить как минимум на полгода осады. Впервые за много лет из гавани Александрии корабли с зерном не пойдут в столицу мира. Вся пшеница останется здесь, в Египте, где будут созданы запасы на случай голодных лет. Это было категорическое требование Стефана, который изучил отчетность за последние годы и выяснил, что вывоз зерна был всегда примерно одинаков, в то время как сбор его отличался весьма и весьма сильно. И эта несообразность приводила к тому, что в неурожайный год десятки тысяч людей просто умирали от голода, в то время как огромные баржи везли плод их труда на север, чтобы кормить ненасытную константинопольскую чернь.
Стальная башня, которой казался Сигурд просителям, пугала горожан до дрожи. Наивный же дан, для которого все это было забавной игрой, наслаждался их страхом, иногда издавая негромкий рык из-под клыкастой маски. Ему было ужасно весело, ведь сегодня двое даже за сердце схватились прямо у двери и отправились домой, позабыв, зачем пришли. Да, эта пятница, определенно, удалась.
Хотя нет! Сегодня прием был только до обеда. Ведь сегодня скачки! А это значит, что весь город бросит работу и пойдет на ипподром. Сегодня купец закроет лавку, кузнец потушит горн, а горшечник остановит свой круг до завтрашнего дня. Народ повалит за городскую стену, в цирк, где за словенский грош купит себе право на созерцание любимого зрелища. Словенской монеты было еще немного, но она понемногу вытесняла корявое имперское серебро и медь, уродство которых уже смешило честной народ. Многолетняя борьба с язычеством привела к тому, что навыки резчиков старого Рима были утеряны прочно, и восстанавливались с большим трудом. А еще здесь ввели тотализатор! Горожане делали ставки, удивляясь его мудреной системе. Но, как это всегда и бывает, жадность и глупость не имеют границ, а потому многие, поставив копейку на дохлую клячу, мечтали выиграть целый рубль.