Власов: Восхождение на эшафот

— Но ведь летом прошлого года вам все же позволили создать такой отрад. Помнится, вы даже повели его на задание.

Меандров устало взглянул вначале на Штрик-Штрикфельдта, присутствие которого все же не позволяло ему высказываться, что называется, от души, затем на Власова…

— Во-первых, командовал этими людьми не я, а некий обер-лейтенант СС. Я всего лишь был его заместителем.

— Опускайте детали, — сухо прервал его Власов, которому антинемецкие настроения Меандрова уже начали надоедать. — Отвечайте по существу.

— И потом… нас бросили не против армии, а против партизан. Вот тут и началось…

— Что, собственно, «началось»?

— А то, что против партизан карательствовать мои парни не хотели. Слишком уж недобрую славу нажили себе каратели по нашим деревням-селам. Кончилось тем, что в первый же день, как только нас переправили в район городка Остров, что в Ленинградской области, пятнадцать или шестнадцать бойцов отряда перешло на сторону партизан. Да, перешло, признаю, — обращался он теперь уже к «русскому немцу». — Но это еще не основание для полной ликвидации по-настоящему элитной части.

— Просто этот бунт, этот саботаж ваших бойцов убедил наше командование, что часть к боевым действиям не готова, — скептически обронил Штрик-Штрикфельдт. — И это неоспоримо. Причем не готова, прежде всего, по духу своему, по идеологической нацеленности.

— Но ведь готовили-то нас, ядр-рена, для борьбы не с партизанами, а с армейскими частями, отрядами НКВД.

— Где бы вы ни базировались, рядом всегда оказывались бы партизаны, которые делали бы все возможное, чтобы истребить вас. И что, во время каждого нападения вы бы объясняли им, что с партизанами не воюете, дескать, держите нейтралитет?

— Это была бы иная ситуация, — огрызнулся Меандров. — Германские штабы сразу же дали нам понять, что намерены использовать нас лишь как карательно-полицейское подразделение. Это вызвало сильное неудовольствие.

— Давайте сразу же уточним, — вновь осадил его Власов, — мы готовимся для борьбы против всех, кто выступает в защиту коммунистов и Советов. Поэтому попытка властей нацелить ваш отряд на борьбу с партизанами не может служить оправданием дезертирству. Вот так-то, в стремени, да на рыс-сях.

— Не может, понимаю, — окончательно помрачнел и столь же окончательно сник Меандров.

— И потом, объясните мне: вы-то сами, оказавшись в тылу у красных, каким образом намерены были действовать? Как армейская часть? В открытом бою, в окопах? Или все же диверсионно-партизанскими методами? То есть теми же методами, которыми действовали против вас партизаны в районе Острова. Так где же приобретать опыт, как не в антипартизанских акциях? И при этом вы еще пытаетесь оправдывать своих несостоявшихся диверсантов.

В комнате воцарилось неловкое, томительное молчание. Напрашиваясь на встречу с Власовым, полковник был уверен, что тот безоговорочно поддержит его. Немцы отступают на всех фронтах, а значит, действовать мелкими группами диверсантам будет трудно и бессмысленно. Понадобятся более крупные подразделения, способные объединять вокруг себя людей, недовольных Советами, поднимать региональные восстания. Именно поэтому он и предлагает создать целую десантную бригаду.

— Ну что ж, — нарушил затянувшееся молчание Меандров, — выходит, я опять не вовремя, опять не у дел?

— Позвольте, господин генерал, — неожиданно вмешался в их разговор Штрик-Штрикфельдт, — насколько мне известно, в свое время Русский комитет принял решение создать офицерскую школу РОА.

— Хотя офицеров и генералов у нас в освободительном движении и так хватает, — заметил Власов, — и красных, и белых.

— Уверен, что господин Меандров — один из тех, кто вполне мог бы возглавить школу. В том числе она могла бы готовить и офицеров для десантно-диверсионных частей, что можно было бы предусмотреть специальной программой обучения.

Власов настороженно взглянул на капитана. Ему неясно было: то ли тот высказывает свое личное мнение, то ли его устами уже глаголет кто-то из Генштаба вермахта. Обычно немцы любили ссылаться на любой авторитет, любого начальника, даже если в этом не было особой необходимости, — лишь бы подчеркнуть, что приказ или идея исходят свыше. Но так вели себя другие, только не Штрик-Штрикфельдт.

Вот и на сей раз капитан вермахта не стал уточнять, от кого именно исходит это предложение, а потому Власов тоже решил не рисковать. Чем черт не шутит — вдруг из этого полковника действительно получится прекрасный начальник офицерской школы!

— А что, такая школа действительно создается? — только для того и спросил Меандров, чтобы подчеркнуть, что его инициативы в этом предложении нет.

Вместо ответа Власов извинился и попросил его выйти на пару минут за дверь, объяснив, что ему с капитаном следует посоветоваться. Меандров с сожалением взглянул на сервированный стол, словно не верил, что ему удастся вернуться сюда, но все же покорно вышел.

— Итак, у нас есть возможность прямо здесь и сейчас решить один из важных кадровых вопросов в высшем эшелоне освободительной армии, — взял инициативу в свои руки Штрик-Штрикфельдт, — Кандидатура названа: полковник Меандров.

— Согласен, что, в общем-то, лучшего офицера-строевика, с фронтовым опытом и командирской практикой, нам вряд ли удастся сейчас подыскать, — дипломатично согласился Власов. — Хотя в принципе можно было бы назначить кого-либо из моих генералов. Потому что каждый из них — в стремени, да на рыс-сях.

Штрик-Штрикфельдт разочарованно посмотрел на командарма и великодушно улыбнулся.

— И вы сумеете назвать имя этого генерала?

— Надо бы подумать.

— Действительно, стоит подумать. Причем не только о другой кандидатуре, но и о том, нужно ли сейчас ударяться в поиски этой «другой» кандидатуры. Вы ведь сами только что сказали, что «лучшего офицера-строевика с фронтовым опытом и командирской практикой» нам вряд ли удастся найти.

— Не отрицаю, говорил.

— И еще одно: если вы готовы издать приказ о назначении Меандрова, то с командованием его кандидатуру я согласую очень быстро, поскольку о ней уже состоялся определенный обмен мнениями. А вот удастся ли столь же быстро согласовать кандидатуру, которая будет названа вами, этого я не знаю.

Власов снял очки и долго, нервно протирал стекла толстыми, огрубевшими крестьянскими пальцами. Он так и не смог понять, почему все уперлось в кандидатуру Меандрова. То ли капитану попросту навязали ее, то ли он сам по каким-то причинам заинтересован, чтобы во главе офицерской школы оказался именно этот русский? Не найдя ответа, командарм попросил капитана вновь пригласить Меандрова.