Власов: Восхождение на эшафот

И тогда Буняченко пошел на хитрость. Он приказал подогнать к мосту несколько санитарных машин и через начальника своей медчасти провел переговоры с начальником охраны. Он просил пропустить только санитарные машины, в кузовах которых якобы находится и несколько офицеров, нуждающихся в срочной госпитализации.

Доводить этих офицеров до гибели лейтенант, командовавший охраной моста, не рискнул, а посему приказал саперам разминировать одну часть моста, чтобы по ней могли проехать санитарные машины. Но вслед за последней «санитаркой» на мост зашли русские танки с бойцами разведроты на броне, которые десантировались на том берегу и не оставляли без присмотра немецкую охрану до тех пор, пока в аллюрном порядке по мосту не переправился весь состав дивизии [97] .

97

Здесь интерпретируются реальные события, связанные с переброской частей 1-й дивизии РОА на левый берег Эльбы.

После этого Шернер, уже успевший доложить в штаб Верховного командования о самоуправстве власовцев, вновь потребовал, чтобы Буняченко явился к нему, в штаб группы войск. Однако тому уже было не до Шернера, он стремился как можно скорее достичь пределов Чехии, где мог рассчитывать на поддержку Власова, Ашенбреннера, а также других частей РОА. Тем не менее немецкое командование нашло способ усмирить «взбесившуюся дивизию»: оно попросту сняло русских с довольствия. Лишь когда все запасы продуктов были исчерпаны, Буняченко дал согласие вновь отправиться на фронт, чтобы сражаться против красноармейцев в Южной Моравии, в районе Брно, то есть уже в Чехии, а значит, под командованием Власова.

То ли немцы искренне «купились» на это обещание, то ли рассудили, что проще накормить его воинство, чем получить у себя в ближнем тылу двадцатитысячную группировку русских войск, доведенных голодом до крайнего отчаяния, — сказать трудно. Фактом остается лишь то, что, получив продовольствие, Буняченко отказался вести свое войско по чешским Судетам в направлении Брно, а вместо этого уже 27 апреля повел его в сторону… Праги!

Через майора Швеннигера комдива предупредили, что если он не остановит движение своей «взбесившейся» дивизии, то Шернер прикажет заутюжить ее танками. Сам новоиспеченный фельдмаршал попытался воздействовать на Буняченко через генерала Ашенбреннера, который, в свою очередь, пробовал образумить генерала с помощью грозного письма. Вот только все эти угрозы никакого впечатления уже не производили.

34

Остановила же свое движение «взбесившаяся дивизия» лишь в живописной долине какой-то речушки, всего в пятидесяти километрах к юго-западу от чешской столицы. Самое время было передохнуть после столь длительного и опасного марша, привести в порядок солдат и технику, а главное, осмотреться и, вместе с Власовым и другими членами президиума КОНРа, решить, что делать дальше, учитывая, что советские войска подходили все ближе и ближе.

И кто знает, как развивались бы дальнейшие события, если бы в штаб Буняченко неожиданно не прибыли трое одетых в гражданское офицеров теперь уже несуществующей чешской армии. Представившись членами штаба Пражского восстания, они поведали комдиву, что пражане восстали и, пользуясь внезапностью, а еще тем, что гарнизон в городе оказался небольшой, повстанцы сумели захватить несколько столичных районов. Однако стало известно, что немцы начали подтягивать к городу эсэсовские части, кроме того, командование гарнизона пригрозило, что если повстанцы тут же не сложат оружие, все они будут истреблены, а старая, историческая часть Праги разрушена. Вот парламентеры и просили Буняченко срочно ввести свои части в город и помочь восставшим.

Тот подспудно чувствовал, что история неожиданно уготовила ему совершенно немыслимую в его положении роль — «спасителя Праги». Но в то же время он понимал, что у него и так слишком много врагов: красные, англичане, американцы, французы, чешские партизаны, которые бродили вокруг его стана, словно шакалы, угрожая подстрелить или захватить для казни всяк отбившегося от «стада». Превращать в этой ситуации в своих врагов еще и немцев — означало бы самоубийство. Тем более что Шернер, Буссе и прочие только и ждут случая, чтобы наконец-то расправиться с командиром «взбесившейся дивизии». Стоит ли удивляться, что, пригласив к себе командиров стрелковых полков Сахарова, Архипова, Артемьева и Александрова-Рябцова, командира артиллерийского полка Максимова и полка снабжения Герасимчука, а также начальников полковых штабов и командиров отдельных подразделений, — комдив так и сказал им:

— Не резон нам теперь воевать, полководцы вы мои, ни против тех, ни против этих. Поэтому спасибо пражанам за оказанную честь, но придется им сказать, что это уже не наша война, а главное, не наша генеральная линия. В реальности же линия у нас теперь одна — хитрить, выжидать и бороться только за выживание. А там время покажет.

Он был уверен, что «полководцы» тут же поддержат эту его генеральную линию на выживание, как поддерживали во время ухода с позиций на Одере и во время всего «марша на Богемию».

Но тут произошло то, что неминуемо должно было произойти. Поскольку парламентеры не ушли из расположения дивизии, а продолжали навязчиво общаться с офицерами и солдатами, призывая братьев-славян прийти им на помощь против давнего общего врага, то выяснилось, что несколько рот уже «распропагандированы», как это случалось в царской армии во время революции.

Там уже бурлили страсти, и все больше солдат рвалось в бой, в надежде, что, помогая восставшим пражанам, они не только отведут душу в боях с немцами, расплачиваясь с ними за все лишения и обиды, но и заслужат, таким образом, прощение у себя на родине. Уловив этот нюанс, чешские парламентеры горячо заверяли легковеров, что чешское правительство, которое уже создается в Праге, заступится за них, «власовцев», перед советским правительством, а какой-то части, возможно, и предоставит политическое убежище в самой Чехии.

Даже понимая, что большая часть дивизии может выйти из-под контроля и двинуться на Прагу без его согласия, под командованием своих «полководцев», Буняченко еще готов был тянуть время. Он связался с Власовым, Ставка которого находилась неподалеку, в селении Сухомасты, но командарм тоже стал хитрить. Командарм понимал, что время вермахта и частей СС истекает, и неплохо было бы приписать себе еще и славу спасителя Праги, города, в котором и был основан Комитет освобождения народов России, но, с другой стороны, он все еще опасался лишаться своего последнего союзника и «кормильца». Поэтому он избрал ту же тактику, что и во время «Богемского марша» дивизии: не приказывать, но и не запрещать.

Единственное, в чем Власов и Буняченко сошлись абсолютно твердо, — что самое время показать англо-американцам: не такие уж они, войска КОНРа, верные союзники немцев, как это кажется на первый взгляд. В любом случае, спасение Старой Праги от разрушения им зачлось бы, если уж не на этом, то на том свете.

Окончательное же решение подсказали сами американцы. Вернувшись 5 мая после встречи с ними, делегация во главе с полковником Азбергом была крайне разочарована и возмущена. Ни в какие переговоры с КОНРом о будущем союзничестве Объединенное англо-американское командование вступать не намерено. Наоборот, не желая портить отношение с Советским Союзом, оно жестко требуют: власовцы должны сложить оружие и, уже в качестве военнопленных, ждать решения высшего объединенного командования. Притом, что решение это может быть только одним: всех советских граждан передать советским властям, ибо таково требование Ялтинских соглашений.

Именно так все и было изложено в бумаге, которую американцы вручили Азбергу для ознакомления с ней руководства КОНРа и командования РОА. Тут уж вскипел и сам Буняченко. К вечеру того же дня его полки уже были на окраине Праги. Частью истребив, а частью разогнав заслоны на окраине города, полк Александрова-Рыбцова завязал бой с охраной военного аэродрома в Рузине, где стояли готовые к вылету немецкие истребители нового поколения Ме-262.

Офицеры аэродромной охраны знали, что части 3-й американской армии генерала Патона застряли в районе Пльзеня, считая невыгодным для себя брать штурмом Прагу, которая по условиям договора должна достаться «красным». В то же время передовые части самих красных пребывали в ста двадцати километрах восточнее Праги. А вот откуда взялись русские, совершившие налет на аэродром, это понять было непросто. После получасового боя, при котором охране аэродрома пришлось драться в полном окружении, под плотным стрелковым и минометным огнем, два батальона власовцев — капитана Кучинского и капитана Будерацкого — ворвались на территорию аэродрома. Несколько ближних перестрелок, и вот уже в районе казармы и технических сооружений бойцы РОА сошлись с немцами в упорной штыковой атаке, которую со временем исследователи назовут последней штыковой атакой Второй мировой.

После того как был сожжен последний из остававшихся на аэродроме самолетов, полк ринулся на помощь бойцам Архипова. При поддержке чешских партизан власовцы стремительными атаками овладевали мостами через протекавшую через весь город Влтаву, выбивая при этом немцев из предмостных укреплений и ближайших зданий. К концу дня значительная часть центральной части города уже оказалась в руках взбунтовавшихся русских и восставших чехов, но в это время из штаба Пражского восстания Буняченко, тоже перенесшему свой штаб в город, сообщили, что к Праге подходят части войск СС. Комдив тут же направил свой резервный полк на окраины города, чтобы, вместе с отрядом чехов, преградить путь эсэсовцам, в то время как мобильные группы уже взрывали автомобильные и железнодорожные мосты в окрестностях города.