Власть книжного червя. Том 4
Шрифт:
— То, в каком состоянии находится Писание Суверении не имеет никакого отношения к Эренфесту, — продолжал Фердинанд. — Тебе не нужно беспокоиться о действиях Столичного храма или Верховного командующего. Разжигать конфликт между ними или тушить его — это долг короля. Если быть честным, то сейчас меня беспокоишь только ты.
Точное понимание того, что мы должны делать, принесло мне облегчение. Я беспокоилась о том, что ситуация вышла из под контроля, но кажется, до тех пор, пока я доверяю все Фердинанду, то все хорошо.
— Хорошо, — сказала я. — Я оставлю все на тебя и буду
— Я не мог рассчитывать на большее.
***
Мы закончили нашу беседу, утреся еще некоторые детали и ровно к третьему колоколу на следующий день пришло время для нашей встречи по поводу расследования. Столы стояли так же, как и во время предыдущей встречи, но на этот раз рядом с Иммануилом сидел Верховный Епископ столичного храма. Я не могла ошибиться на счет его личности, ведь он был одет в те же белые одежды, к которым я так привыкла. Словосочетание “Верховный епископ” всегда напоминало мне о Безеванце, но этому человеку было все лишь около сорока, он был в самом расцвете сил.
— Это Верховный Епископ столичного храма — Релихион, — представил мужчину Иммануил. — Он принес с собой Священное писание Суверении.
После того, как мы обменялись приветствиями, можно было приступать к обсуждению. Раублют встал и громким голосом объявил, что мои слова во время прошлой встречи потребовали продолжения расследования, чтобы доказать действительно ли Священное писание Столичного храма неполное.
— А теперь, — сказал Раублют. — Для начала продемонстрируйте нам Писание Эренфеста.
— У меня есть возражение, — Фердинанд поднялся со своего места с Писанием в руке.
— Какое? — с удивлением переспросил Раублют.
— В приглашении, которое я получил, говорилось, что мы собрались сегодня для того, чтобы убедиться, что ни один ученик Эренфеста не нарушил королевский закон во время прошедшего инцидента с тернисом, — на лице главного жреца застыла вежливая улыбка. — Цель этой встречи не в том, чтобы искать какие то потенциальные недостатки в Священном писании хранимом в Столичном храме. Поэтому мне кажется, что я по ошибке пришел на какую то другую встречу.
Хм… Если я была там, сидела на месте командира рыцарей, то скорее всего я бы услышал от него что-то вроде “Дура, ты забыла зачем мы здесь собрались?”
Фердинанд с улыбкой посмотрел на Раублюьта, всем своим видом давая понять, что Эренфест не имеет никакого отношения к столичному храму.
Раублют усмехнулся, но все же отступил.
— Вы правы. А теперь продемонстрируйте нам свое Писание, чтобы мы могли доказать, что Эренфест никоем образом не нарушал установленного королевской семьей закона.
— Как пожелаете, — кивнул Фердинанд, выступая вперед и кладя наше Писание перед Раублютом. На его лице была его фирменная фальшивая улыбка для контакта с дворянами, и от этого зрелища мне было даже жутко. — Розмайн, открой замок.
Оперевшись на руку Хиршур, я слезла со стула и вставив ключ в замок, открыла Писание. Написанный маной текст и магический круг воспарили над страницами, как и в прошлый раз.
— Пустые страницы, — прямолинейно и скривив недовольное лицо, сказал Раублют. У Хиршур, которая стояла рядом,
было почти такое же выражение лица. Я могла сделать вывод, что она тоже не видела содержимое.— Боги! — завизжала Фрауларм. — Мы довели все до этого разбирательства, а ты приносишь на него поддельную книгу?! Это святотатство!
— Ясно… — сказал Фердинанд, даже не пытаясь скрыть своего раздражения, а после он бросил на женщину злобный взгляд. — Я поначалу думал, что уровень выпускников упал после гражданской войны, но теперь я вижу, что проблема заключается первую очередь не в учениках.
Я была согласна с его оценкой, но хотела бы, чтобы он был мягче в своей критике к ней. Фрауларм, несомненно, выместит свою злость из-за этого оскорбления на мне, как на его ученице.
— Заткнись, — продолжил Фердинанд. — Некомпетентные дураки, которые не умеют молчать, до тех пор, пока не узнают всех деталей, только мешают. А теперь вернемся к обсуждаемому вопросу… Тот факт, что страницы кажутся пустыми вполне естественен. Ведь Священные Писания могут читать только те, кто получил разрешение от Верховного епископа, владеющего этим экземпляром.
— Тогда дайте разрешение всем здесь присутствующим, — нетерпеливо влезла Хиршур.
— Это невозможно, — отрезал Фердинанд, руша все надежды одной короткой фразой и улыбкой. — Только те, кто имеет отношения к храму имеют право читать эти Писания.
— Почему? Что ты имеешь в виду?!
— Боги! — тут же поддакнула Фрауларм.
Фердинанд посмотрел на удивленных профессоров и тихим голосом продолжил.
— Эти Писания не предназначены для того, чтобы их выносили из храма.
— Но…
— Я уверен, что показать их узкому кругу избранных будет достаточно. Принцу Хильдебранду, как независимому судье, командору Раублюту, который участвовал в охоте и уже знающему заклинание, а также представителям храмов.
— Лорд Фердинанд! — закричала Хиршур. По отчаянию в ее глазах я была более чем уверена, что она готова закричать “Не будь таким злюкой!”
Фердинанд вздохнул:
— Поскольку молитва Богу Тьмы имеет эффекты аналогичные свойствам черного оружия, было бы неразумно свободно распространять знания о ней. Это прекрасно, что профессора Академии все еще не лишены любознательности, но это ситуация отличается.
Заклинанию черного оружия обучали только рыцарей из герцогств, где его использование абсолютно необходимо. Даже ученые, которые хотели бы исследовать заклинание, не могли изучить его без разрешения короля. Иными словами аргумент Фердинанда был вполне разумен, и как бы эти безумные ученые не хотели бы возразить, они не могли этого сделать.
— Розмайн, — Фердинанд снова обратился ко мне. — Дай разрешение.
Я кивнула, а после сказала:
— Я разрешаю принцу Хильдебранду, лорду Раублюту, епископу Релихиону, Иммануилу и лорду Фердинанду читать Писание.
А теперь… какая будет реакция принца Хильдебранда?
Краем глаза я наблюдала за принцем. Будучи членом королевской семьи он, возможно, сможет увидеть круг. Фердинанд сказал, что это не будет проблемой, но я не могла не волноваться.
— Ох. Теперь я вижу текст, — сказал Хильдебранд.