Власть меча
Шрифт:
– Давай, Дэви…
Он слышал сквозь рев мотора «роллс-ройс» тяжелое дыхание Дэвида. Пуля ударила в крыло, оставив аккуратное круглое отверстие.
– Давай, Дэви!
Рубашка Дэвида была в пятнах пота, раскрасневшееся лицо в грязи. Он догнал самолет и прыгнул на крыло. «Харрикейн» под его тяжестью накренился.
– Ко мне на колени, – крикнул Шаса. – Забирайся!
Дэвид перелез через него, тяжело отдуваясь.
– Я не могу смотреть вперед! – крикнул Шаса. – Бери ручку и управление скоростью, а я займусь рулями направления.
Он почувствовал руки Дэвида на ручке и регуляторе скорости
– Нажми на левый! – крикнул Дэвид прерывисто от усилий, и Шаса на дюйм передвинул левый руль.
В буре рева и пыли мотор заработал на полную мощность, и они запрыгали по полю, двигаясь неровным курсом: Шаса действовал рулями направления вслепую, следуя указаниям Дэвида.
Он не мог смотреть вперед. Дэвид прижимал его к сиденью и совершенно закрывал видимость. Шаса повернул голову и выглянул за край кабины: под ними быстро бежала земля; скорость росла, Шаса быстро выполнял команды Дэвида. Сухие стебли сорго хлестали по крыльям, издавая звуки, почти такие же отвратительные, как свист пролетавших мимо пуль. Теперь в них стреляли все оставшиеся шуфта, но расстояние быстро увеличивалось.
«Харрикейн» ударился о ком земли и подскочил. Толчки и рывки внезапно прекратились: самолет был в воздухе и быстро поднимался.
– Получилось! – крикнул Шаса, потрясенный их достижением, и тут что-то ударило его в лицо.
Снаряд представлял собой ножку чугунного котла размером с большой палец человека. Вылетев из мушкета «Тауэр 1799» [89] под действием горящего черного пороха, он ударил в металлическую раму кабины возле головы Шасы, ножка котла расплющилась и отскочила рикошетом. Вращаясь, потеряв скорость от столкновения с рамой, она ударила сбоку Шасе в лицо. Удар был по касательной, и пуля не проникла в мозг.
89
Длинноствольный мушкет английского производства, производившийся в конце XVIII века.
Шаса даже не потерял сознание. Ему показалось, что его ударили по левому глазу молотком. Голова запрокинулась и ударилась о противоположную стену кабины.
Он почувствовал, как треснула лобная кость. Горячая кровь затопила глаз, и обрывки кожи и плоти повисли, как занавес.
– Дэвид! – закричал он. – Меня ранило! Я ничего не вижу!
Дэвид повернулся, посмотрел Шасе в лицо и закричал от ужаса. Кровь лилась, капала, плескалась, брызги летели Дэвиду в лицо.
– Я ничего не вижу, – повторил Шаса. Его лицо превратилось в красное сырое мясо. – О Боже, Дэви, я ослеп!
Дэвид сорвал с шеи шелковый шарф и сунул Шасе в протянутые руки.
– Постарайся остановить кровь, – перекричал он рев двигателя. Шаса скомкал шарф и прижал к страшной ране, а Дэвид все внимание сосредоточил на том, чтобы доставить их домой; он летел низко, над самыми вершинами коричневых холмов.
Им потребовалось пятнадцать минут, чтобы вернуться на аэродром у Йирга-Алеем. К нему они подлетали, держась вровень с вершинами деревьев. Дэвид посадил «харрикейн» на пыльную полосу и подкатил к ожидающей карете «скорой помощи», которую вызвал
по радио.Шасу извлекли из залитой кровью кабины. Потом Дэвид и санитар наполовину повели, наполовину понесли его к карете; Шаса спотыкался, как слепой. Через пятнадцать минут ему дали наркоз, положили на операционный стол в больничной палатке, и им занялся врач.
Когда Шаса пришел в себя, было темно.
Он поднял руку и коснулся лица. Оно было в бинтах, и Шасу охватила паника.
– Дэвид! – хотел он крикнуть, но получились только невнятные от хлороформа звуки.
– Все в порядке, Шаса, я здесь.
Голос звучал близко, и Шаса ощупью поискал его источник.
– Дэви, Дэви…
– Все хорошо, Шаса, все будет отлично.
Шаса нашарил его руку и сжал.
– Я не вижу. Я ослеп.
– Это всего лишь бинты, – заверил Дэвид. – Врач тобой очень доволен.
– Ты не врешь, Дэвид? – взмолился Шаса. – Скажи, что я не ослеп.
– Нет, не ослеп, – прошептал Дэвид, но, к счастью, Шаса не мог видеть его лицо, когда он это говорил. Лихорадочное пожатие медленно ослабло, а через несколько минут подействовало болеутоляющее, и Шаса снова погрузился в беспамятство.
Всю ночь Дэвид просидел у его койки; даже в темноте в палатке было жарко, как в печи. Он вытирал с шеи Шасы блестящий пот и держал друга за руку, когда Шаса во сне стонал и звал:
– Мама? Ты здесь, мама?
В первом часу ночи врач приказал Дэвиду уйти и немного отдохнуть, но Дэвид отказался.
– Я должен быть с ним, когда он проснется. Именно я должен ему сказать. Хоть это я ему должен.
На рассвете за палаткой завыли шакалы. При первом свете, пробившемся сквозь брезент, Шаса снова пришел в себя и сразу спросил:
– Дэвид?
– Я здесь, Шаса.
– Мне очень больно, Дэвид, но ты сказал, что все будет в порядке. Я помню, ты сказал так, верно?
– Да, сказал.
– И скоро мы снова полетим вместе, правда, Дэви, дружище? Как в прежние времена – Кортни и Абрахамс снова в деле.
Шаса ждал ответа, а когда не услышал, его голос изменился.
– Я не ослеп? Мы полетим вместе?
– Ты не ослеп, – негромко ответил Дэвид. – Но мы больше не полетим вместе. Тебя отправляют домой, Шаса.
– Говори! – приказал Шаса. – Не пытайся щадить меня, от этого только хуже.
– Хорошо, я все скажу. Пуля пробила тебе левый глаз. Врачу пришлось его удалить.
Шаса поднял руку и осторожно коснулся левой половины лица.
– Зрение на правом глазу сохранилось полностью, но на «харрикейнах» ты больше летать не сможешь. Мне жаль, Шаса.
– Да, – прошептал Шаса, – мне тоже.
Вечером Дэвид снова пришел к нему.
– Командир представил тебя к кресту за летные заслуги.
– Как мило с его стороны, – сказал Шаса. – Чертовски любезно.
Они снова замолкли, потом Дэвид опять заговорил:
– Ты спас мне жизнь, Шаса.
– Заткнись, Дэви, не занудничай.
– Завтра утром в транспортной «дакоте» тебя отправляют на побережье. В Кейптауне будешь к Рождеству. Поцелуй от меня Мэтти и младенца, счастливчик.
– В любой день готов поменяться с тобой, – ответил Шаса. – Но когда вернешься, мы устроим тебе торжественную встречу.
– Могу я что-нибудь сделать для тебя? Проси что хочешь, – сказал Дэвид, вставая.