Власть Талисмана

«По мнению Кирхера, вся еврейская мудрость происходит из Египта и была передана через Моисея, посвященного в египетские таинства. В Древе Сефирот мы видим первичный метафизический символ еврейских каббалистов. Оно представляет десять неизменных архетипов, связанных друг с другом двадцатью двумя путями, соответствующими двадцати двум буквам еврейского алфавита. Поскольку Древо Сефирот является универсальной диаграммой, им можно пользоваться как ключом к устройству всех уровней вселенной… На космологическом уровне нижние семь Сефирот соответствуют семи халдейским планетам, а верхняя триада, согласно Кирхеру, — сферам неподвижных звезд». [1200]

1200

67. Ibid., p. 61.

В 1621 году Атанасиус Кирхер, который тогда был молодым членом ордена иезуитов, оказался вынужденным бежать из Германии из-за наступления Тридцатилетней войны. В конце концов он оказался во Франции и поступил в иезуитский колледж в Авиньоне. Блестящий математик и талантливый лингвист, Кирхер испытывал ненасытный интерес ко всему египетскому и в 1635 году получил пост в иезуитском колледже в Риме для изучения иероглифов. В 1638 году Кирхер стал профессором математики, но его научные интересы были широкими и разнообразными. Его слава распространилась так широко, что ученые со всего мира вели с ним переписку, а многие приезжали к нему в Рим — например, английский изобретатель Уильям Гаскойн и французский художник Никола Пуссен, которого он учил искусству перспективы. [1201] Кирхер был коллекционером древностей и основал один из первых европейских музеев, Museo Kircheriano, который сравнивали с «музеем Элиаса Эшмола в Оксфорде». [1202]

1201

68. Ibid., p. 13.

1202

69. Ibid.

Как и Джордано Бруно, Кирхер был «египетским герметистом», который «считал египетское идолопоклонство и политеизм источником не только греческой и римской религии, но и еврейского вероучения». [1203] Кирхер также верил, что Египет является источником всех цивилизаций и, более того, что все древние философии, особенно Каббала, происходят от «египетской мудрости», сохранившейся в герметических сочинениях. [1204] Поэтому Фрэнсис Йейтс называет Кирхера «самым видным наследником герметическо-каббалистической традиции». Йейтс также замечает, что он «много занимался историей Исиды и Осириса, главных египетских божеств». [1205] В своей книге «Эдип Египетский» Кирхер приходит к следующему выводу:

1203

70. Ibid., p. 15.

1204

71. Ibid., p. 18.

1205

72. Frances Yates, Giordano Bruno and the Hermetic Tradition, University of Chicago Press, Chicago and London, 1991, p. 418.

«Божественный Дионисий утверждает, что все сотворенные вещи являются не чем иным, как зеркалами, отражающими лучи божественной мудрости. Поэтому египетские мудрецы считали, что Осирис, передав ший Исиде власть над всеми вещами, исчез из видимого мира и наполнил его собой. Что это может означать, кроме силы невидимого бога, проникающего во все свои творения?» [1206]

Одним из ближайших друзей Кирхера был великий мастер барочной архитектуры Жан Лоренцо Бернини, с которым Кристофер Рен познакомился во Франции в 1665 году при дворе Людовика XIV. Как и Кирхер, Бернини был ревностным иезуитом и в течение всей жизни каждое утро присутствовал на мессе в маленькой церкви II Gesu в Риме, где был похоронен основатель ордена иезуитов Игнаций Лойола. Огромные познания Кирхера в области перспективы и символического использования архитектурных конструкций давали ему много точек соприкосновения с Бренини, и они сотрудничали в работе над несколькими архитектурными проектами по заказу папы римского. Видное место среди этих проектов занимал древнеегипетский обелиск (не путать с ватиканским обелиском, описанным ранее), воздвигнутый ими на пьяцца делла Минерва, где некогда стоял храм Исиды. Это произошло в 1652 году, за тринадцать лет до встречи Бернини с Кристофером Реном в Париже. В тот же год Кирхер опубликовал своего «Эдипа Египетского» — книгу, которая в то время стала бестселлером, читаемым во всей Европе.

1206

73. Kircher, Oedepus Aegyptiacus, Rome, 1652, p. 150; see also Yates, op. cit., p. 418.

Древо Сефирот в описании Кирхера идентично изображениям из Каббалы: десять эманаций, взаимосвязанных двадцатью двумя путями. Но, в отличие от других, Кирхер считал, что каббалистическая мудрость имеет египетское происхождение. Могли ли его идеи о священной символической архитектуре и перспективе каким-то образом повлиять на Кристофера Рена и Джона Эвелина в Англии?

Джон Гривз, пирамиды и Гришемский колледж

Читатели помнят, что Рен был назначен профессором астрономии в Оксфорде в 1661 году, сразу же после реставрации Карла II. [1207] До назначения Рена этот пост занимал Сет Уорд (1649–1660), до Уорда на этом посту работал другой видный ученый по имени Джон Гривз.

1207

74. Рен сменил Сета Уорда, занимавшего этот пост с 1649 года. Уорд был близким другом Джона Уилкинса, и вместе они написали вызвавшую много споров книгу об античных университетах. В 1660 году Карл II снял Уилкинса и Уорда с занимаемых постов и заменил последнего Кристофером Реном. Интересно, что в 1661 году Сет Уорд стал епископом Эксетерским, а в 1668 году Уилкинс — стал епископом Честерским. То были действительно странные времена.

Как и Рен, Гривз ранее преподавал математику в Гришемском колледже в Лондоне. Его служба там продлилась с 1630 по 1637 год, после чего он взял годичный отпуск для довольно необычного путешествия в Египет, главной целью которого было исследование пирамид Гизы. Он надеялся найти «универсальную единицу измерения», зашифрованную в этих монументах. Для этой цели он объединил усилия с итальянским ученым Тито Ливио Буратини, которому покровительствовал не кто иной, как Атанасиус Кирхер. [1208]

1208

75. Peter Tompkins, The Secret of the Great Pyramid, Allen Lane, London, 1973, p. 30.

Хотя Буратини был итальянцем по рождению, он постоянно жил в Польше. Он был одаренным математиком, астрономом и картографом, но его подлинной страстью, как и у Кирхера, был Древний Египет. В конце концов, получив поддержку от Кирхера, Буратини смог поехать туда в 1637 году, незадолго до прибытия Гривза. В своей книге «Пирамидография», опубликованной в 1646 году, Гривз упоминает о Буратини как об «оригинальном молодом человеке из Венеции» и пользуется некоторыми его рисунками и чертежами египетских пирамид. [1209]

1209

76. John Greaves, Pyramidographia or a Description of the Pyramids in Aegypt,London, 1646.

В 1639 году, по возвращении в Англию, Гривз был вознагражден за свои египетские труды должностью профессора астрономии в Оксфорде — той самой, которую впоследствии занял Кристофер Рен в 1661 году. Дэвид Стивенсон, профессор истории Шотландии в университете Св. Андрея обнаружил, что Роберт Морей, главный основатель Королевского общества и первый человек, прошедший обряд посвящения во франкмасоны на территории Англии, тоже был связан с Атанасиусом Кирхером:

«В 1643 году он [Роберт Морей] был возведен в рыцарское достоинство королем Карлом I… Позднее в том же году он был взят в плен имперскими войсками, когда сражался на стороне Франции, и попал в тюрьму в Баварии. В 1645 году он был освобожден за выкуп, но, еще будучи в плену, развивал свои научные интересы в разговорах и переписке с учеными-иезуитами, включая выдающегося математика и герметиста Атанасиуса Кирхера, который считался главным авторитетом по таинствам Древнего Египта». [1210]

1210

77. David Stevenson, The Origins of Freemasonry, Scotland Century 1590–17W, Cambridge University Press, Cambridge, 1988.

Существует еще один общий фактор: сам Гришемский колледж. Многие действующие лица, связанные с Невидимой Коллегией, Королевским обществом и первыми масонскими ложами в Лондоне, имели прямое или косвенное отношение к Гришемскому колледжу, включая Роберта Морея, Джона Уилкинса, Кристофера Рена и Роберта Хука. Происхождение этого колледжа восходит к Томасу Гришему, знаменитому основателю Лондонской Королевской биржи. В 1575 году он завещал свой дом в Бишопсгейте будущему колледжу и оставил средства для его будущего финансирования с помощью доходов от операций с ценными бумагами на Королевской бирже. Идея создания такого колледжа была отчасти «масонской» в том смысле, что Томас Гришем в своем завещании упоминал о семи ученых, назначаемых для чтения лекций по каждому из семи основных предметов. [1211] Действительно, согласно Роберту Ломасу, Гришемский колледж был «главным центром франкмасонства в Лондоне эпохи Реставрации… основанный Томасом Гришемом для поддержки его масонских идеалов просвещения». [1212]

1211

78. The Last Will and Testament of Sir Thomas Gresham,London, 1765.

1212

79. Robert Lomas, The Invisible College, Headline, London, 2001, pp. 154–164.

Могли ли все эти обстоятельства, как и встреча с Бернини в Париже, заставить Кристофера Рена проникнуться герметическо-каббалистическими идеями Кирхера и их применением в геометрической планировке и архитектуре? И если да, могли ли они повлиять на план Рена для архитектурного возрождения Лондона после пожара? Мы можем лишь предполагать такую возможность.

Как ни странно, то же самое можно сказать про Джона Эвелина, который представил свой план «нового» Лондона лишь через два дня после Рена. Эвелин, как мы помним, совершил путешествие в Европу в период с 1643 по 1652 год. Он провел некоторое время в Риме, где проявил живой интерес к Бернини и его работам. [1213] Вполне возможно, что в этом городе, где менее чем за полвека до его визита был сожжен на костре Джордано Бруно, он увидел или узнал нечто, приобщившее его к идеям герметизма и Каббалы.

1213

80. Christopher Hibbert, Rome: The Biography of a City, Penguin, London, 1985, pp. 179–186.

Слияние разных потоков

«Какой выход для дуалистических идей остался после исчезновения катаризма и разгрома тамплиеров в начале XIV века? — спрашивает Артур Гюирдхэм. — Мы можем с уверенностью утверждать лишь одно: к этому времени европейские дуалисты усвоили, что открытое выражение их мнений крайне опасно и грозит непредсказуемыми последствиями». [1214]

Иными словами, если религиозные учения, противоречившие христианской догме, хотели получить шанс на выживание, они должны были уйти в подполье и развиваться скрытно. Мы убеждены, что именно это и произошло и что дуалистические верования эволюционировали за пределами досягаемости инквизиции и историков еще долгое время после официального разгрома катаров и тамплиеров. Нам кажется, что этот процесс получил резкое ускорение и на короткое время вышел из подполья после находки герметических текстов в 1460 году, после чего последовал период почти невероятной открытости, прогресса и революционного мышления. Но герметисты, слишком торопившие события, такие, как Джордано Бруно, погибали за свои убеждения, а более осторожные мыслители терпеливо дожидались лучших времен.

1214

81. Guirdham, op. cit., pp. 91–92.